– Мисс Райт, – вздохнул инспектор, растирая в пальцах мятый листок. – Вы ведь узнали заколку?
Только бы голос не дрогнул.
– Заколку, инспектор? – произнесла я с тщательно отмеренным удивлением.
Он вдруг поднялся, шагнул вперед и остановился передо мной. Пахло от него табаком и крепким кофе.
– Переигрываете, – сказал полицейский тихо. – Вряд ли вы могли забыть вещицу, которая едва не стоила жизни леди Сибил. И которую, я уверен, вы узнали.
Он стоял так близко, что видна была даже выпавшая ресница на его щеке.
Теперь у меня язык бы не повернулся назвать инспектора Баррета непримечательным. Хотя, кажется, он намеренно создавал именно такое впечатление. Очевидно, это помогало в его работе.
Но стоило присмотреться, и становилось понятно, что черты лица у него правильные, их немного портили лишь узкие губы да тяжеловатая нижняя челюсть. Серые глаза казались совсем бесцветными из-за контраста с загорелой кожей и каштановой шевелюрой, но взгляд был проницательный и умный. И одет инспектор был с той неброской элегантностью, которой трудно ожидать от полицейского. Хотя вряд ли университетского приятеля мистера Гилмора – кажется, так он представил инспектора? – можно было считать типичным служителем закона. Это не деревенский бобби.
– Хотите сказать, это моя? – поразилась я. – Уверяю вас, она совсем не в моем стиле.
Волосы у меня едва достают плеч, так что закалывать их нет нужды. Разве что носить фероньерку или эгрет, но старой деве это не подобает. Могу представить, как потрясены были бы добропорядочные жители Дорсвуда, укрась я прическу стразами и перьями!
– Перестаньте, – попросил инспектор с досадой. – Мисс Райт, давайте начистоту. У меня есть показания экономки, которая видела эту заколку на туалетном столике вашей племянницы.
Я едва не выругалась вслух. Что, разумеется, совсем не приличествовало женщине моего возраста и положения.
Экономка, миссис Уайльд, походила на строгую гувернантку, из тех, кто увещеваниям всегда предпочитал розги. Эти добротные, но поношенные платья с неизменной старомодной камеей у горла. Прическа волосок к волоску, намертво зацементированная сеткой. Поджатые в вечном неодобрении губы и маленькие глазки, от которых не ускользнет малейшая оплошность. Вечно она шныряла и вынюхивала. Бедные, бедные горничные в доме Хьюзов!
– Не думаю, что… – начала я и осеклась, услышав тихий шорох чьих-то шагов по гравию дорожки.
Наш тет-а-тет с инспектором был нарушен.
– Инспектор? – Роуз переводила взгляд с меня на полицейского. – Что вам нужно от тети Мэри?
Не очень-то приветливо.