Аккуратно откинув полы сюртука, стряпчий подсел ко мне на край каменной плиты.
— Это довольно странная история, — сказал он, — и, с вашего позволения, я отвечу прежде на ваш второй вопрос. Вы несколько походите на своего двоюродного брата, господина виконта Алена де Сент-Ива.
— Смею надеяться, сэр, что в сходстве этом вы не усматриваете ничего дурного?
— Спешу вас в этом уверить, — был ответ. — На мой взгляд, наружность виконта едва ли можно назвать приятной. И, однако, когда я узнал, что вы находитесь здесь, и начал вас разыскивать, сходство это мне помогло. А откуда я узнал, где вас найти, — этим по странной случайности мы тоже обязаны мсье Алену. Должен вам сказать, что одно время виконт взял себе за правило сообщать графу де Керуалю о вашей карьере, а с какою целью, об этом предоставляю вам судить самому. Когда он впервые сообщил о вашем… о том, что вы пошли на службу к Буонапарте, старый господин был столь возмущен, что известие это чуть не стоило ему жизни. Но мало-помалу положение несколько изменилось. Нет, я бы даже сказал, порядком изменилось. Нам стало известно, что вы получили приказ отправиться на Пиренейский полуостров сражаться с англичанами; потом — что за храбрость вы были произведены в офицеры, а затем снова разжалованы в солдаты. И, как я уже сказал, мало-помалу граф де Керуаль стал осваиваться с мыслью, что его родич служит Буонапарте, а заодно начал задумываться над тем, отчего другой его родич так прекрасно осведомлен о мельчайших событиях во Франции. И ему пришлось задать себе пренеприятный вопрос: уж не шпион ли сей молодой человек? Короче говоря, сэр, стремясь навредить вам, кузен ваш возбудил весьма тяжкие подозрения противу себя самого.
На этом посетитель мой умолк, взял понюшку табаку и поглядел на меня весьма благосклонно.
— Боже милостивый! — воскликнул я. — Какая странная история, сэр!
— Погодите, то ли еще будет, — сказал мистер Роумен. — Я расскажу вам еще о двух событиях. Первое — это столкновение графа де Керуаля с мсье де Мозеаном.
— Этот, на мою беду, мне знаком, — сказал я. — По его-то милости меня и разжаловали.
— Да неужто? — воскликнул Роумен. — Вот так новость!
— Но мне не приходится на него пенять, — сказал я. — Я сам был виноват. Я шел на это с открытыми глазами. Если тебе поручают охранять пленного, а ты его отпускаешь на волю, надо приготовиться к тому, что тебя уж по меньшей мере разжалуют.
— Вам воздается за это, — сказал Роумен. — Вы исполнили свой долг перед самим собою и главное — перед своим монархом.
— Если бы я думал, что действую во вред своему императору, поверьте, я скорее дал бы мсье де Мозеану сгореть в аду, чем отпустил бы его! Я видел в нем лишь частное лицо, попавшее в беду; я отпустил его из одного только милосердия и желаю, чтобы меня поняли правильно, даже если это мне повредит.