. Пользователи размещают отдельные записи, а затем обмениваются комментариями, которые показывают, как Гинзбург и ее тексты становятся толчком к личным воспоминаниям, исповедям, размышлениям и историческим комментариям. Иногда они создают «диалог», сополагая записи Гинзбург. Так, 16 августа 2007 года один пользователь (arpad) разместил фрагмент из текста Гинзбург «Вокруг „Записок блокадного человека“», сделав «запись» из длинного повествования – о том, чем различаются обычная, красивая зима и «непобежденная» (то есть блокадная) зима, когда надо таскать ведра на холоде и во мраке. Другой пользователь (anonymous) 27 сентября 2007 года пишет в сообществе: «Но все равно весна придет», делая эту фразу преамбулой к отрывку из послевоенной записи Гинзбург о великолепии поры, которая наступает перед весной, – «предвесны»
[561]. Второй пользователь, по-видимому, хотел утешить первого, напомнив, что зиму всегда сменяет весна, и генерировал новый, личный смысл, сополагая вырванные из их изначального контекста отрывки и соединяя их в новый повествовательный «сюжет»
[562].
Процесс письма у Гинзбург часто начинался с наблюдений и ведения записей, которые она затем преломляла в расширяющей призме комментария или спрессовывала в форме афоризма, чтобы прийти к мысли с соответствующим наглядным примером или сцене с соответствующей формулой. Ролан Барт в одном из эссе, написанных в третьем лице, рассказывает о характерном для своего мышления «процессе»: «Он редко отправляется от идеи, придумывая для нее образ, – он отправляется от чувственного предмета и надеется найти для него подходящую абстракцию, почерпнутую из интеллектуальной культуры текущего момента»[563]. Гинзбург в книге «О литературном герое» отмечает, что работа над документальной прозой движется по сходной траектории, противопоставляя это художественной литературе или вымыслу:
В сфере художественного вымысла образ возникает в движении от идеи к выражающему ее единичному, в литературе документальной – от данного единичного и конкретного к обобщающей мысли[564].
Тезис Гинзбург, столь близкий к тезису Барта, помогает объяснить, почему ее наблюдения над окружающим миром, а также над общественным и индивидуальным поведением людей (частным и конкретным единичным) часто завершаются формулами (обобщающими мыслями). Ученый с научным складом ума, работающий методом индукции, также начинает с конкретики, а от нее переходит к мысли.
Описывая противоположные процеcсы, которые практикуются соответственно в документальной и художественной прозе, Гинзбург употребляет два разных слова – «идея» и «мысль», относя первую к сфере романа, а вторую – к сфере документальной литературы. Хотя она высоко ценила мысль, укорененную в общественной реальности (в этой связи вспоминается, что она предпочитала Достоевскому Толстого), в этом разграничении обнаруживаются намеки на определенный комплекс неполноценности, возникший в 1930‐е годы, когда она была увлечена идеей романа. В те годы, приходя в отчаяние от того, как трудно придать нужную форму своим текстам, она сетовала, что авторы записных книжек – «импотенты», которые всего лишь идут по пятам за реальностью, в то время как романисты – демиурги, способные творить «целые миры»