Проза Лидии Гинзбург (Ван Баскирк)

Гинзбург Л. Вариант старой темы // Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 269. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002.

См.: Gustafson R. F. Гинзбург’s Theory of the Lyric // Canadian-American Slavic Studies 19, 2 (Summer 1985). Р. 135–139.

Козлов С. Победа и поражение Лидии Гинзбург // Новое литературное обозрение. 2012. № 114. На английском языке: Kozlov S. Lydia Ginzburg’s Victory and Defeat / Trans. Emily Van Buskirk // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities / Eds. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. P. 23.

Гинзбург Л. Записная книжка 1943–1946 гг. // Гинзбург Л. Проходящие характеры: Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 204. Далее я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011.

Гинзбург Л. Торжество заката // Гинзбург 2002. С. 198.

«При всей субъективности это сознание, в сущности, неиндивидуалистично, – оно не смеет уже удивляться собственной конечности» (Гинзбург Л. Мысль, описавшая круг // Гинзбург 2002. С. 574).

Eakin P. J. Living Autobiographically: How We Create Identity in Narrative. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2008. P. xiv; Seigel J. The Idea of the Self: Thought and Experience in Western Europe since the Seventeenth Century. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2005. P. 3.

Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989. P. 32. Эллипсис мой. Тейлор дает следующее определение идентичности: «Моя идентичность определяется обязательствами и идентификациями, очерчивающими те рамки или горизонты, в которых я могу попробовать установить в каждом индивидуальном случае, что хорошо, что ценно, что следует делать, что я поддерживаю либо против чего выступаю. Другими словами, это горизонт, очерчивающий область, внутри которой я способен занимать какую-то позицию» (Ibid. P. 27).

James W. Psychology: Briefer Course. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1984. P. 161–163.

Гинзбург Л. Заблуждение воли // Гинзбург 2002. С. 583.

Гинзбург Л. Торжество заката // Там же. С. 199.

Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. С. 135.

Шаламов В. О прозе (1965) // Шаламов В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5 М.: Терра – Книжный клуб, 2005. С. 144–157.

Хотя Шаламов отвергает «литературщину», его минималистические рассказы имеют некоторые признаки беллетристики: их персонажи (иногда обнажающие свои мысли перед повествователем, что является признаком художественной литературы) движутся в трехмерном мире. Насколько Шаламов далек от Гинзбург, явствует из его заявления: «Анализ „Колымских рассказов“ в самом отсутствии анализа» (Там же. С. 154).

Гинзбург Л. Торжество заката // Гинзбург 2002. С. 198–199.

Folkenflik R. The Self as Other // The Culture of Autobiography: Constructions of Self-Representation / Ed. R. Folkenflik. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993. P. 222.

Мандельштам О. Конец романа // Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. Т. 2. С. 201–205.

Гинзбург 2002. С. 142. Этот важный пассаж я рассматриваю в главе 2.

Я избегаю термина «роман-дневник» из‐за его коннотаций, поскольку он создает впечатление, что перед нами вымышленное повествование в форме дневника. См., например, определение Лорны Мартенс: роман-дневник – это «вымышленное повествование в прозе, которое один повествователь пишет изо дня в день от первого лица, не обращаясь к какому-либо вымышленному адресату или реципиенту» (Martens L. The Diary Novel. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1985. P. 4).

Гинзбург Л. Неопубликованная запись. ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII–IX (июль 1933 – январь 1935). С. 37–38.

Например, Гинзбург пишет: «Новое понимание действительности возможно только когда каждая словесная формулировка добывается из нового опыта» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII–IX (июль 1933 – январь 1935). С. 35–36, 37–38. В записи от 1935 года, критикуя символизм, она пишет: «Слова, пустые, как упраздненные ассигнации, слова, не оправданные больше ни творческими усилиями, ни страданием, ни социальными потрясениями, в свое время положившими основания их ценности» (Гинзбург 2002. С. 125).

Гинзбург 2002. С. 198; из эссе 1958 года «Торжество заката» (цитировалось выше).

«Рассказ о жалости и о жестокости», остававшийся неизвестным, пока я не обнаружила его в архиве, был опубликован в книге 2011 года «Проходящие характеры», составленной Андреем Зориным и мной.

Гинзбург 2002. С. 400.

Там же. С. 201, 269, 344.

Там же. С. 400. Оригинал записи – в ЗК III (1928). С. 61. ОР РНБ. Ф. 1377. Полный текст записи (начинающийся на с. 57 ЗК III) содержит важные размышления о романе, впоследствии опубликованные Гинзбург (см.: Гинзбург 2002. С. 60).

В интервью Людмиле Титовой Гинзбург говорит: «В современной прозе очень возрастает ощущение автора. При этом автор не обязательно должен рассказывать о себе. Он берет слово для разговора о жизни. Не автобиография, но прямое выражение своего жизненного опыта, своего взгляда на действительность» (Движение судьбы. [Интервью с Л. Титовой] // Смена. 1988. 13 нояб. С. 2).

Иоганн Петер Эккерман, друг и личный секретарь Гёте, записывал и публиковал свои разговоры с поэтом. Гинзбург пишет: «Боря: Напрасно ты так редко записываешь свои остроты и афоризмы… Я: Боюсь повредить собственный юмор. Понимаешь, нехорошо, когда человек сам за собой ходит с карандашом и тетрадкой. И вообще, когда каждый сам себе Эккерман» (ОР РНБ. Ф. 1377. Неопубликованная запись, ЗК III (1928). С. 73).

Гинзбург Л. Охват изображаемого // Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 204.

Гинзбург 2002. С. 24. Полный текст записи: «Для того чтобы быть выше чего-нибудь – надо быть не ниже этого самого.

Н. Л., человек с самой благородной оригинальностью, какую я встречала в жизни, говорила:

– Прежде всего нужно быть как все.

Добавлю: все, чем человек отличается, есть его частное дело; то, чем человек похож, – его общественный долг».

Можно предположить, что под инициалами Н. Л. в этой записи скрыта Нина Лазаревна Гурфинкель, ближайшая подруга детства и конфидентка Лидии Гинзбург.

Дневник за сентябрь 1922 года – февраль 1923 года. С. 9–10. ОР РНБ. Ф. 1377.

ЗК III (1928). С. 59. ОР РНБ. Ф. 1377.

Писательская мысль и современность: Что есть что? [Интервью с И. Панкеевым] // Литературная Россия. 1988. 23 дек. С. 8. Гинзбург поясняет, что Пушкин умер, доказывая, что он такой же, как другие: на дуэль с Жоржем Дантесом («фатом и прохвостом»), зная, что Дантес может его убить, он решился, потому что желал поступать в соответствии с поведенческой моделью своей среды, не желал выставить себя поэтом, не снисходящим до таких поступков.

Lucey М. Never Say I: Sexuality and the First Person in Colette, Gide, and Proust. Durham, NC: Duke University Press, 2006.

Первый опубликованный биографический очерк о Гинзбург, начинающийся с описания ее детских лет, написала Джейн Гэри Харрис (Harris J. G. A Biographical Introduction // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 126–145). Хотя в очерке есть несколько неточностей, это ценная первая биография, основанная на интервью Гинзбург и семейных фотографиях из собрания Гинзбург, а также ее опубликованных эссе.

Гинзбург 2002. С. 296.

Наталья Викторовна (дочь Надежды Викторовны Блюменфельд) некоторое время была замужем за знаменитым поэтом Константином Симоновым. Во многих источниках утверждается, что их брак был гражданским. Позднее она вышла замуж за Павла Соколова. К тексту биографии, который хранится в ее архиве в Москве, она предпослала следующее вступление:

«…Берясь за эту работу, я вовсе не претендую на анализ стиля и круга идей Лидии Гинзбург, это сделают без меня другие. Я просто знаю кое-что о Люсе как о человеке и не хотела бы, чтобы это затерялось, ушло вместе со мной. Согласно моим верованиям, крупицы прошлого, пусть даже незначительные, надо сохранять бережно, тщательно. Авось кому-нибудь пригодится.

Местами моя работа напоминает семейную хронику. Что ж, пусть так и будет.

Вспоминания получились клочковатые, отрывочные. По одним периодам у меня больше впечатлений и материалов (записей, писем), по другим – меньше, есть и вовсе провалы. Тут уж ничего не поделаешь» (РГАЛИ. Ф. 3270. Оп. 1. Д. 27). Соколова Наталья Викторовна. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. Материалы к биографии (1990‐е годы, 93 страницы), 2.

История сценического псевдонима Виктора Гинзбурга такова: русское слово «начальник» было сокращено и переиначено так, что получилось «чайник», а «чайник» переведено на английский – «teapot». В результате вышло «Типот».

Отец Лидии Гинзбург умер в возрасте 45 лет 14 декабря (по старому стилю) 1909 года. Он и его брат не только владели фабрикой и лабораторией дрожжей, использовавшихся в пивоварении, но и издавали отраслевую газету «Вестник винокурения». В 6 номере «Вестника винокурения» (от 30 мая 1910 года) на с. 62–67 напечатан некролог Якову Гинзбургу. Краткое извещение о его смерти ранее появилось в 20 номере «Вестника винокурения» (от 31 декабря 1909 года).

В другой части мемуаров Наталья Соколова описывает брата и двух сестер Раисы, о которых у нее сохранились воспоминания: Авенир, Люба и Соня Гольденберг жили вместе в Останкине, которое тогда было пригородом Москвы; туда они переехали в середине 1920‐х годов. Никто из них так и не вступил в брак. Авенир преподавал математику. Сестра Соня умерла до войны, сестра Люба – после войны. Лидия Гинзбург навещала их, когда бывала в Москве, и иногда посылала Авениру деньги. По сведениям Натальи Соколовой, у них была еще одна сестра, которую звали Юльца, любимица Лидии Яковлевны. Она эмигрировала из России вместе с мужем и жила в Чехословакии, детей у нее не было.

Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 3–4.

См. автобиографию Гинзбург, написанную для предоставления в официальные органы (воспроизведена в: Гинзбург 2011. С. 503).

Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 5.

В качестве признака их зажиточности Соколова упоминает тот факт, что мороженое в их доме подавалось на стол в серебряной миске. Однако они были не настолько богаты, чтобы в оперном театре занимать места в ложе (в отличие от Блюменфельдов, бабушки и деда Соколовой по материнской линии). В архивах уцелели фотографии дома, где выросла Гинзбург, – виды из внутреннего двора и с лестничной клетки. По словам Александра Кушнера, в 1980‐е годы кто-то из молодых друзей Лидии Гинзбург съездил туда и привез ей фотографии, чтобы она опознала и прокомментировала эти виды. О гувернантках-немках см.: Гинзбург 2002. С. 393.

См. попытки Гинзбург прочесть рецензию на украинском языке, отраженные в ее письме Борису Бухштабу: Письма Л. Я. Гинзбург Б. Я. Бухштабу / Коммент. и предисл. Дениса Устинова // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49). С. 355.

См.: Соколова Н. Оглядываясь назад… // Вопросы литературы. 1994. № 5. С. 285–292. См. также гл. 3.

Странная, но красноречивая примета того, как сексуальная ориентация Гинзбург могла восприниматься даже близкими родственниками: пересказывая историю об этом несчастном случае, Соколова утверждает, что он мог быть причиной гомосексуальности ее тети (Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 29).

Там же. С. 4. Виктор Типот, учившийся в Дармштадте (Германия) на химика, выбрал лютеранство («аугсбургское вероисповедание Меланхтона, если я не путаю», как называет это вероисповедание Соколова); по словам Соколовой, к тому времени он уже был атеистом и при выборе веры руководствовался прагматическими соображениями. Авенир Гольденберг принял православие, чтобы изучать математику; его сестры последовали его примеру. Там же. С. 7.

Гинзбург 2002. С. 393.

Гинзбург Л. Дневник 1918–1919 гг. ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург 2002. С. 392. Эта запись, опубликованная посмертно, взята из ЗК II (1927). С. 74–77. ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург мало писала о еврейских идентичностях. Исключение – эссе блокадного периода «Еврейский вопрос», опубликованное в: Гинзбург 2011. С. 191–194. В моем переводе на английский оно опубликовано в: Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 353–357. Еще одно исключение – опубликованное посмертно эссе 1989 года, в котором содержатся размышления о том, что Пастернак, Бабель, Мандельштам и другие относились к иудаизму и своей еврейской идентичности по-разному. О себе она пишет в этом тексте так: «Так же, как у меня есть внешние расовые признаки, так, вероятно, есть еврейские черты ума и характера. Но это факт биологический; у меня они не социализированы, не подняты до структурного смысла. И я знаю, что ношу в себе частицу судьбы и мысли русской интеллигенции. А противоречие все же не отпускает…» (Гинзбург 2002. С. 427–428).

Там же. С. 277.

Гинзбург 2002. С. 281.

По-видимому, она жила не в самом городе, а в пригороде Парголово у своей тети Любови Гольденберг. ОР РНБ. Ф. 1377. Дневник 1920–1922 гг. С. 21.

Она продолжает: «Петербург был для меня каким-то поворотным пунктом, кладезем настоящей жизни, фантастическим городом Пушкина и Достоевского, в нем мне мерещились какие-то большие духовные испытания подстерегающие меня творческая тоска. [Вставлено: Я и нашла тоску, но не творческую а скучную мертвую 20 сент. 20 г.] Там все должно было переродиться, начаться. На слово Петербург (Петроград я не люблю) у меня довольно плоская ассоциация. Мне все представлялись какие-то мутно светлые не-то громады не то колонны, как из холодного, серого гранита и тоска, тоска, но в этой тоске и разрешение всего» (орфографические ошибки и архаизмы исправлены мной. – Э. Б. ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Дневник 1920–1922 гг. С. 1).

Например, население города драматично сократилось, поскольку мужчины ушли на фронт (на Первую мировую войну, а затем на Гражданскую), а семьи уезжали в поисках продовольствия в сельскую местность. Во время Гражданской войны войска белых под командованием генерала Юденича недолгое время осаждали город. Примечательные описания холода, голода и страданий в Петрограде во время блокады 1919 года см. в эссе Виктора Шкловского от 1920 года «Петербург в блокаде» или в рассказе Евгения Замятина «Пещера», написанном в 1920 году и опубликованном в 1922‐м (см.: Замятин Е. Собр. соч.: В 5 т. / Сост. Ст. Никоненко и А. Тюрин. Т. 1. М.: Русская книга, 2003. С. 548).

Гинзбург 2002. С. 72. Когда Гинзбург и Типот учились в Одессе, в круг их друзей входил Александр Наумович Фрумкин (его первая жена, Вера Инбер, тоже была другом семьи). По рассказам Гинзбург ее племяннице, Шура Фрумкин говорил о химии так вдохновенно, как мало кто говорит о поэзии (Соколова Н. В. С. 5).

Гинзбург 2002. С. 192.

Там же. Также: ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Дневник 1920–1922 гг. С. 42–43.

Гинзбург 2002. С. 21. Гинзбург бросила писать стихи в возрасте 22 лет, когда выбрала себе профессию и призвание.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Дневник 1920–1922 гг. С. 67.

Там же. С. 128–130.

Гинзбург 2002. С. 41. Запись датирована июлем 1927 года.

Это были Троцкие, позднее Тронские (фамилию они сменили вынужденно, чтобы перестать быть однофамильцами Льва Троцкого). Нина Лазаревна Гурфинкель (1898–1984) была одной из ближайших подруг Гинзбург в детстве и юности. Их дружба продолжалась и после того, как Нина Гурфинкель (ее фамилия писалась латиницей как Gourfinkel) эмигрировала в Париж. Информацию о биографии Нины Гурфинкель и библиографию ее научных работ по славистике см.: Schatzman R. Nina Gourfinkel // Revue des etudes slaves. 1991. 63, 3. Р. 705–723. Гинзбург дружила и со старшей сестрой Нины, Марией Лазаревной, которая вышла замуж за филолога-классика Иосифа Троцкого, позднее сменившего фамилию на Тронский. Эта супружеская пара помогла Гинзбург поступить в Институт истории искусств. Как я узнала от Ксении Кумпан, изучавшей историю Института, в 1922 году прием студентов не был ограничен временными рамками и многие студенты поступили в это учебное заведение в ноябре или декабре. Возможно, Гинзбург даже не экзаменовали. Делу помогло то, что она уже знала французский и немецкий языки. В записной книжке 1929–1931 годов Гинзбург сделала запись, которая подтверждает версию, что ее приему в Институт поспособствовали Тронские: «Милый Коля [Коварский], и он, сам того не подозревая, участвовал в действе моего профессионального воскресения: во-время доклада он встал, чтобы зажечь свет в темнеющей аудитории – это показалось мне лестным; на другой день он пришел к Мар. Лаз. расшаркался и сказал: Позвольте вас поблагодарить за подарок, который вы сделали Инст. Ист. Искусств. В предыдущий же раз он говорил ей, морща свой красивый нос и добродушно улыбаясь: Фу! Знаете, она ужасно не нравится мне, эта ваша девочка» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (1929–31). С. 48).

Интервью Ксении Кумпан.

В последней записи в дневнике за 1922–1923 годы (сделанной в мае 1923 года, на странице 136) двадцатиоднолетняя Гинзбург пишет, что получила объективное подтверждение своих талантов. Более полное описание этого момента она оставила в ЗК V (1929–31), с. 40–41. Доклад был посвящен балладе Готфрида Августа Бюргера «Ленора» в русских переводах Василия Жуковского и Павла Катенина. Гинзбург пишет: «Ни разу больше я не испытала и никогда не испытаю не только ничего равного, но и ничего похожего на то, что я испытала весной 1923 г., когда Тынянов расхвалил „Ленору“, мой первый студенческий доклад. [Вставка с левой страницы: ] Вообще меня много и шумно хвалили в студенческие годы, потом сразу перестали. Так у нас ознаменовывается наступления, если не академической зрелости, то академической взрослости. В последний раз меня хвалили в 26-ом г., за первого „Вяземского“. [Возвращение на правую страницу: ] ‹…› В какой-то степени этот вечер решил мою жизнь. Я не считаю свою жизнь блестяще разрешенной задачей, но во всяком случае я не пошла к чертям, а могла пойти; ходить оставалось не далеко». Датировано: «Ялта, 14 сентября, 1929» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Денис Устинов отмечает, что теоретиком, снискавшим самое большое уважение у учеников формалистов, был Тынянов, хотя Эйхенбаум больше заботился о том, чтобы учить и наставлять студентов (см.: Устинов Д. Формализм и младоформалисты // Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 303.

ОР РНБ. Ф. 1377. Дневник 1922–1923 гг. С. 137–138 (правая и левая страницы).

Гинзбург 2002. С. 56.

Там же. С. 295.

Там же.

До конца 1927 года эта группа продолжала работу под единоличным руководством Эйхенбаума, а затем члены группы порвали с ним, поскольку он переключился на исследование «литературного быта», и продолжили работу самостоятельно, причем другими студентами руководил Виктор Гофман. См.: Гинзбург Л. Проблема поведения // Гинзбург 2002. С. 444–445. См. также: Устинов Д. Формализм и младоформалисты. С. 302–305, 313–314.

В 1926 году Гинзбург окончила Высшие государственные курсы искусствоведения (ВГКИ) Государственного института истории искусств. Она стала научным сотрудником II разряда Отдела словесных искусств ГИИИ и преподавателем-ассистентом ВГКИ – читала курсы и вела семинары по истории русской литературы (см.: Гинзбург 2011. С. 504).

Классическое описание событий см. в: Erlich V. Russian Formalism: History and Doctrine. 3rd ed. New Haven, CT: Yale University Press, 1981 [1955], особенно р. 118–139. Русский перевод: Эрлих В. Русский формализм. История и теория. СПб.: Академический проект, 1996. См. также то, что Кэрол Эни (Carol Any) написала о переживании этого кризиса Эйхенбаумом, в: Boris Eikhenbaum: Voices of a Russian Formalist. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994. Р. 80–103.

Эйхенбаум тоже был временно отстранен; это стало последствием состоявшегося в марте 1927 года «диспута» между основными лидерами формалистов и некоторыми марксистами, представителями университета. Об истории взаимоотношений Гинзбург с университетом в те годы см. комментарий Дениса Устинова в публикации «Письма Л. Я. Гинзбург Б. Я. Бухштабу» (С. 345, 385–386). См. также: Российский Институт истории искусств в мемуарах / Сост. И. В. Сепман. СПб.: РИИИ, 2003. С. 266. О диспуте с марксистами см. публикацию и примечания Дениса Устинова: Материалы диспута «Марксизм и формальный метод» 6 марта 1927 г. // Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 247–278. Словосочетание «ввиду недостаточного применения марксистского метода» можно найти в комментариях Дениса Устинова к письмам Гинзбург к Бухштабу (С. 345). Он приводит ссылку на архивные материалы: ПФА РАН. Ф. 302. Оп. 2. Ед. хр. 62. Л. 14, 16.

Статья Гинзбург называлась «Опыт философской лирики (Веневитинов)» и была опубликована в сборнике «Поэтика», составленном В. Жирмунским (Л.: Academia, 1929. С. 72–104). Об истории Института истории искусств в этот период его уничтожения см.: Кумпан К. А. Институт истории искусств на рубеже 1920–1930‐х годов // Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде. По архивным материалам. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 8–128. Кумпан пишет: «Судя по известному письму Л. Я. Гинзбург В. Б. Шкловскому от 17 января 1930 г., Малахов на заседании ЛИТО громил сборник „Поэтика V“, в частности опубликованную в нем статью корреспондентки „Опыт философской лирики (Веневитинов)“» (цит. по: Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 315–316; дата на письме 1929 г. – описка корреспондентки, поскольку «Поэтика» в январе 1929 года еще не вышла). В начале 1930 года Малахов был секретарем Словесного отделения, но ни в комиссиях по обследованию, ни в комиссиях по чистке не участвовал, хотя в прессе и ИРКе продолжал громить «формалистов» (см. упоминания об этом: Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 97, 106; Кумпан – Там же. С. 62–63.

См. письмо Гинзбург Шкловскому в: Устинов Д. Формализм и младоформалисты. С. 314. См. также: Савицкий С. Спор с учителем: начало литературного/исследовательского проекта Л. Гинзбург // Новое литературное обозрение. 2006. № 6 (82). С. 129–154.

Запутанные отношения между младоформалистами и их учителями, существовавшие в свете того, что сами формалисты-учителя ориентировались на радикальное новаторство, исследуются Денисом Устиновым в его статье «Формализм и младоформалисты». Дополнительной причиной разрыва, полагала Гинзбург, было ошибочное мнение ее учителей, будто она попала под интеллектуальное влияние Виктора Жирмунского – составителя книги, где была опубликована ее статья о Веневитинове (Гинзбург умоляла Тынянова понять, что она его ученица, а для Жирмунского всего лишь друг). Гинзбург объясняет этот конфликт племяннице в письме, которое процитировано в мемуарах Соколовой. В своем роде это комментарий к найденному Соколовой письму, которое прислала Типоту Лена Гернет, дружившая с ним и его сестрой Лидией:

«В 1930 разбирался конфликт между нами (младшими) и метрами. Причины у него были как исторические (неизбежно наступающий конфликт между учителями и учениками), так и психологические (они сердились на наше сближение с Жирмунскими и Гуковским, мы – на их равнодушие). Словом, налицо было все, чему полагается быть при разрывах любовных и академических.

Я тогда обладала еще способностью к сильным реакциям и реагировала письмами (огромными) – Борису Михайловичу с объяснениями и Шкловскому с объяснениями объяснений. Шкловский, как видишь, даже напугал родственников. От всей истории у меня осталось и хранится письмо Тынянова, весьма сердитое» (Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 42).

В январе 1930 года, откровенно рассказывая Шкловскому обо всем этом, Гинзбург написала: «Для меня война уже кончилась. Ликвидация была для меня глубоко личным внутренним поступком (поэтому и не следовало его опубликовать); она была ликвидацией ученичества, пафоса, годов учения, Института. Никаких внешних результатов она для меня, разумеется, не имеет, никаких внешних обязательств она с меня не сняла. В публичных выступлениях, в печати, в разговорах с посторонними людьми я сейчас также мало считаю себя вправе проявить неуважение, как два месяца тому назад. И это отнюдь не из „благородства“; тем менее из кротости… это потому, что для меня обязательства к традициям переживают обязательства к людям». Письмо Гинзбург к Шкловскому опубликовано Денисом Устиновым в «Новом литературном обозрении» (2001. № 4 (50). С. 315–319, цитата на с. 319). 1929 год в рукописи и публикации указан ошибочно: Гинзбург написала это письмо в январе 1930 года.

См.: Гинзбург 2002. С. 114–115.

См.: Там же. С. 414.

Официальная дата издания – 1932 год, но в записях Гинзбург сообщается, что первые экземпляры поступили в продажу в феврале 1933 года (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933). С. 1, запись датирована 18 февраля 1933 года). Сложности, с которыми столкнулась Гинзбург при работе над этой книгой, я рассматриваю в гл. 2.

Она жила по адресу: канал Грибоедова, 24, квартира 5, на верхнем этаже. Переезд подтвержден письмом Гинзбург Типоту, датированным 21 октября 1928 года (РГАЛИ. Ф. 2897. Оп. 1. Д. 88. Типот Виктор Яковлевич). Соколова в мемуарах утверждает, что братья Гуковские, зная, что их принудят вселить дополнительных жильцов в их квартиру, загодя выбрали соседей по квартире сами: Гуковские «[решили] самоуплотниться (не ждать же, когда жилотдел их уплотнит, вселят кого попало)» (Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 22). Позднее братья Гуковские переехали на Васильевский остров.

Там же. См. также письмо Гинзбург Типоту, датированное 23 марта 1931 года (РГАЛИ. Ф. 2897. Оп. 1. Д. 88).

В ее автобиографии не указано в точности, в каком году она перестала работать руководителем кружка на «Красном треугольнике». См.: Гинзбург 2011. С. 503–505.

Первоначально она планировала написать о «Толстом в 60‐х годах», а затем выбрала другую тему диссертации – о лирической поэзии 30‐х годов XIX века, но так и не воплотила эти планы. В январе 1932 года она написала: «Совсем не так давно, до смешного даже недавно, я впервые выговорила словами, что моя диссертация – книга о поэзии 1830‐х годов – никогда не будет написана» (Гинзбург 2002. С. 99; запись опубликована ею в разделе «1931 год»). Ее планы учебы и исследований, в том числе описание задуманной ею диссертации, опубликованы и прокомментированы Денисом Устиновым (Письма Л. Я. Гинзбург Б. Я. Бухштабу // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49). С. 380–383).

См.: Гинзбург 2002. С. 338–341.

Эта строка из стихотворения Пастернака «Столетье с лишним – не вчера…», где обыгрываются «Стансы» Пушкина 1828 года, цитируется в: Гинзбург 2002 (С. 116–117, 285, 289–290, 514).

Там же. С. 292–293. О нравственных сложностях Гинзбург написала: «Но парадокс в том, что, когда мы сочувствовали, мы были гораздо нравственнее – и в повседневности, и в политических мечтах, – чем потом, когда мы стали понимать и понимание оказалось смесью равнодушия и страха. Мы были нравственнее живым опытом иерархии высшего и низшего, пожертвования высшему низшим, что и составляет сущность этического акта» (Там же. С. 279).

Гинзбург 2002. С. 282.

Там же. С. 289.

Публикуя этот текст в 1989 году в книге «Человек за письменным столом» (Л.: Сов. писатель, 1989), Гинзбург датировала его 1931 годом. Ранее, в книге «Литература в поисках реальности» (М.: Сов. писатель, 1987), она датировала его 1929 годом. По-видимому, вторая дата – исправленный вариант первой.

Гинзбург 2002. С. 336.

См.: Serman I. Writer-Researcher // Canadian-American Slavic Studies Journal 19, 2 (1985). Р. 187–192.

См.: «Никто не плачет над тем, что его не касается»: Четвертый «Разговор о любви» Лидии Гинзбург / Подгот. текста, публ. и вступ. ст. Э. Ван Баскирк // Новое литературное обозрение. 2007. № 88. С. 154–168. См. также гл. 2 и 3 этой книги.

Автограф эссе 1933 года, написан на отдельных листках, вложен в папку вместе с записной книжкой Гинзбург, ЗК VIII-2 (сент. – нояб. 1932). ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург 2011. С. 294, 303.

Оба названия были выбраны Андреем Зориным и мной на основании текстологического исследования.

Гинзбург 2002. С. 285.

Тот факт, что период с 1944 по 1957 год был, по-видимому, труднейшим в профессиональной деятельности и интеллектуальной жизни Гинзбург, подтверждается интервью – например, моими разговорами с Ниной Павловной Снетковой, которая познакомилась с Гинзбург в 1957 году, сразу после публикации ее книги о Герцене. Снеткова работала в отделе Государственного издательства художественной литературы (ГИХЛ), где вышла книга Гинзбург о Герцене (находилось оно на Невском проспекте в доме 28 – «доме Зингера», он же Дом книги).

В 1944–1947 годах Гинзбург была докторантом Института литературы Академии наук СССР. В качестве темы диссертации она указала «Творчество Герцена в 1830–1850‐х годах».

Гинзбург 2002. С. 203.

Интервью с Ксенией Кумпан, лето 2003 года. В Ленинграде Гинзбург вела один семинар в университете (1948–1950), а также читала лекции во Всероссийской академии художеств (1944–1946).

Гинзбург 2002. С. 339. В журнале «Звезда» в 1949 году были опубликованы нападки на Гинзбург; объектом атаки был и Эйхенбаум (см.: Any С. Boris Eikhenbaum: Voices of a Russian Formalist. Р. 195). Михаил Гаспаров записал, как Гинзбург объясняла свое увольнение из Петрозаводского университета: «за то, что она отдавала на откуп буржуазному западу наш реакционный романтизм» (Гаспаров М. Записи и выписки. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 43, цит. по: Лотман Л. Воспоминания. СПб.: Нестор-История, 2007. С. 182).

Гинзбург 2002. С. 338–341.

Там же. С. 294.

См.: Harris. Biographical Introduction. Р. 126. В 1960‐е годы Гинзбург и Шаламов переписывались. Письмо Шаламова имеется в архиве (Оп. 3. Ед. хр. 491. Шаламов Варлам Тих., 21 августа 1966, 1 л). В архиве также есть черновик неоконченного письма Гинзбург Шаламову (ОР РНБ. Ф. 1377. Оп. 3. Ед. хр. 121. Гинзбург Л. Я. Письмо Варламу Тихоновичу Шаламову, 27 июня 1967, 1 л).

Гинзбург употребляет это выражение в «И заодно с правопорядком» (Гинзбург 2002. С. 296).

Эти черты характера (как и другие, в том числе периодические вспышки южного темперамента, определенные страхи и суеверия, связанные со сталинским террором, вкус к еде, сочетавшийся с неумением готовить, типичная петербургская-ленинградская привычка вставать поздно и т. п.) описаны в нескольких интервью, взятых мной в 2003 и 2004 годах у нижеперечисленных друзей Гинзбург, которые были моложе ее: Александра Кушнера, Елены Невзглядовой, Елеазара Мелетинского, Елены Кумпан, Ксении Кумпан, Альбина Конечного, Галины Муравьевой, Алексея Машевского, Николая Кононова, Константина Азадовского, Елены Шварц, Нины Королевой, Ирэны Подольской, Нины Снетковой, Якова Богрова, Ирины Паперно, Джона Малмстада, Уильяма Миллса Тодда III, Якова Гордина, Елены Рабинович, Мариэтты Турьян, Зои Томашевской, Надежды Золиной (телефонное интервью) и других. Среди наиболее примечательных – воспоминания Ильи Сермана, Виктора Эрлиха и Ирины Паперно (Canadian-American Slavic Studies. 1985. 19, 2 (Summer); а также воспоминания Михаила Гаспарова, Андрея Битова, Александра Чудакова, Бориса Гаспарова, Александра Жолковского, Александра Кушнера и Алексея Машевского (Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall); некоторые из этих воспоминаний ранее публиковались в журнале «Литературное обозрение»); воспоминания Александра Чудакова, Сергея Бочарова и Андрея Левкина (Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49)); а также воспоминания Елены Кумпан и Елены Невзглядовой (Звезда. 2002. № 3). См. также: Кумпан Е. Ближний подступ к легенде. СПб.: Журнал «Звезда», 2005. С. 62–104; Лотман Л. Воспоминания. С. 178–187.

В 1955 году Типот написал Гинзбург: «Пришли какой-нибудь образчик твоей фото-деятельности» (РГАЛИ. Ф. 2897. Оп. 1. Д. 88. Типот Виктор Яковлевич. Письма и телеграмма Типота В. Я. Гинзбург Лидии Гинзбург (сестре) 26 ноября 1928 года – август 1960 года, 30 лл.). Несколько десятков фотографий работы Гинзбург хранятся в ее архиве (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург 2002. С. 193. Во фразе Гинзбург слышны отзвуки «Опавших листьев» Василия Розанова: так он озаглавил свои обрывочные автобиографические тексты, отчасти схожие по жанру с текстами Гинзбург. Своей метафорой Розанов описывает порой случайные или произвольные отношения между автобиографическими текстами и индивидуальностью. И все же Розанов сравнивает свои обрывочные «опавшие листья» (или листы бумаги) с нечаянными восклицаниями души индивида; эта формулировка идет вразрез с формулировками Гинзбург. См. объяснение Розановым его метафоры в книге «Уединенное» (М.: Политиздат, 1990. С. 22).

Гинзбург 2011. С. 453.

Гинзбург 2002. С. 303.

Она продолжает: «Считалось, что мои читатели меня подождут. Но сейчас, возобновляя работу, вижу, что читатели психологически меня не дождались. Они перестали быть ценностно ориентированной средой, а каждому в отдельности уже неинтересно» (Гинзбург 2002. С. 267).

См.: William Mills Todd III. Between Marxism and Semiotics: Lidiia Ginzburg and Soviet Literary Sociology // Canadian-American Slavic Studies. 1985. 19, 2. Р. 159–165; Idem. Discoveries and Advances in Literary Theory, 1960s–1980s // A History of Russian Literary Criticism and Theory / Еds. E. Dobrenko and G. Tihanov. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2011. Р. 230–249. Расширенный вариант этой статьи – «Открытия и прорывы советской теории литературы в послесталинскую эпоху» – опубликован в русском издании этой книги: История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи / Сост. Е. Добренко и Г. Тиханов. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 571–607.

История ее переезда подробно рассказана Еленой Кумпан: Вспоминая Лидию Яковлевну // Звезда. 2002. № 3. С. 143–149, а также в ее книге «Ближний подступ к легенде» (С. 76–88). Новая квартира Гинзбург находилась на проспекте Шверника (ныне Второй Муринский проспект). Полный адрес: проспект Шверника, 27, квартира 20.

См.: Лотман Л. Воспоминания. С. 179–180. Елена и Ксения Кумпан водили меня в один из парков, где, по их воспоминаниям, они прогуливались с Гинзбург, – в парк Лесотехнической академии. Неподалеку расположены более обширный Удельный и другие парки.

Я видела этот портрет и другие произведения искусства, принадлежавшие Гинзбург: теперь они хранятся у Александра Кушнера. О том, как Ахматова подправила свой нос, см.: Zholkovsky А. The Obverse of Stalinism: Akhmatova’s Self-Serving Charisma of Selflessness // Self and Story in Russian History / Еd. L. Engelstein and S. Sandler. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2000. Р. 49.

Особый упор на историю и «созидание форм» виден в ее важных поздних эссе «Об историзме и структурности. Теоретические заметки» в книге «Литература в поисках реальности» (Л.: Сов. писатель, 1987. С. 75–86).

Набросок речи на банкете Гинзбург написала прописными буквами, но я в своей публикации восстановила стандартный регистр. Имеется также несколько страниц, где она кратко законспектировала то, что говорили о ней другие (Кушнер, Гордин, Чистов, Иванов, Чудаков, Вацуро и Нинов). В архиве хранится счет за обед на шестнадцать персон в гостинице «Европейская». Этот документ можно считать частью советской истории: благодаря ему потомки смогут узнать, что ели за этим ужином (вероятно, меню было вполне типичным для подобных трапез): «Hotel „Европейская“ – Торжественный обед, 19:00, для 16 человек. 7 апрель 1982. Водка, икра, осетрина, язык, ветчина, колбаса, жульен, салат из свеж<их> огур<цов>, салат витаминный, соус – хрен, цыпленок, пломбир „Европа“, Напиток из сиропа, Водка „Пшеничная“, Шампанское, Сухое вино, Минер<альная> вода, Кофе с сахаром, Фрукты, Хлеб». Все эти документы находятся в: ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург Л. Я. Устная речь и художественная проза // Семиотика устной речи II. Лингвистическая семантика и семиотика. Тарту: Изд-во Тартуского ун-та, 1979. C. 54–88.

См.: Кумпан Е. Ближний подступ к легенде. С. 99–102. Можно сослаться также на аудиоинтервью Ксении Кумпан, взятое летом 2003 года. Иная версия событий (истории о том, что Лотман не процитировал работу Гинзбург «О психологической прозе», а также уделял недостаточно внимания ее научной деятельности) содержится в: Лотман Л. Воспоминания. С. 186–187, где также приведено анекдотическое (едва ли соответствующее действительности) свидетельство об их примирении.

О старом и новом. Л.: Сов. писатель, 1982. Журнальная публикация называлась «Человек за письменным столом. По старым записным книжкам» (Новый мир. 1982. № 6. С. 235–245).

Перечислю эти книги: «Литература в поисках реальности. Статьи, эссе, заметки» (Л.: Сов. писатель, 1987); «Человек за письменным столом: эссе, из воспоминаний, четыре повествования» (Л.: Сов. писатель, 1989); «Претворение опыта» (Рига: Авотс, 1991).

В одном интервью у Гинзбург спрашивают, какие чувства она испытала, получив официальную Государственную премию, а она замечает, что хорошо себя чувствует в обществе других лауреатов (Нравственность свободного человека [Интервью Илье Фонякову] // Литературная панорама. 1989. 14 января. № 2 (5224). С. 7).

ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург Л. Презумпция социализма / Публ., коммент. и вводная ст. «Гинзбург и перестройка» Эмили Ван Баскирк и Андрея Зорина // Новое литературное обозрение. 2012. № 116. С. 416–426.

РГАЛИ. Ф. 3270. Оп. 1. Ед. хр. 40. Соколова Наталья Викторовна. Письма Гинзбург Лидии Яковлевны Соколовой Н. В., 9 февраля 1933 года – 1 сентября 1989 года, 43 лл.

Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 99–100. Оригинал записи, датированной 3 января 1932 года: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VI, примерно с. 41–45.

Филипп Лежен дает следующее определение автобиографии: «Ретроспективное повествование в прозе, написанное реальным человеком на тему его собственного существования, где в центре внимания находится его индивидуальная жизнь, в особенности история его личности» (Lejeune Ph. The Autobiographical Pact // Lejeune Ph. On Autobiography / Ed. P. J. Eakin, trans. K. Leary. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1989. P. 4.

Гинзбург 2002. С. 60–61, запись от 1928 года.

Гинзбург Л. Стадии любви / Публ. и вступ. ст. Д. Устинова // Критическая масса. 2002. № 1. С. 34. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VII–IX (1933–1935), ок. января 1934 года.

Касательно жизни при блокаде можно привести такие примеры, как многочисленные статьи Полины Барсковой, например: Настоящее настоящее: о восприятии времени в блокадном Ленинградe // Неприкосновенный запас. 2011. № 2 (76); Август, которого не было, и механизм календарной травмы: размышления о блокадных хронологиях // Новое литературное обозрение. 2012. № 4 (116). С. 130–145; Черный свет: проблема темноты в блокадном Ленинградe // Неприкосновенный запас. 2010. № 2 (70). С. 122–138. На английском языке см. также: Barskova Р. Besieged Leningrad: Aesthetic Responses To Urban Disaster. Dekalb, Il.: Northern Illinois University Press, 2017. Текстами Гинзбург как источником информации о блокадной жизни пользуются также Синтия Симмонс и Нина Перлина (Cynthia Simmons and Nina Perlina) в: Writing the Siege of Leningrad. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2002; Лиза Киршенбаум (Lisa Kirschenbaum): The Legacy of the Siege of Ленинград, 1941–1995: Myths, Memories, and Monuments. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2006. Светлана Бойм (Svetlana Boym) ссылается на Гинзбург как на источник информации о механизмах выживания при сталинском терроре в: Common Places. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1994; как на источник информации об истории формализма и о жизни в 1920‐е в: Future of Nostalgia. New York: Basic Books, 2001; и как на источник информации об интонации в: «Banality of Evil», Mimicry, and the Soviet Subject: Varlam Shalamov and Hannah Arendt // Slavic Review. 2008. 67, 2 (Summer). Р. 342–363. Жолковский пользуется записями Гинзбург об Ахматовой в: The Obverse of Stalinism: Akhmatova’s Self-Serving Charisma of Selflessness // Self and Story / Еd. L. Engelstein and S. Sandler. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2000. Р. 46–48. Это лишь несколько показательных примеров.

В книге «О психологической прозе», а также в записных книжках Гинзбург называет великих художников первооткрывателями. О Руссо в этом отношении см., например: О психологической прозе. Ленинград: Худож. лит., 1977. С. 201, 204. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1977. О Толстом как первооткрывателе: Там же, с. 271. Примерный список таких «первооткрывателей» в записной книжке включает в себя Сервантеса, Шекспира, Толстого, Достоевского, Пруста, Чехова и Кафку, в то время как Набоков из него исключен. Гинзбург 2002. С. 317.

Гинзбург Л. Я. Проходящие характеры: Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 204. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011. Из записей, связанных с Записными книжками 1943–1946 годов.

Гинзбург 2011. С. 204.

Как отмечает Джеролд Сигел, слово «человек» в значении «форма единственного числа, которой соответствует форма множественного числа „люди“» может обозначать «любого индивида среди других индивидов, безотносительно к тому, обладает ли он/она какими-то конкретными качествами». Английское слово person также родственно латинскому слову persona, которое означает маску, а буквально «оживляет маску „с помощью звука“», в расширительном же значении обозначает человека, занимающего какое-то конкретное положение в обществе или обладающего каким-то конкретным социальным статусом. При современном употреблении этого слова личные качества человека или личности иногда становятся достоинством, которое приобретается благодаря признанию в обществе, а иногда свойством, порождаемым индивидуальными талантами или одаренностью (Seigel J. The Idea of the Self: Thought and Experience in Western Europe since the Seventeenth Century. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2005. P. 16. В русском языке слово «человек» ни в чем не родственно латинскому persona.

Для слова «личность» характерны особые ассоциации с индивидуализмом, которых нет у английского слова «personality». Об истории личности и личных черт в русской культуре см.: Плотников Н. От «индивидуальности» к «идентичности» (история понятия персональности в русской культуре) // Новое литературное обозрение. 2008. № 3 (91). С. 64–83. См. также: Offord D. Lichnost’: Notions of Individual Identity // Constructing Russian Culture in the Age of Revolution: 1881–1940 / Ed. C. Kelly and D. Shepherd. Oxford: Oxford University Press, 1998. P. 13–25. Я, описывая «personality», подразумеваю скорее тот смысл, который имеют слова «характер» и «человек», чем смысл русского слова «личность». Питер Брукс (Brooks P. Enigmas of Identity. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2011. P. 3) писал о замысловатой семантике английского слова «character», назвав его понятием, в котором, когда оно входит в литературу, «сходятся вместе все наши эстетики и этики».

Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989. P. 32. См. мое краткое рассмотрение этой темы во введении. Понятие «автоконцепция» у Гинзбург связано с идентичностью. См.: ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, записная книжка 1936 года с очерком о «К». «Автоконцепцию» я рассматриваю в главе 4.

Гинзбург 1977. С. 385. См. также: Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. С. 131. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1979.

Taylor Ch. P. 3.

О сатире и об анализе // Гинзбург 2002. С. 253–257. В этом эссе Гинзбург приводит примеры тех интеллектуальных компромиссов, на которые вынужденно шли ученые, чтобы добиться публикации своих работ. Ученые включали в свои статьи и книги предписанные высказывания о вкладе Ленина в данную область исследований, иногда подогревая свое чувство внутренней независимости тем, что воздерживались от эпитета «гениальный». От административных органов зависело, сможет ли ученый занять ту или иную должность или заработать себе на пропитание. Соучастия в репрессиях (будь то соучастие в форме голосования, в форме публичных речей или в форме молчания) не избежал никто.

Гинзбург 2011. С. 429.

Черновик «Дня Оттера»: Гинзбург 2011. С. 294. «Сейчас рассмотрение человека как замкнутой самодовлеющей души имеет бесплодный, эпигонский характер».

Оба этих термина она употребляет примерно в одном и том же значении, см.: О сатире и об анализе // Гинзбург 2002. С. 254.

Гинзбург, папка «Дом и мир» (ОР РНБ. Ф. 1377). Термин «неиндивидуалистический» она повторяет в опубликованном повествовании «Мысль, описавшая круг» (Гинзбург 2002. С. 574).

Lukes S. The Meanings of «Individualism» // Journal of the History of Ideas. 1971. 32, 1 (January – March). P. 54.

Weintraub К. Autobiography and Historical Consciousness // Critical Inquiry. 1975. 1, 4 (June). Р. 821–848, 839. См. также: Idem. Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago: University of Chicago Press, 1978. P. 334.

Weintraub K. Autobiography and Historical Consciousness. P. 847.

Зиммель Г. Индивид и свобода // Зиммель Г. Избранное / Пер. А. М. Руткевича. Т. 2. Созерцание жизни. М.: Юрист, 1996. См. также о Зиммеле в: Lukes. P. 55.

Гинзбург 1977. С. 389.

Там же. С. 385.

Там же. С. 389.

ОР РНБ. Ф. 1377. Рукописи «Дома и мира».

Как отмечает Стивен Люкес, в французской философии XIX века слово individualisme значило «то, что Дюркгейм определял через парные понятия „аномия“ и „эгоизм“, – общественную, моральную и политическую изолированность индивидов, их оторванность от общественного предназначения и общественного регулирования, разрушение общественной солидарности» (Lukes. Р. 53).

Заблуждение воли // Гинзбург 2002. С. 583. В «Мысли, описавшей круг» Гинзбург и один из ее просвещенных собеседников (филолог-классик) противопоставляют «имманентных» людей «трансцендентным» – первые должны переживать ценность «в себе», а вторые нуждаются в том, чтобы крайняя ценность находилась где-то не в них самих, «лежала бы вовне» (Там же. С. 572–574). Гинзбург и собеседник ведут философскую дискуссию (например, ссылаются на Шопенгауэра), но неясно, отсылают ли они к понятию «трансцендентальный субъект», которое Кант определял как нечто, предшествующее опыту или лежащее за пределами опыта. Русское слово «трансцендентный» употребляется в переводах сочинений Канта, а также имеет смежное общефилософское и общерелигиозное значение – «то, что выходит за рамки нашего эмпирического ощущения мира» (Там же. С. 572–574).

Черновик «Теоретического раздела» «Дня Оттера» // Гинзбург 2011. С. 294.

Заблуждение воли // Гинзбург 2002. С. 583. См.: Bergson H. Essai sur les donnees immediates de la conscience. Paris, 1888, и разъяснения в: Seigel. The Idea of the Self. P. 517–522.

Заблуждение воли // Гинзбург 2002. С. 583. Схожее описание этого типа людей есть в «Мысли, описавшей круг», где Гинзбург вновь указывает на связь проблем идентичности и ответственности с чувством времени. Она пишет: «Ей [импрессионистической душе] дано непосредственно лишь хаотическое, неизвестно кому принадлежащее чувство жизни; некая до безумия непонятная сущность, которую человек этот носит в себе, относительно которой вся его сознательная душевная жизнь – только недостоверное явление» (Там же. С. 574).

Мысль, описавшая круг // Там же. С. 572. Гинзбург указывает, что люди «трансцендентного» типа из ее окружения жадно стремятся к вере, будь то вера в Бога или в какую-то другую ценность, лежащую вне человека (ОР РНБ. Ф. 1377. Черновики «Мысли, описавшей круг» в записных книжках).

Гинзбург 1977. С. 249.

Анализируя идентичность и нарратив, Поль Рикер уделяет большое внимание тесным взаимоотношениям между сюжетом и характером персонажа и демонстрирует, как попытки избавиться от постоянства характеров персонажей заодно разрушают сюжеты, в особенности развязки. Наиболее экспериментальная трактовка характеров практикуется в романах, которые близки к эссе, – например, в «Человеке без свойств» Роберта Музиля и экспериментальных автобиографических вещах Мишеля Лейриса. См.: Ricoeur Р. Oneself as Another. Chicago: University of Chicago Press, 1992. Р. 148–149. (Русское издание: Рикер П. Я-сам как другой / Пер. с фр. М.: Изд-во гуманитарной лит., 2008. – Примеч. пер.) См. также: Ricoeur Р. Narrative Identity // On Paul Ricoeur: Narrative and Interpretation / Еd. D. Wood. London: Routledge, 1991. Р. 196.

Мандельштам О. Конец романа // Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. С. 201–205.

Изначальные определения, которые дал этим терминам Рикер, см. в: Oneself as Another. Р. 2–3. Лаконичное изложение его тезиса см.: Ricoeur Р. Narrative Identity // On Paul Ricoeur: Narrative and Interpretation. Р. 188–199.

См. Чарльза Тейлора о Локке: Sources of the Self. Р. 49 and 159–176.

О перформативной идентичности см., например: Butler J. Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. New York: Routledge, 1999.

Гинзбург 1979. С. 81.

Некоторые части этой главы ранее были опубликованы в составе статьи «„Самоотстранение“ как этический и эстетический принцип в прозе Л. Я. Гинзбург» (Новое литературное обозрение. 2006. № 5 (81). С. 261–281).

Гинзбург 2011. С. 429.

Это название я выбрала, руководствуясь составленным начерно списком эссе (возможно, планом какой-то публикации), где Гинзбург называет это эссе по его первым словам – «Торжество заката». В этих словах звучит слабое эхо популярного труда Освальда Шпенглера Der Untergang des Abendlandes (1918, 1922), который в русском переводе был озаглавлен «Закат Европы». В архиве это название появляется в нескольких списках. В одном месте приведен более полный вариант: «Торжество заката. Как если бы все прекрасное…»

Как отметила Кэрил Эмерсон, это выражение – цитата из знаменитого лирического стихотворения Михаила Лермонтова «И скучно и грустно» (1840): Emerson К. Lydia Ginzburg on Tolstoy and Lermontov (with Dostoevsky as the Distant Ground) // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities / Ed. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 45.

Гинзбург 2002. С. 198.

Там же. С. 199–200. Лапидарный вариант тех же рассуждений содержится в одной из глав книги Гинзбург «О психологической прозе» (Гинзбург 1977. С. 389–390).

Гинзбург 2002. С. 214. В коротком стихотворении Мандельштама описывается сцена немудрящей трапезы на освещенной примусом кухне: люди едят хлеб, прежде чем отправиться на вокзал, чтобы сбежать от обыска («Мы с тобой на кухне посидим, / Сладко пахнет белый керосин. // Острый нож да хлеба каравай… / Хочешь, примус туго накачай, // А не то веревок собери / Завязать корзину до зари, // Чтобы нам уехать на вокзал, / Где бы нас никто не отыскал». – Мандельштам О. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 151). Стихотворение было впервые опубликовано в 1964 году. Предположительно Гинзбург знала его еще до публикации, поскольку была знакома с супругами Мандельштам – Осипом и Надеждой – и дружила с людьми из их окружения – например, Николаем Харджиевым.

Советские ученые в конце концов выделили течение «революционного романтизма» или «демократического сентиментализма» (представителями которого были, в том числе, Радищев и Рылеев), противопоставив его более консервативному романтизму (Карамзину и другим). См. исследование этой темы у Лорена Лейтона: Leighton L. The Great Soviet Debate over Romanticism: 1957–1964 // Studies in Romanticism. 1983. 22, 1 (Spring). Р. 41–64.

Гинзбург 2002. С. 343.

Там же. С. 198.

Там же. С. 200.

Ценную трактовку афоризма Адорно с попыткой вернуть его в изначальный контекст см.: Rothberg М. After Adorno: Culture in the Wake of Catastrophe // New German Critique. 1997. 72 (Fall). Р. 45–81.

Sartre J.-P. Situation of the Writer in 1947 // What Is Literature? / Trans. B. Frechtman, intr. D. Caute. London; New York: Routledge, 2001. Р. 164. В то время как в эссе Гинзбург путь, который проходят ценности, описывается на материале немецкой философии и русской литературы, эссе Сартра строится на анализе французской словесности со времен Первой мировой войны. Сартр и Гинзбург находились в принципиально разном положении: та огромная свобода, с которой Сартр выбирал условия своей ангажированности, для Гинзбург была бы невозможна; но взгляды Сартра похожи на взгляды Гинзбург – он считал, что писатели должны быть очевидцами событий, мыслить метафизически, а своим могуществом пользоваться, осмотрительно выбирая слова. Негативные оценки, которые Сартр давал как прозе сюрреалистов, так и официальной советской литературе, тоже, наверное, были бы созвучны взглядам Гинзбург. Мне неизвестно, читала ли Гинзбург это эссе Сартра (а если читала, то когда именно). В 1970‐е годы она пишет о «Тошноте» и «Словах», а также о его эссе 1946 года «Экзистенциализм – это гуманизм». См., например: Гинзбург 1979. С. 136–137.

Гроссман В. С. Жизнь и судьба. М.: Книжная палата, 1989. С. 404.

Шаламов В. О прозе (1965) // Шаламов В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5. М.: Терра – Книжный клуб, 2005. С. 153.

Гинзбург 2002. С. 197–198.

В «Мысли, описавшей круг» повествователь Гинзбург, говорящий от первого лица, замечает, что страх смерти как идеологию (а не просто как инстинкт самосохранения) «во второй половине девятнадцатого века выдумали от эгоцентризма» (Там же. С. 546). Затем, во времена Гинзбург, этот страх ослаб. См.: Там же. С. 82, где она приписывает эту мысль Тынянову.

Этот силлогизм рассматривает и Соловьев в «Смысле любви». Информацию о связях между Аристотелем, Толстым, Кизеветтером и Соловьевым можно найти в кратком примечании в книге: Solovyov V. The Meaning of Love / Еd. with revised trans. by Th. R. Beyer, Jr., intr. O. Barfield. West Stockbridge, MA: Lindisfarne Press, 1985. Р. 69.

Замятин Е. И. Пещера // Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 3. М.: Русская книга, 2004.

Шаламов В. Сухим пайком // Шаламов В. Колымские рассказы. М.: Эксмо, 2007.

Гинзбург 2002. С. 208.

Гинзбург писала: «И еще современное искусство, по-видимому, должно говорить также о счастье и красоте. Потому что счастье и красота – реальный наш опыт, и только этот опыт дает страданию цену и отрицанию диалектический смысл. Красота, радость жизни, творческая сила – это то разрушаемое, против чего работают небытие и оскудение, унижение и боль. Само себя гложущее несчастье никогда не загорится трагическим огнем» (Там же. С. 198).

Гинзбург 2002. С. 274.

Там же. С. 199.

Шаламов В. О прозе. С. 153.

Гинзбург 2002. С. 345.

Там же. С. 196. Эллипсис в оригинале. В центре пассажа о конструктивном потенциале индивида находится одно из основополагающих высказываний Маркса, часто повторяемое марксистами-ленинистами: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (Маркс К. Предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. Т. 13. К критике политической экономии. М.: Политиздат, 1959).

Гинзбург 2002. С. 196.

Там же. С. 319. Здесь Гинзбург цитирует себя – свое эссе «Авангард» (Там же. С. 337).

Там же. С. 319.

Гинзбург 1979. С. 135.

Гинзбург 1979. С. 129–149.

В одном из эссе конца 1980‐х она так формулирует эту мысль: «Проза XX века [новый роман, Беккет…] попыталась отделаться не только от характера, но и от персонажа. Попытка тщетная, потому что неотменяемым оказался субъект сюжетного процесса, – даже если он представал аморфной магмой сознания» (Гинзбург 2002. С. 345).

Гинзбург 1977. С. 106, 412–413. Виссарион Белинский (1811–1848) – один из первых русских литературных критиков и историков литературы, прославившийся статьями о Гоголе, Достоевском и других писателях; часто считается (так полагала и Гинзбург) основоположником русского реализма. Глава о Белинском в книге Гинзбург «О психологической прозе» посвящена его письмам, где, обретая свободу от цензуры и запросов читателей, он мог выразить «психологические коллизии, необычайные по своей напряженности и осознанности», «огромную работу души» (Там же. С. 76). Случай Белинского подкрепляет тезис Гинзбург: «Психологические открытия, которые на данном этапе в законченной форме еще невозможны в устоявшихся, канонических жанрах, которые в них только пробиваются к свету, возможны уже в пограничных видах литературы – в письмах, дневниках, мемуарах, автобиографиях» (Там же).

Там же. С. 81–82.

Там же. С. 129–130.

Вводя термин «модернизм», Гинзбург указывает на его недостатки (первый – двусмысленность, второй – разнородность направлений, покрываемых термином «модернистский»), но не находит более приемлемой альтернативы (Там же. С. 79).

Там же. С. 83, 127–128.

Там же. С. 83. Гинзбург отмечает заслуги Бахтина и Энгельгардта в связи с тем, что они исследовали «романы идей» Достоевского. На с. 135 она также рассматривает Достоевского в контексте социальной психологии.

Там же. С. 135.

Торжество заката // Гинзбург 2002. С. 198–199.

Гинзбург 2011. С. 177.

Там же. С. 178.

Гинзбург 2002. С. 375. Здесь Гинзбург различает нравственные принципы и нравственные предрассудки, замечая, что люди, наделенные нравственными принципами, могут объяснить эти принципы, пусть даже субъективно.

О сатире и об анализе // Там же. С. 254.

Поколение на повороте [датировано 1979 годом] // Там же. С. 282.

Гинзбург 1977. С. 412.

Лк., 17: 1. Гинзбург даже в 16 лет сознавала значимость этого пассажа. Вот дневниковая запись от 18 февраля 1919 года: «В Евангелии сказану [sic] не помню точно, но смысл таков: зло должно войти в мир, но горе тому через кого оно войдет – Мне бы хотелось никогда ни на одно мгновенье своей жизни не забывать этих слов. Быть может они несправедливы, но в них вложен весь смысл личного самосовершенствования» (ОР РНБ. Ф. 1377. Дневник 1918–1919 гг.).

О сатире и об анализе // Гинзбург 2002. С. 256.

Там же. С. 259.

Гроссман В. Жизнь и судьба. С. 404–406.

Гинзбург 2002. С. 255.

Там же. С. 253.

Например, определение «Писательское credo», которое Гинзбург дала своему эссе «О сатире и об анализе», написано на клочке бумаги, лежащем в папке вместе с черновиками «Мысли, описавшей круг»: по-видимому, это планы публикации, составленные, вероятнее всего, в 1960‐е годы (ОР РНБ. Ф. 1377).

В английском переводе эта часть книги «О психологической прозе» озаглавлена «Ethical Valuation» (в русском оригинале это безымянная третья часть последней главы книги «Проблемы психологического романа»). Возможно, Гинзбург совершила эту перестановку, так как в 1970‐е годы еще не была уверена, что тексты, написанные ею в стол, обретут читательскую аудиторию уже при ее жизни.

Гинзбург 2002. С. 253.

Свою теорию любви Соловьев выдвинул в работе «Смысл любви» (1894), а не, как пишет Гинзбург, в «Оправдании любви»; «Оправдание любви» – смешение названий двух книг Соловьева: «Смысл любви» и «Оправдание добра». Эта ошибка присутствует во всех опубликованных версиях этого текста, начиная с его первой неполной публикации в: Гинзбург Л. «Долгий день». Отрывок // Аврора. 1989. № 4. С. 105. Ошибка повторяется в: Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 464; Гинзбург 2002. С. 569.

Гинзбург 2002. С. 569.

Там же. Говоря словами Соловьева: «В чувстве любви… мы утверждаем безусловное значение другой индивидуальности, а через это и безусловное значение своей собственной». Хотя мы обычно идеализируем возлюбленного или возлюбленную, любимый человек в то же время должен быть «таким же реальным и конкретным, вполне объективированным субъектом, как и мы сами» (Соловьев В. С. Смысл любви // Русский эрос или философия любви в России / Сост. В. П. Шестаков и А. Н. Богословский. М.: Прогресс, 1991. С. 47, 35.

Соловьев В. С. Смысл любви. С. 34.

См.: Там же. С. 41.

Гинзбург 2002. С. 569. Для Соловьева любовь, соединяющая две взаимодополняющие половинки – мужскую и женскую, потенциально способна породить идеальный и духовный союз со Вселенной (всеединство), вместо того чтобы побудить к половому размножению или созданию семьи.

Guyau J.-M. A Sketch of Morality Independent of Obligation or Sanction / Trans. from French Gertrude Kapteyn. 2nd ed. London: Watts & Co., 1898. С. 83.

На рубеже XIX–XX веков труды Гюйо выходили по-русски десятками изданий, в том числе было опубликовано его собрание сочинений. В 1923 году в Москве вышла отдельным изданием работа «Нравственность без обязательства и без санкции». В книге «О психологической прозе» Гинзбург особо упоминает тезис Гюйо, что нравственность возникает естественным образом из потребности человека в самовыражении и самореализации, а не под давлением общества. Гинзбург излагает идеи Гюйо в терминах, очень похожих на ее собственное писательское кредо: «Жизненная сила реализуется тогда только, когда человек „выходит из себя“ – любовью, творчеством, героизмом. В любви вне человека находящееся становится им самим, в акте творчества он сам становится вне себя находящимся» (Гинзбург 1977. С. 399).

Guyau J.-M. Р. 208.

Гинзбург 2002. С. 254.

Guyau J.-M. Р. 210.

Ibid. Р. 84–85.

Гинзбург 2002. С. 251–252. Cp. определение этического акта как «отказа от низшего ради высшего» в «О психологической прозе» (Гинзбург 1977. С. 419).

Guyau J.-M. Р. 94–95.

Гюйо полагает, что отсутствие у художника биологических потомков восполняется существованием книг и идей, циркулирующих в культурном сознании (Ibid. Р. 83).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. ЗК VII (1932), оборотная сторона с. 30. Хотя эта запись не датирована, она находится среди заметок за февраль 1932 года.

Гинзбург 2002. С. 259.

Гинзбург 1977. С. 425. Эндрю Кан исследует образ Мандельштама, созданный Гинзбург, в статье: Lydia Ginzburg’s «Lives of Poets»: Mandelstam in Profile // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 163–191.

Гинзбург написала несколько черновых вариантов этого важного повествования. Я датирую рукописи по нескольким признакам: почерк и материалы письма, упоминаемые темы (например, смерть Марка Моисеевича Гинзбурга в 1934 году, смерть Кузмина в 1936 году в «Мысли…»), тот факт, что сама Гинзбург датировала «Мысль…» концом 1930‐х годов (в целях публикации), а также взаимосвязи этих повествований с текстами, которые в записных книжках датированы, – например, со «Стадиями любви» 1934 года. См. также то, что я пишу в главе 2 о «романе».

Гинзбург пишет: «Все те люди, которыми был человек, все эти мертвецы, входят в опустошенное сознание и гнетут» (ОР РНБ. Ф. 1377. Папка с черновиками «Мысли, описавшей круг». Первая из двух записных книжек. Страницы не пронумерованы. Под пунктами 5–7, соответствующими плану Гинзбург).

Гинзбург 2002. С. 224, запись начала 1960‐х годов. Та же мысль, выраженная похожими словами, появляется в черновиках «Мысли, описавшей круг» и «Заблуждения воли».

О формалистах – учителях Гинзбург пишут, что эти ученые обычно игнорировали вопрос читательской рецепции. См. рассмотрение этой темы в: Any C. Boris Eikhenbaum: Voices of a Russian Formalist. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994. Р. 69–70.

ОР РНБ. Ф. 1377. Черновики «Мысли, описавшей круг». Схожие пассажи есть в: Гинзбург 2002. С. 141 («Заметки о прозе») и в окончательной версии «Мысли, описавшей круг» (С. 569–570).

См.: Гинзбург 2002. С. 400, пассаж, процитированный и рассмотренный мной во введении к этой книге.

Об идеале осознанной жизни см., например: Мысль, описавшая круг // Гинзбург 2002. С. 581. В подростковые годы она пишет в дневнике: «Смысл жизни в счастье, счастье в том чтобы все осознавалось как осмысленное…» (ОР РНБ. Ф. 1377. Дневник 1920 года. С. 14–15).

Гинзбург 2002. С. 74. Оригинал записи – ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (1929–1931). С. 26. Конец августа или начало сентября 1929. Это высказывание – хотя, по-видимому, оно почему-то отменяет реальность музыки и невербализированных эмоций – указывает в сторону семиотики и постструктурализма.

Гинзбург 2002. С. 147. Ок. 1934.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК 1933–1935. С. 67. Этот пассаж она завершает словами, что вещи и эмоции замещаются у нее пустыми оболочками, если она об этих вещах и эмоциях не пишет. Он содержится в куске, опубликованная версия которого соответствует Гинзбург 2002. С. 147.

Гинзбург 2002. С. 126. Другой взгляд на писательство как на неотъемлемую часть жизни Гинзбург см.: Sandomirskaia I. The Leviathan, or Language in Besiegement: Lydia Ginzburg’s Prolegomena to Critical Discourse Analysis // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 193–234, в особенности р. 203–208.

Гинзбург Л. Возвращение домой // Гинзбург 2002. С. 528.

См., например: Гинзбург 2011. С. 431–432, особенно варианты в записях в записных книжках.

Черновик «Теоретического раздела» // Гинзбург 2011. С. 295.

ОР РНБ. Ф. 1377. Черновик «Мысли, описавшей круг».

Гинзбург упоминает имя Жюля Ромена в черновиках «Мысли, описавшей круг» (ОР РНБ. Ф. 1377).

ОР РНБ. Ф. 1377. Черновик «Мысли, описавшей круг» в записной книжке.

Гинзбург 2002. С. 730.

Там же. С. 132. Ср.: Там же. С. 730. Эта мысль также ярко выражена в записной книжке 1943 года (с записями за 1943–1946 гг.): «Творчество есть свободное, целенаправленное, индивидуальное воздействие человека на мир, „я“ на „не-я“; причем в итоге этого индивидуального воздействия в мире происходят целесообразные изменения, имеющие общие значения и принадлежащие общим связям». См.: Гинзбург 2011. С. 176.

Авторитетные высказывания, подхватывающие эту нить мысли, см.: Barthes R. The Death of the Author // Authorship: From Plato to the Postmodern / Ed. Sean Burke. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1995. Р. 125–130; Foucault М. What Is an Author? // Ibid. P. 233–246. (Рус. изд.: Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994; Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности: Работы разных лет. М.: Касталь, 1996.) Полемику Гинзбург с этой точкой зрения впервые рассмотрел Уильям Тодд: Between Marxism and Semiotics: Lidiia Ginzburg and Soviet Literary Sociology // Canadian-American Slavic Studies. 1985. 19, 2. Р. 178–186.

Гинзбург 2002. С. 568–569.

Рассмотрение этой концепции продуцирования смыслов в имманентных стихах как «поэзии смыслов» в поэзии Веневитинова см.: Гинзбург Л. Опыт философской лирики // Гинзбург Л. Работы довоенного времени: Статьи. Рецензии. Монография / Сост. С. Савицкий. СПб.: Петрополис, 2007. С. 157. Первая публикация – в сборнике «Поэтика 5» (Л., 1929. С. 72–104).

Гинзбург 2002. С. 578.

Гинзбург 1977. С. 27.

Гинзбург 2002. С. 133.

Там же. С. 261. Широко известно, что Владислав Ходасевич в эссе «Конец Ренаты» подверг практику «жизнетворчества» этическому анализу с позиций, которые учитывали опыт, приобретенный после Первой мировой войны и революции. Это эссе с авторской датировкой «Версаль, 1928» было опубликовано в Париже в 1939 году в сборнике мемуарных эссе «Некрополь». О понятии и практике жизнетворчества у символистов, а также о его критике, в том числе Ходасевичем, см.: Creating Life: The Aesthetic Utopia of Russian Modernism / I. Paperno and J. Grossman, eds. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994.

Винокур Г. О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. М.: Русские словари, 1997. С. 40. Ученым лишь предстоит исследовать эту часть научных трудов Винокура и их источников в области философии. Ирина Паперно (в устном разговоре) уверяет, что Гинзбург часто говорила о «Биографии и культуре», сетовала на то, что эта работа малоизвестна, и давала другим почитать экземпляр издания 1927 года, которое в то время было редкостью. Гинзбург цитирует эту книгу в «О психологической прозе» (см.: Гинзбург 1977. С. 22, сноска 2).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик «Мысли, описавшей круг» в записной книжке.

Я цитирую крайне лаконичное повторное изложение Дильтеем основных пунктов его теории в главе VIII «Описательной и аналитической психологии» (1894): см., например: Dilthey W. Descriptive Psychology and Historical Understanding / Trans. R. Zaner and K. Heiges. The Hague: Martinus Nijhoff, 1977. Р. 99. Рус. изд.: Дильтей В. Описательная психология. М.: Рипол-Классик, 2018.

ОР РНБ. Ф. 1377. Черновик «Мысли, описавшей круг» в записной книжке.

«Заблуждение воли» впервые было опубликовано в сокращенной версии: Новый мир. 1988. № 11. С. 137–154. В полной версии оно появилось в «Человеке за письменным столом» (Л.: Сов. писатель, 1989. С. 481–516), а также вновь было опубликовано в Гинзбург 2002. Все переводы из этого повествования сделаны мной. Повествование публиковалось в переводе на английский, сделанном Людмилой Гроувз и Мэри Плум (Ludmilla Groves and Mary Plume), под названием «Conscience Deluded»: Present Imperfect: Stories by Russian Women / Еd. A. Kagal and N. Perova. Boulder, CO: Westview Press, 1996. P. 41–67.

Следует отметить, что этот аспект до какой-то степени опровергает обобщенную мысль Гинзбург о бессилии человека ХХ века (или, возможно, подтверждает, что этот человек потенциально способен только разрушать).

Ранее Гинзбург критиковала Толстого за «обман зрения» в «Смерти Ивана Ильича» – за тот факт, что смерть касается только Ивана Ильича, а не его родственников: дочь, жена, доктора, слуги – все они изображены так, словно никогда не испытают мучений, связанных с приближением смерти. Именно поэтому, уверяет она, читатель находит этих персонажей столь неприятными (Гинзбург 2002. С. 275).

Там же. С. 608. Скрупулезное описание смерти другого человека напоминает то, как Герцен исследовал смерть своей жены; Гинзбург считала, что в его случае им руководило чувство вины (Гинзбург 1977. С. 267–268).

В набросках Гинзбург упоминает о плане описать «С<мерть> как прожектор». В одном из ее черновиков есть следующие слова: «См<ерть> столь сильно действующее впечатление, что она проливает внезапный свет на факты жизни. Как прожектор, внезапно направляемый на тот или иной участок» (ОР РНБ. Ф. 1377. Черновики «Заблуждения воли»).

По-видимому, эта разодранная завеса возникает также как метафора прозрения в сфере сексуальности и, возможно, восходит к финальной сцене «Балаганчика» Блока. См. гл. 3.

Заблуждение воли // Гинзбург 2002. С. 599.

Мысль, описавшая круг // Там же. С. 581.

Немецкий философ Макс Шелер, особенно популярный в 20‐е годы ХХ века, называл раскаяние «самой революционной силой в нравственном мире», поскольку оно давало человеку шанс заново родиться «целиком» после искупления его вины (Scheler М. Repentance and Rebirth // On the Eternal in Man / Trans. B. Noble. London: SCM Press Ltd, 1960. Р. 35–65). Процитированные словосочетания см. на с. 56 и 53. Гинзбург, атеистка, не приписывает раскаянию никакой силы, которая давала бы человеку свободу или обеспечивала бы раскрепощение; понятием раскаяния она оперирует с целью доказать, что существование непрерывно.

Гинзбург 2002. С. 584.

Там же.

Схожую мысль высказывает Гюйо: «Давайте, например, вообразим художника, который чувствует, что в нем пробуждается гениальность, но обречен всю жизнь заниматься физическим трудом. Это ощущение пропавшей зазря жизни, невыполненной задачи, неосуществленного идеала будет отягощать и раздражать его душевную чувствительность более или менее так, как ее отягощало бы и раздражало бы сознание нравственного краха» (Guyau. Р. 189).

Гинзбург пишет: «Шопенгауэру принадлежит мысль, что раскаяние – казнь воли, которая сделала не то, что она хотела. Глубинная воля, постигающая свое единство с другими, сама себя не узнала. Ее запутали поверхностные хотения злобы, корысти, тщеславия, малодушия, лени» (Гинзбург 2002. С. 584). Она рассматривает то, какую важную роль сыграл труд Шопенгауэра «Wille» («Мир как воля и представление». – Примеч. пер.) для Толстого, когда тот оспаривал детерминизм, полагая, что люди, несмотря на всю свою обусловленность, все равно несут моральную ответственность за свои поступки (Гинзбург 1977. С. 413–414).

Гинзбург 2002. С. 593.

Там же. С. 590.

Там же. С. 592.

В период блокады (примерно в Новый год 1944 года) Гинзбург пишет эссе об Оттере как неудачнике, озаглавленное ею «Итоги неудач» (Гинзбург 2011. С. 164–174). Оно также публиковалось под названием «Неудачник» в «Претворении опыта» (переиздано в: Гинзбург 2002. С. 151–160).

Гинзбург 2002. С. 596.

Марк Моисеевич Гинзбург умер в 1934 году (весной), а Раиса Давидовна Гольденберг-Гинзбург скончалась в ноябре 1942 года. Эти биографические сведения я рассматриваю в гл. 5.

Этот рассказ я обнаружила в архиве в 2006 году. Описание рукописи см.: Гинзбург 2011. С. 557–558. «Рассказ о жалости и о жестокости» я подробно рассматриваю в гл. 5, а потому здесь ограничусь лишь несколькими замечаниями. В тот период Оттер был объединяющим героем разных текстов Гинзбург: он появлялся в рукописных версиях «Записок блокадного человека» (или в их версии 1940‐х годов «День Оттера»), в очерках для «Дома и мира», а также в некоторых эссе, которые содержатся в записных книжках. Об автобиографических чертах Оттера см. гл. 5; о принадлежности этого персонажа к мужскому полу см. гл. 3.

Гинзбург 2011. С. 17.

Там же. С. 23.

Из другого блокадного текста о том же герое «Дня Оттера» (Там же. С. 223).

Там же. С. 23.

Гинзбург 2011. С. 36.

У тетки очень слабо развито то, что Ульрик Найссер называл «расширенное „я“» (а расширенное «я», опирающееся на «автобиографическую память», обладает способностью к социальной адаптации, поскольку благодаря ему становятся возможны прочные межличностные отношения): Neisser U. Five Kinds of Self-knowledge // Philosophical Psychology. 1988. 1, 1. P. 46–48.

Гинзбург 2011. С. 46.

Там же. С. 40.

Там же. С. 30.

Там же.

Там же.

Гинзбург 2002, 81. Оригинал в: ОР РНБ. Ф. 1377. Лидия Гинзбург, ЗК V (1929–1931). С. 89–90, запись не датирована, но соседняя запись на с. 95 тетради датирована 15 июля 1930 года.

Гинзбург 2002. С. 570.

В рукописном черновике «Заблуждения воли» Гинзбург обозначила четкие границы между частями, которые носят следующие заглавия: «Вводная повесть», «Вводная повесть прерывается» и «Вводная повесть [Продолжение]». Эти заглавия уже сами по себе маркируют преднамеренную отрывочность текста. В опубликованной версии Гинзбург обходится без этих маркеров, но стиль остается таким же отрывочным – собственно, переходы лишь становятся более плавными и менее очевидными.

ОР РНБ. Ф. 1377. Черновик в папке с этикеткой «Возвращение домой».

В блокадной записной книжке Гинзбург пишет: «В первой инстанции я скептик. В третьей инстанции я человек, пораженный ужасной болезнью импрессионистического века – болезнью солипсизма. За нашим историческим сознанием, за нашим гражданским сознанием, за всем, что мы готовы утверждать и любить как социальные люди, – все равно, в самой глубокой и тайной глубине все равно стоит непонимание и страх изолированной души, брошенной в непостижимый и враждебный хаос. Все равно нет моста и не будет, чтобы перебросить его между третьей инстанцией и нашим историческим поведением, нашим социальным действием. Все равно это придется нести до конца как сущность души и как ее болезнь. Это проклятое наследство, еще тютчевское наследство» (Записная книжка 1943 года, опубликовано в: Гинзбург 2011. С. 150).

Гинзбург 2002. С. 584–585.

Там же. С. 609.

Гинзбург 2002. С. 587.

Там же. С. 610.

«И в поисках самооправдания, в стремлении облегчить свою вину, хоть частично свалив ее на покойницу, – он снова анализирует этот характер» (Гинзбург 2011. С. 43). Характер «тетки» анализируется в нескольких текстах Гинзбург, наиболее развернуто – в черновиках «Дома и мира».

Scheler M. Р. 40.

Гинзбург 2002. С. 586.

Там же. С. 587.

Там же.

Там же. С. 588.

Там же. С. 587.

Гинзбург 2002. С. 251–259. Ричард Густафсон включает в свою статью интересное рассмотрение этого эссе в контексте отношения Гинзбург к Толстому и потребности Гинзбург в одновременно социологическом и нравственном анализе: Gustafson R. Lidiia Ginzburg and Tolstoi // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 204–215; см. в особенности 207.

Гинзбург 1977. С. 405.

Гинзбург 2002. С. 251.

В главе 5 я анализирую «Записки блокадного человека», особенно в связи с «Рассказом о жалости и о жестокости» и вопросами жанра. Здесь я ограничиваюсь анализом нескольких техник отстранения автора от персонажа в этом повествовании.

См.: Шкловский В. Искусство как прием // Шкловский В. Гамбургский счет. Статьи. Воспоминания. Эссе. М.: Сов. писатель, 1990. С. 58–72. Статья впервые опубликована в 1917 году. Ключевой пассаж об «остранении» – на с. 63.

В своей статье Кобрин сравнивает трактовки войны у Гинзбург в «Записках блокадного человека» и у Толстого в «Войне и мире», противопоставляя «тотальную» войну ХХ века кутузовской «народной войне» XIX века (Kobrin 2012. Р. 240–245; на рус. яз. см.: Кобрин К. Лидия Гинзбург: прорыв блокадного круга // Новый мир. 2013. № 5). Ричард Густафсон рассматривает влияние Толстого на Гинзбург в целом и на «Записки блокадного человека» в особенности (Lidiia Ginzburg and Tolstoi. Р. 204–215). Он отмечает: «Переживание блокады Лидией Гинзбург тесно ассоциируется с ее обращением к Толстому в профессиональной деятельности» (Р. 215).

Неологизм Шкловского «остранение», хотя и пишется с одним «н», – слово, однокоренное прилагательному «странный». Однако Светлана Бойм рассматривает альтернативные этимологии, в том числе производные от слова «страна» (в таком случае получается, что «остранение» – что-то вроде depaysement). (Dépaysement (фр.) – 1) уст. отправка на чужбину; перемещение (животных); 2) чувство потерянности в новой, непривычной обстановке; 3) перемена обстановки; новизна, необычность. – Примеч. пер.) Шкловский сам говорит, что его «остранение» путали со словом «отстранение»: «Существовал старый термин – остранение: его часто печатают через одно „н“, хотя слово это происходит от слова „странный“, но термин вошел в жизнь с 1916 года в таком написании. Но, кроме того, его нередко путают по слуху, говорят „отстранение“, значит – отодвигание мира» (Шкловский В. Язык и поэзия // Шкловский В. Избранное: В 2 т. М.: Худож. лит., 1983. Т. 2. С. 188).

Ученые пытались расширить значение термина Шкловского «остранение»: например, рассматривалась возможность понимания этого приема как этического принципа в связи с «вненаходимостью» – термином, который ввел Бахтин (бахтинский термин рассматривается в этой главе ниже). См., например: Boym S. Poetics and Politics of Estrangement: Viktor Shklovsky and Hannah Arendt // Poetics Today. 22005. 6, 4 (Winter). Р. 581–611; Emerson С. Shklovsky’s ostranenie, Bakhtin’s vnenakhodimost’ (How Distance Serves an Aesthetics of Arousal Differently from an Aesthetics Based on Pain) // Ibid. Р. 637–664; Tihanov G. The Politics of Estrangement: The Case of the Early Shklovsky // Ibid. Р. 665–696.

Рассказ о жалости и о жестокости // Гинзбург 2011. С. 17.

Гинзбург 2011. С. 435–436. Можно отметить, что попытки героя отвергнуть изранивший его город позволяют нам проводить параллели между «Оцепенением» и каноническими примерами так называемого «петербургского текста» – такими произведениями, как «Медный всадник», «Шинель» и «Записки из подполья».

Там же. С. 315.

См. то, как рассматривает эту тему Оливер Сакс в главе «Бестелесная Кристи» в книге «Человек, который принял свою жену за шляпу» (в англ. оригинале глава называется «The Disembodied Lady». – Примеч. пер.): Sacks О. The Man Who Mistook His Wife for a Hat. New York, NY: Simon & Schuster, 1998. Р. 43–54, а также в своей автобиографии «Нога как точка опоры» (М.: Астрель, 2012; 2014, оригинал: A Leg to Stand On. New York: Harper Perennial, 1994). См. также: Eakin P. J. How Our Lives Become Stories: Making Selves. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1999. P. 26–42. В этом контексте важно и понятие Ульрика Найссера «Экологическое „я“»: Neisser U. Five Kinds of Self-knowledge // Philosophical Psychology. 1988. 1, 1. Р. 37–41.

Кирилл Кобрин утверждает, что остранение, продуцируемое осажденным городом, настолько изнурительно и до такой степени смертельно опасно (поскольку оно разрушает устоявшийся распорядок и привычки), что «„блокадный человек“ может выжить, лишь одолев остранение» (Kobrin 2012. Р. 240).

Гинзбург 2011. С. 311.

«Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина была впервые опубликована в 1979 году, а затем вышла еще несколькими изданиями, которые все меньше и меньше подвергались цензуре. Первые два издания вышли в Москве, поскольку все ленинградские журналы отказались публиковать это произведение. Об этой истории см.: Блюм А. Как это делалось в Ленинграде: Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки 1953–1991. СПб.: Академический проект, 2005. С. 167.

Поле напряжения. [Интервью с Г. Силиной] // Лит. газета. 1986. 15 янв. № 3 (5069).

Блокадная книга / Алесь Адамович и Даниил Гранин. Л.: Лениздат, 1989. С. 382. Авторы указывают, что фрагменты дневника Рябинкина ранее были опубликованы в газете «Смена» в 1970 году (Там же. С. 266).

Foucault М. Self Writing //. Essential Works of Michel Foucault 1954–1984 / Еd. P. Rabinow, trans. R. Hurley and others. Vol. 1. Ethics: Subjectivity and Truth. New York: The New Press, 1997. Р. 207.

Гинзбург 2011. С. 186.

Там же. Эллипсис мой. Ср. рассмотрение этой темы Гинзбург: О психологической прозе // Гинзбург 1977. С. 407.

О сатире и об анализе // Гинзбург 2002. С. 255.

Гинзбург 2011. С. 188.

В «Мысли, описавшей круг» Гинзбург упоминает о Шелере в связи с осознанием смерти (Гинзбург 2002. С. 553–554). Говоря о самосовершенствовании через раскаяние, Шелер использует визуально-пространственную метафору. Он пишет: «Точно так же, как, совершая восхождение на гору, мы видим как приближение вершины, так и погружение долины под нашими ногами, и каждая картина входит в наш чувственный опыт под контролем одного-единственного действия, так и при Раскаянии Человек совершает восхождение, и при восхождении видит под собой прежние „Я“, составлявшие его» (Scheler М. Repentance and Rebirth // On the Eternal in Man / Trans. Bernard Noble. London: SCM Press Ltd, 1960. Р. 48). О Бахтине, Шелере, Николае Гартмане и других см.: Poole В. From Phenomenology to Dialogue: Max Scheler’s Phenomenological Tradition and Mikhail Bakhtin’s Development from «Toward a Philosophy of the Act» to His Study of Dostoevsky // Bakhtin and Cultural Theory. Manchester, UK: Manchester University Press, 2001. Р. 109–135. См. также: Brandist С. The Bakhtin Circle: Philosophy, Culture and Politics. London: Pluto Press, 2002. Валентин Волошинов в своей книге о фрейдизме назвал Шелера «самым влиятельным философом нашего времени» (Poole В. Р. 112).

Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Собрание сочинений: В 7 т. М.: Русские словари, 2003. Т. 1. С. 89.

Там же. С. 97–98, 117–118.

Там же. С. 97.

Принцип вненаходимости в интерпретации Бахтина состоит в том, чтобы делать возможным искусство, а не этические деяния. Именно в этом эстетическом смысле Кэрил Эмерсон проводит параллель между «вненаходимостью» у Бахтина и «остранением» у Шкловского (Emerson С. Shklovsky’s ostranenie, Bakhtin’s vnenakhodimost’).

Бахтин М. М. Автор и герой. С. 107. Совершенно иной, весьма радикальный анализ «Автора и героя» Бахтина недавно провела Ирина Сандомирская: она характеризует эту работу как апологию репрессий, находя, что власть автора над героем – репрезентация «проявления террора», обычная для произведений сталинской эпохи. По мнению Сандомирской, у Бахтина «автор» превращает «героя» в «вещь», чтобы создать тотальность романа (Сандомирская И. Блокада в слове: Очерки критической теории и биополитики языка. М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 111–172, в особенности с. 145, 156, 161.

О способности Гинзбург перемещаться в другое пространство см.: Левкин А. Школа для умных // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49). С. 421–426. О принадлежности Гинзбург к традициям русской интеллигенции XIX века см.: Pratt S. Lidiia Ginzburg, a Russian Democrat at the Rendezvous // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 183–203. Публикация на рус. яз.: Пратт С. Лидия Гинзбург, русский демократ на rendez-vous // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49).

В этих двух версиях, написанных, по-видимому, в 1930‐е годы, явно разнятся нарративные стратегии: одна версия – более-менее полный черновик, вторая состоит из нескольких страниц более раннего черновика в одной из рукописей «Мысли, описавшей круг». Страницы четко свидетельствуют, что на тот момент «Заблуждение…» было, по-видимому, частью или ответвлением «Мысли…». Эти черновики, которые я изучала в архиве А. Кушнера, вошли во вторую партию архивных документов, переданных в РНБ и указаны во временном каталоге под шифрами Оп. 2. Ед. хр. 41 и Ед. хр. 42 (они ошибочно помечены как «Записные книжки» 1936 года; 66 с. и 53 с. соответственно). Другая, более поздняя группа черновиков вошла в первую партию архивных документов, переданных в РНБ (Оп. 1), и указана в списке, без номера, под заглавием «Мысль, описавшая круг» (278 с.). ОР РНБ. Ф. 1377.

Это начало содержится в черновике «Мысли, описавшей круг» (ОР РНБ. Ф. 1377. Оп. 2. Ед. хр. 42. Архив Гинзбург, папка «Мысль, описавшая круг»). Прочие абзацы этого начала, написанного начерно, состоят из обобщений, а также из диалога между абстрактными «раскаянием» и «самооправданием» (подобный диалог появляется и в законченной версии).

Первая страница рукописи в папке, помеченной «Заблуждение воли» (ОР РНБ. Ф. 1377. Оп. 2. Ед. хр. 58). В окончательной версии Гинзбург употребляет во всем этом пассаже формы первого лица множественного числа. Например: «Это [жизнь другого человека – ] как драгоценная вещь, побывавшая у нас в руках и по невежеству отброшенная прочь» (Гинзбург 2002. С. 584).

О гендерной принадлежности Эна см. гл. 3. Об автобиографической основе этого рассказа см. гл. 5.

Сара Пратт подметила этот эффект в своих рассуждениях об автобиографическом характере «Записок блокадного человека», где, как она выражается, налицо «типично „гинзбурговский“ анализ», схожий с тем, который мы находим в «О психологической прозе» и «О литературном герое» (Pratt S. Angels in the Stalinist House: Nadezhda Mandelstam, Lidiia Chukovskaia, Lidiia Ginzburg, and Russian Women’s Autobiography // Auto/biography Studies. 1996. 11, 2. Р. 73).

Есть и несколько дополнительных случайных голосов: например, в рассказ внезапно вторгается высказывание некой безымянной женщины (размышления о стареющих родителях). По-видимому, ее слова цитируются автором-повествователем. В целях повествования было бы логичнее, если бы эта женщина разговаривала с Эном (Гинзбург 2002. С. 597). В «Заблуждении воли» и «Рассказе о жалости и о жестокости», где в центре повествования – исключительно вина одного человека, таких голосов вообще намного меньше, чем в таких произведениях, как «Записки блокадного человека» или «Мысль, описавшая круг».

В рукописи: «Дурак!»

Гинзбург 2002. С. 595.

Гинзбург 2002. С. 610.

Вот связанный с этим вопрос, который я исследую в гл. 5: каковы взаимоотношения между художественным вымыслом и этикой в процессе самоанализа – может ли человек оставить свидетельство о своей вине путем создания явно фикционального, а не автобиографического или историографического повествования?

Lejeune F. Autobiography in the Third Person // On Autobiography. Р. 35–36.

Folkenflik R. The Self as Other // The Culture of Autobiography: Constructions of Self-Representation / Ed. R. Folkenflik. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993. Р. 234.

Folkenflik R. Р. 222–224. Фолкенфлик, опираясь на «Воспитание Генри Адамса» – редкий пример автобиографии, написанной в третьем лице, утверждает, что одна из главных причин этого риторического выбора – невероятно низкая самооценка Генри Адамса. Напротив, Жан Старобински ссылается на примеры «Записок» Цезаря и второй части «Мемуаров» Ларошфуко, чтобы высказать мысль, что написанные в третьем лице автобиографии могут под покровом скромности возвеличивать «героя, который отказывается произносить свое собственное имя» (Starobinski J. The Style of Autobiography / Trans. by S. Chatman // Autobiography: Essays Theoretical and Critical / Ed. J. Olney. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1980. Р. 76–77. Сара Пратт, отчасти вторя Старобински, утверждает в статье «Angels in the Stalinist House», что Гинзбург (наряду с Лидией Чуковской и Надеждой Мандельштам) «упрочивала» индивидуальность благодаря тому, что как бы ее «отрицала»: «Когда те русские женщины „отрицали индивидуальность“ при сохранении Слова и опыта других людей, они сами становились творцами Слова и сами стали воплощением высочайших ценностей русской культуры» (Pratt S. Angels in the Stalinist House. Р. 81).

См.: Roland Barthes by Roland Barthes / Trans. R. Howard. Berkeley: University of California Press, 1994. Например, Барт пишет: «Как только я произвожу что-то, как только я пишу, это сам Текст (к счастью) отнимает у меня мое нарративное постоянство» (4). «Здесь все должно рассматриваться как сказанное романным персонажем – вернее, даже несколькими» (119). «Написанное мною самим о себе никогда не является последним словом обо мне; чем больше во мне „искренности“, тем больше и материала для интерпретации – исходящей из иных инстанций, чем у писателей прошлого, которые считали себя подвластными лишь закону подлинности» (120; Ролан Барт о Ролане Барте / Сост., пер. с фр. и послесл. С. Зенкина. М.: Ad Marginem, 2014). На все три примера ссылается Фолкенфлик, рассматривая Барта на с. 232–233 в «The Self as Other». Это удачно сформулировала Кэндис Лэнг, отметив: «Бартовский субъект – не существо, а взаимоотношения» (Lang С. Autobiography in the Aftermath of Romanticism // Diacritics. 1982. 12, 4. Р. 15).

При публикации этого повествования в книге «Литература в поисках реальности» (1987) Гинзбург снабдила его датой «1929 год». В «Человеке за письменным столом» она заменила эту дату на «1931 год». Я полагаю, что она писала куски этого повествования в период между 1929 и 1934 (или даже 1936) годами. Куски текста имеются в ее записных книжках 1931–1932 и 1934 годов, а одна часть похожа на очерк 1936 года (правда, этот отрывок до включения в очерк был, возможно, частью «Возвращения домой»).

Насколько нам известно, в те ранние годы в число слушателей ее записей входили лица, перечисленные в следующем примечании, а также Виктор Шкловский и Николай Харджиев. Во время блокады она читала свои тексты Григорию Макогоненко и Ольге Берггольц. В позднесоветский период среди поклонников ее все еще не публиковавшихся тогда записей были Андрей Битов, Яков Гордин, Альбин Конечный, Николай Кононов, Елена Кумпан, Ксения Кумпан, Александр Кушнер, Джон Малмстад, Алексей Машевский, Елеазар Мелетинский, Галина Муравьева, Ирина Паперно, Ирэна Подольская, Ирина Семенко, Нина Снеткова, Александр Чудаков и Елена Шварц. В большинстве своем слушатели Гинзбург жили в Ленинграде, но были и москвичи. Ксения Кумпан, Альбин Конечный и Ирина Паперно передали мне сделанные в 1983, 1984, 1988 и 1989 годах аудиозаписи, запечатлевшие, как Гинзбург читает вслух свои записи и беседует с друзьями.

^>Хотя в ее аудиторию входили выдающиеся ленинградские писатели, ученые и деятели культуры, Гинзбург с болью думала, что широкому читателю ее тексты не станут доступны никогда – или, по крайней мере, при ее жизни. В связи с этой темой, часто возникающей в ее записях, см., например: Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 153–155, 188–189, а также 269. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002. На взгляд Гинзбург, только перспектива публикации ставит перед писателем достаточно трудную задачу, которая необходима, чтобы его творчество «достигло форм выражения общественно значимых» (Там же. С. 188).

Инициалы указаны в записи Гинзбург об этом разговоре, сделанной в небольшой тетради (так называемой «общей тетради») с пометкой «Отзывы»; тетрадь не каталогизирована и лежит в коробке с разнородными материалами. Позднее Гинзбург включила переработанную версию этого диалога в черновик вступительной главы («Теоретического вступления») своего нового сочинения. В этом пересказе разговора появляются описания участников (например, «молодой поэт»). По этим двум источникам можно расшифровать, что А. А. – Анна Ахматова, Н. Н. – Николай Николаевич Пунин, Гр. – Григорий Гуковский, М. А. – Матвей Александрович Гуковский, Б. М. – Борис Михайлович Энгельгардт, Б. – Борис Бухштаб, а О. – Николай Олейников. Есть также Ж. – вероятно, Евгений Шварц; женщина, обозначенная инициалом «В.», – возможно, Вета Долуханова; женщина, обозначенная буквами «Ир.», – возможно, Ирина Щеголева; женщина, обозначенная инициалом «Л.», – возможно, Ляля или Лиза (пока не идентифицированная подруга, с которой Гинзбург связывали интимные отношения). «Теоретическое вступление» на данный момент внесено в каталог под шифром Оп. 2. Ед. хр. 63: «Теоретическое вступление». Заметки о литературе. В тетради и отд. листы б. д. лл. I + 51. ОР РНБ. Ф. 1377. См. с. 29–32.

См.: Serman I. Writer-Researcher // Canadian-American Slavic Studies Journal. 1985. 19, 2. P. 187–192. См. также рассмотрение этой темы Андреем Зориным: Проза Л. Я. Гинзбург и гуманитарная мысль XX века // Новое литературное обозрение. 2005. № 6 (76). С. 45–46.

Небольшая общая тетрадь, не каталогизирована; дублируется в «Теоретическом вступлении», 30–31. ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург пишет: «Главное для писателя – отразить пафос закономерной человеческой судьбы» (Гинзбург 2002. С. 61. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК III (1928). С. 58).

Из эссе «О старости и об инфантильности» (Гинзбург 2002. С. 189).

Дэвид Шепхерд рассматривает кризис романа в Советской России (и то, как этот кризис вдохновлял эксперименты с метапрозой): Shepherd D. Beyond Metafiction: Self-Consciousness in Soviet Literature. Oxford: Clarendon Press, 1992. Р. 17–28.

См., например: Ryan J. The Vanishing Subject: Empirical Psychology and the Modern Novel // PMLA. 1980. 95, 5. Р. 857–859.

Мандельштам О. Конец романа // Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990. Т. 2. С. 201–205. Сходным образом Георг Лукач обнаружил, что элементы «лиризма и психологии», вошедшие в современные романы, были элементом бесплодного «эклектического эпигонства» прежних типов творчества. «Литературная эволюция не пошла дальше романа разочарования, и литература последних лет не обнаруживает творческих возможностей, способных создать новые типы романа; перед нами эклектическое эпигонство, повторяющее прежние типы творчества и, пожалуй, обладающее продуктивными силами только в таких формально несущественных сферах, как лирическая и психологическая» (Lukacs G. The Theory of the Novel (1914–1915) / Trans. Anna Bostock. Cambridge, MA: MIT Press, 1971. Р. 151; рус. изд.: Лукач Г. Теория романа (Опыт историко-философского исследования форм большой эпики) / Пер. с нем. Г. Бергельсона // Новое литературное обозрение. 1994. № 9. С. 19–78).

Мандельштам О. Указ. соч. С. 201.

Шкловский включил в свой эпистолярный роман «Zoo, или Письма не о любви» ряд писем Эльзы Триоле (а также свое письмо, обращенное к руководству коммунистической партии – во ВЦИК [высший после Всероссийского съезда Советов, законодательный, распорядительный и контролирующий орган государственной власти Российской Советской Республики в 1917–18 годы и РСФСР с 1918 по 1937 год. – Примеч. ред.]). О Пильняке см.: Erlich V. The Novel in Crisis: Boris Pilnyak and Konstantin Fedin // The Russian Novel from Pushkin to Pasternak / Ed. J. Garrad. New Haven, CT: Yale University Press, 1983. Р. 155–176. См. также: Гофман В. Место Пильняка // Борис Пильняк. Статьи и материалы: Сб. / Под ред. Б. В. Казанского и Ю. Н. Тынянова // Сер. «Общество изучения художественной словесности», секция «Мастера современной литературы», вып. 3. Л.: Academia, 1928. С. 5–34.

Шкловский В. Рецензия на эту книгу // Шкловский В. Гамбургский счет. Л.: 1928. С. 108–109.

Выражение «как это сделано» восходит к названию статьи Бориса Эйхенбаума «Как сделана „Шинель“ Гоголя» (первая публикация – 1919 год).

Гинзбург 2002. С. 35. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК 1927 (запись от октября 1927 года).

Мишель Окутюрье утверждал, что одной из причин этого было «сокрушительное господство реалистической эстетики», продолжавшей существовать с XIX века (Aucouturier М. The Theory of the Novel in Russia in the 1930s: Lukacs and Bakhtin // The Russian Novel from Pushkin to Pasternak. Р. 227–228). Галин Тиханов считает, что традиция русской теории романа сложилась в период с 90‐х годов XIX века по 30‐е годы ХХ века и некоторые идеи формалистов, касающиеся преемственности в истории романа, жанра вообще и его эволюции, а также важной роли бытовой речи и быта для литературных систем (романа, оды), повлияли на теории романа, которые выдвинул Бахтин. См.: Tihanov G. The Master and the Slave: Lukacs, Bakhtin, and the Ideas of Their Time. Oxford: Clarendon Press, 2000. Р. 112–161.

Цитата из статьи Шкловского «Очерк и анекдот», цит. по: Tihanov G. The Master and the Slave. Р. 129.

Лукач, опубликовавший свою «Теорию романа» в 1916 году, участвовал в московских дискуссиях о романе в 1935–1936 годах. В период между 1935 и 1941 годами Бахтин написал четыре важные статьи о романе. О советских теориях романа и дискуссиях о жанре в 30‐е годы ХХ века см.: Clark K., Tihanov G. Soviet Literary Theory in the 1930s: Battles over Genre and the Boundaries of Modernity // A History of Russian Literary Theory and Criticism: The Soviet Age and Beyond / Еd. E. Dobrenko, G. Tihanov. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2011. Р. 109–143. См. также книгу Тиханова «The Master and the Slave», где досконально отслеживаются дискуссии 1935–1936 годов вокруг статьи «Роман», написанной Лукачем для первой советской литературной энциклопедии, а также говорится, что Бахтин подверг творческому синтезу некоторые мысли Лукача, формалистов, Веселовского, Грифцова и Ольги Фрейденберг. Бахтинские теории романа выверены по модернизму ХХ века: в них сделан упор на гетерогенности и полифоничности языка, отсутствии авторитативного дискурса, открытом характере времени и «незавершимости».

Гинзбург Л. Человек за письменным столом. По старым записным книжкам // Новый мир. 1982. № 6. С. 235 (из вступительной статьи автора к публикации записей).

Там же.

Тынянов Ю. Ода как ораторский жанр (1922) // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино / Сост. Е. А. Тоддес, А. П. Чудаков и М. О. Чудакова. М.: Наука, 1977. С. 228. Ее значение рассмотрено Тихановым в: The Master and the Slave. Р. 134–135.

Тынянов Ю. Литературный факт // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. С. 259. (Первая публикация статьи: ЛЕФ. № 2 [1924]. С. 101–116.)

Рассмотрение того, как формалисты исследовали романтический отрывок под влиянием развития монтажа в 20‐е годы ХХ века, см.: Greenleaf M. F. Tynianov, Pushkin and the Fragment: Through the Lens of Montage // Cultural Mythologies of Russian Modernism / Еd. B. Gasparov, R. P. Hughes, I. Paperno. Berkeley: University of California Press, 1992. Р. 264–292. О романтическом отрывке в связи с Пушкиным и русским романтизмом см. книгу Гринлиф: Pushkin and Romantic Fashion: Fragment, Elegy, Orient, Irony. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994, в особенности p. 1–55. Рассмотрение философских аспектов понятия «отрывок» у романтиков см.: Lacoue-Labarthe Ph., Nancy J.-L. The Literary Absolute: The Theory of Literature in German Romanticism / Trans. Ph. Barnard, Ch. Lester. Albany: State University of New York Press, 1988. Р. 39–58.

Тынянов Ю. Литературный факт // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. С. 256.

Тынянов определяет «понятие „величины“» как «вначале понятие энергетическое: мы склонны называть „большою формою“ ту, на конструирование которой затрачиваем больше энергии» (Там же. С. 256).

Там же. С. 261. Точно так же, как величина и энергия считаются чем-то само собой разумеющимся, когда речь идет о романе, Тынянов утверждает, что его определение литературы как «динамической речевой конструкции» самоочевидно. О связи конструктивного принципа с идеей целого см.: Morson G. S. The Boundaries of Genre: Dostoevsky’s Diary of a Writer and the Traditions of Literary Utopia. Evanston, IL: Northwestern University Press, 1981. Р. 41–42.

Гинзбург Л. Вяземский-литератор (1926), переиздано в книге: Гинзбург Л. Работы довоенного времени / Сост. Ст. Савицкий. СПб.: Петрополис, 2007. С. 101.

Гинзбург 2002. С. 54, а также с. 383.

Замятин Е. О литературе, революции, энтропии и о прочем // Замятин Е. Собр. соч.: В 5 т. / Сост. Ст. Никоненко и А. Тюрин. М.: Русская книга, 2004. Т. 3. С. 179.

Гинзбург добавляет: «Она скорее французская, хотя Шкловский французского языка не знает» (Гинзбург 2002. С. 54). В более полной форме эта запись находится в изначальной записной книжке: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК II (1927). С. 16–17 (окружена записями от апреля 1927 года).

Гинзбург 2002. С. 19.

Из письма Тынянова к Шкловскому от мая 1927 года, цит. по: Тоддес Е. А. Неосуществленные замыслы Тынянова // Тыняновский сборник: первые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1984. С. 43–44. Рассматривая эти неосуществленные планы, Тоддес поясняет, что «речевой установкой» малых форм Тынянова была запись в записной книжке. Он исходит из постулата, что для Тынянова была важна не величина текста, а скорее тот аспект, что зарисовка размывала границы между черновиком и окончательным текстом. Благодарю Ксению Кумпан за то, что она обратила мое внимание на эту публикацию.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК V (1929–1931). С. 173. Фраза подчеркнута автором (я передаю ее подчеркивания курсивом).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК VIII-2 (1932). С. 11.

Эйхенбаум Б. В поисках жанра // Русский современник. 1924. № 3. С. 228–231. Меж тем Замятин, со своей стороны, заявил: «Русская литература за последние годы – это Питер Шлемиль, потерявший свою тень: есть писатели – и нет критиков. Формалисты все еще не рискуют производить операций над живыми людьми и продолжают препарировать трупы» (Замятин Е. Новая русская проза // Замятин Е. Собр. соч.: В 5 т. / Сост. Ст. Никоненко и А. Тюрин. М.: Русская книга, 2004. С. 125).

Ср. мнение Тынянова, что Эренбург «легко» слагает свои романы, высказанное в статьях «Промежуток» (1924): «Иногда кажется, что это не писатель, а сама инерция написала рассказ» (С. 169); Литературное сегодня (1924) // Поэтика. История литературы. Кино (1977). С. 153–155.

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК I (1925–1926). С. 100–101, запись не датирована, но ее окружают записи от октября 1925 года. Часть этой записи была опубликована (Гинзбург 2002. С. 23). В этой записи Гинзбург отмечает, что самый многообещающий современный прозаик – Замятин, но «он не большой писатель», он пишет хорошо только потому, что подражает Николаю Лескову. Она также хвалит современную поэзию Николая Тихонова и Бориса Пастернака. Упоминание о мудрых змеях – отсылка к Евангелию от Матфея 10: 16 «будьте мудры, как змии», а также к пушкинскому «Пророку» («жало мудрыя змеи»). Связь между Пушкиным и Матфеем прослежена в: Wachtel M. A Commentary to Pushkin’s Lyric Poetry 1826–1836. Madison: University of Wisconsin Press, 2011. P. 26.

Шкловский В. Третья фабрика. Letchworth, UK: Prideaux Press, 1978 (репринт. изд. советского изд. 1926 года, выпущенного Артелью писателей «Круг»). С. 82–83. Оригинал письма: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1953–1958. Т. 77. С. 218–220.

Цит. по: Эйхенбаум Б. В поисках жанра. С. 230.

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933), 19–20.

Неопубликованный отрывок, временно помещенный в папку с разнородными рукописями 1920–1930‐х годов (ОР РНБ. Ф. 1377). Гинзбург добавила к этому фразу, которую позднее зачеркнула: «Есть форма рассказа, в широком понимании, – то-есть выдуманной истории, – невозможная сейчас, потому что неизвестно зачем и как выдумывать».

Тынянов рассматривает установку читателя на «сверхнатурализм» как моду, которую, возможно, вскоре вытеснит «спрос на чистую литературную условность». Из его текста конца 20‐х годов «Сон», цитата по комментариям к «Литературному факту» в: Поэтика. История литературы. Кино. С. 508.

Гинзбург «О записных книжках писателей», автограф, машинописная версия. На данный момент каталогизирована в архиве ошибочно: ОР РНБ. Ф. 1377. Оп. 3. Ед. хр. 53. Гинзбург Л. Я. Записная книжка <1940–1950ые> лл+46 лл. Шкловский пишет об одном из возможных путей художественного творчества: «Путь третий – работать в газетах, в журналах, ежедневно, не беречь себя, а беречь работу, изменяться, скрещиваться с материалом, снова изменяться, скрещиваться с материалом, снова обрабатывать его и тогда будет литература» (Шкловский В. Третья фабрика. С. 84–85).

Тынянов Ю. Журнал, критик, читатель и писатель // Поэтика. История литературы. Кино. С. 147–149. (Первая публикация – 1924 год); Шкловский В. Гамбургский счет. Л.: Изд-во писателей, 1928. С. 112–117. Обе эти работы рассмотрены Гэри Солом Морсоном: Morson G. S. The Boundaries of Genre. P. 57–58.

О «Моем временнике» Эйхенбаума см.: Any С. Boris Eikhenbaum: Voices of a Russian Formalist. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994. Р. 110–115. Как утверждает Эни, к 1929 году Эйхенбаум порвал с Бриком и ЛЕФом и счел, что документальная литература – «средство поиска новых литературных форм», в то время как Брик считал эти формы «самоцелью, советской литературой факта, которая удовлетворяла нужды нового общества и превосходила европейскую и дореволюционную русскую литературу» (Ibid. Р. 115). См. также: Tapp А. «Как быть писателем?»: Boris Эйхенбаум’s Response to the Crisis of the Novel in the 1920s // Slavonica. 2009. 15, 1 (April). Р. 32–47. Тэпп утверждает, что в «Моем временнике» проявилось стремление Эйхенбаума активно существовать в качестве писателя («Как быть писателем») в контексте кризиса романа – стремление добиться такого существования путем «слияния научной, автобиографической и фикциональной модальностей» (Р. 45).

Шкловский В. Третья фабрика. С. 9. Галин Тиханов отметил, что формалисты, разрабатывая свои теории литературы, полагали, что сюжет играет подчиненную роль по отношению к приемам; Бахтин тоже отводит сюжету подчиненную роль – в его понимании сюжет служит для того, чтобы подтолкнуть разные дискурсы к соприкосновению между собой (Tihanov G. The Master and the Slave. Р. 144).

См. Эйхенбаум и Гофман (Там же). См. также статьи в: Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М.: Федерация, 1929, переиздан: М.: Захаров, 2000; в особенности: Чужак Н. Писательская памятка. С. 9–28; Третьяков С. Новый Лев Толстой. С. 29–33; Он же. Биография вещи. С. 68–72; Брик О. Ближе к факту. С. 80–85; Он же. Разложение сюжета. С. 226–228, а также: Шкловский В. К технике внесюжетной прозы. С. 229–334.

Брик О. Разложение сюжета // Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа. С. 226–227.

Гинзбург 2002. С. 32.

Там же. Оригинал (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК I. С. 193) несколько отличается от этого варианта: теория названа не только антилитературной, но и «примитивной», добавлено, что возникает желание искать «свежие» и здравые корни.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик статьи о Прусте, страница не пронумерована.

Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 9–10. При жизни Вяземского небольшие выдержки из его записных книжек публиковались в журналах, а также в собрании сочинений. Более полная версия увидела свет посмертно, заняв три тома в собрании сочинений.

Там же. С. 11.

Об устной речи как ближайшем к литературной системе «внелитературном ряде» см.: Тынянов Ю. Ода как ораторский жанр (1922) // Поэтика. История литературы. Кино. С. 228. Размышления о центре и периферии в эволюции литературы см.: Тынянов Ю. Литературный факт // Там же. С. 257–258.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом. По старым записным книжкам // Новый мир. 1982. № 6. С. 235. Записи были опубликованы в разделе журнала, озаглавленном «Литературная критика». См. также: Гинзбург 2002. С. 303.

См.: Вяземский П. Старая записная книжка. С. 59, 94. В обеих записях Вяземский говорит о литературе как об отражении или выражении общества и сетует на нехватку хороших писателей и хорошей литературы в России. Он призывает документально фиксировать устную культуру, в том числе слухи, полагая, что делать это необходимо.

Там же. С. 222. Между тем Вяземский не смог даже в минимальной степени осознать значимость русского психологического романа, который появился при его жизни.

Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 36–37. В то время сопоставления литературных кругов 20‐х годов ХХ века и 30‐х годов XIX века были общим местом. Эти сопоставления комментирует Дэвид Шепхерд: Beyond Metafiction: Self-Consciousness in Soviet Literature. Р. 19–20.

Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 39. Статья Тынянова «Промежуток» (1924) посвящена поэзии и отсутствию четко очерченных поэтических школ в этот период. Рассмотрев несколько современных поэтов, Тынянов заключает: «В период промежутка нам ценны вовсе не „удачи“ и не „готовые вещи“. Мы не знаем, что нам делать с хорошими вещами, как дети не знают, что им делать со слишком хорошими игрушками. Нам нужен выход. „Вещи“ же могут быть „неудачны“, важно, что они приближают возможность „удач“» (Тынянов Ю. Промежуток // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. С. 195).

В 1929 году, когда Гинзбург составляла книгу Вяземского, ЛЕФ опубликовал сборник статей «Литература факта», оказавшийся лебединой песней этого движения. Многие статьи, включенные в него, публиковались в 1927–1928 годах. См.: Заламбани М. Литература факта. От авангарда к соцреализму. СПб.: Академический проект, 2006. С. 41; оригинал: Zalambani М. La More del Romanzo: Dall’ Avanguardia Al Realismo Socialista. Rome: Carocci Editore, 2003.

Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 41. В своей статье Гинзбург употребляет словосочетание «литература фактов», а не название этого движения – «литература факта». То же самое словосочетание употребил однажды Вяземский. Станислав Савицкий задался вопросом, не мог ли ЛЕФ заимствовать это выражение у Вяземского (Савицкий Ст. Живая литература фактов: спор Л. Гинзбург и Б. Бухштаба о «Лирическом отступлении» Н. Асеева // Новое литературное обозрение. 2008. № 1 (89). С. 22–23). В своей книге Савицкий пытается включить записи Гинзбург в контекст техник монтажа Вертова и других: Савицкий Ст. Частный человек: Л. Я. Гинзбург в конце 1920‐х – начале 1930‐х годов. СПб.: Европейский ун-т, 2013. С. 78–79. Моя рецензия на эту книгу: Фрагменты с отступлениями: Лидия Гинзбург в начале пути // Новое литературное обозрение. 2014. № 4 (128). С. 328–336.

Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 42. Обратите внимание, что Гинзбург, как и Тынянов в его определении литературы как «динамичных речевых конструкций», употребляет здесь латинизм «конструкция». Позднее она стала предпочитать слово «построение», особенно когда описывала построение личности.

Там же.

Оценка Гинзбург противоречит мнениям других ученых – например, Лорена Лейтона, который характеризует анекдоты Вяземского (по контрасту с текстами Пушкина, где проявлялись его лапидарность и блестящий слог) как относительно длинные тексты, призванные решать такие задачи, как передача речи других людей и сбор материала (Leighton L. The Anecdote in Russia: Pushkin, Vjazemskij, and Davydov // Slavic and East European Journal. 1966. 10, 2 (Summer). Р. 155–166).

См.: Вяземский П. Старая записная книжка. С. 296 п. 15.

«Внутри каждого из этих жанровых образований Вяземский даже традиционен. Но этого никак нельзя сказать о принципе чередования отдельных фрагментов. Это принцип по существу отрицательный. Вяземский как бы уничтожает все возможные мотивировки сосуществования фрагментов» (Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 43. Курсив Л. Г.).

Morson G. S. The Long and Short of It: From Aphorism to Novel. Stanford, CA: Stanford University Press. P. 71–73.

Эта статья существует в форме рукописного очерка/черновика, на данный момент каталогизированного в архиве ошибочно – как Оп. 3. Ед. хр. 53. Гинзбург Л. Я. Записная книжка. <1940–1950ые> лл+46 лл., а также как машинопись (в другом разделе архива). Текст напечатан на пишущей машинке фиолетовыми чернилами. Статья написана в период между последними месяцами 1930 года и январем 1932 года. Например, Гинзбург упоминает о рецензии (Перцовича) 1930 года на произведение Лаврухина «По следам героя». А в записи от 3 января 1932 года Гинзбург читаем: «Я очень давно пишу: последний год „Пинкертона“, до этого злосчастную статью о „Записных Книжках“, до этого была „Детская Литература“ и злосчастные Пруст и Асеев – вплоть до Веневитинова» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VI (1931–1932). С. 38–39). Другие части этой записи были опубликованы в: Гинзбург 2002. С. 98–100.

См., например, книгу: Французский реалистический роман XIX века / Под ред. В. А. Десницкого. М.; Л.: ГИХЛ, 1932). В предисловии Десницкий оправдывал публикацию, называя эту книгу полезной для «пролетарской литературы» (С. 6), а также писал: «Но французский реалистический роман представляет актуальный интерес для марксистско-ленинского литературоведения не одной своей исторической значительностью в диалектике литературного процесса. Европейский реалистический роман складывался под лозунгом борьбы за овладение материалистическим методом в области литературного творчества» (С. 3).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик статьи «О записных книжках писателей», рукопись.

Там же, машинопись.

Шаг, сделанный Гинзбург, отражает внимание Тынянова к быту и предвосхищает вопросы, которые Мишель Фуко поставил в работе «Что такое автор?» (впервые опубликованной на франц. яз. в 1969 году).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург. «О записных книжках писателей», машинопись.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Предисловие // Вяземский П. Старая записная книжка. С. 47.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург. «О записных книжках писателей», машинопись.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК VII (1932). С. 41. Составная часть записи, остальная часть которой была опубликована в: Гинзбург 2002. С. 107–108. В одном из юношеских дневников Гинзбург поставила себе цель: каждая запись в записной книжке «должна быть мне практически нужной, т. е. не выходить за пределы того круга вопросов, разрешить которые я стремлюсь в данный момент». Тетрадка, 15 сентября 1922 года (вторая страница, не пронумерована). Эту запись рассматривает Станислав Савицкий; он – вероятно, из‐за опечатки – опустил частицу «не» в словосочетании «не выходить за пределы» (Савицкий Ст. Частный человек. С. 15). Полный текст черновика был опубликован Савицким: Зритель собственной мысли: о заметке Л. Гинзбург 1922 года // Varietas et Concordia: Essays in Honour of Pekka Pesonen / Еd. B. Hellman, T. Huttunen, G. Obatnin. Helsinki: University of Helsinki, 2007. С. 444–467 (см. с. 460–467). Ошибка есть и там, на с. 460.

В архиве сохранились некоторые из этих черновиков, написанных на обрывках бумаги карандашом или чернилами. С 50‐х по 80‐е годы Гинзбург вначале писала на бумаге чернилами, а затем перепечатывала записи на машинке. Вот другой пример методов письма на черновик: в конце записных книжек 1932–1933 годов имеются написанные начерно (и карандашом) те несколько записей, которые она вносит первыми, придав им более отшлифованную форму, в начало записной книжки 1933–1935 годов. Это похоже на методы Вяземского (у того были отдельные записные книжки, куда он заносил черновики). См. черновик статьи Гинзбург «О записных книжках писателей», машинопись: ОР РНБ. Ф. 1377.

Такое же заглавие – «Человек за письменным столом» – носит самая первая публикация записей, взятых из записных книжек Гинзбург: Гинзбург Л. Человек за письменным столом. По старым записным книжкам // Новый мир. 1982. № 6. С. 235–245.

Гинзбург замечает, что Леонид Гроссман, публикуя записные книжки Чехова, сравнил их с «афористическими романами»: Записные книжки А. П. Чехова / Приготовила к печати Е. Н. Коншина. Ред. и предисл. Л. П. Гроссмана. М.: Гос. академия худож. наук, 1927. С. 5–10; см. в особенности с. 5.

ОР РНБ. Ф. 1377. «О записных книжках писателей», версия текста в записной книжке. Курсив в оригинале.

Там же.

Гинзбург 2002. С. 264. Эссе датировано 1973 годом.

Гинзбург ЗК II (1927–1928). С. 149. ОР РНБ. Ф. 1377. Запись не датирована, но расположена между записями, датированными соответственно 17 августа и 10 сентября 1927 года. Публикуя впоследствии запись, в которой первоначально содержалось это высказывание, Гинзбург вычеркнула это чересчур уверенное заявление – видимо, потому, что «неизбежное» не воплотилось в жизнь.

13 августа 1930 года она заключила с издательством «Молодая гвардия» договор на «Агентство Пинкертона» (см.: ЗК V (1929–1931). С. 126, запись в записной книжке датирована 4 сентября 1930 года). В ее записных книжках за период с последних месяцев 1930 года по последние месяцы 1932 года задокументирован сюжет о том, как она писала и перерабатывала роман, а также взаимодействовала с работниками издательства. В феврале 1933 года Евгений Шварц в качестве «частного читателя» записных книжек Гинзбург: «Хорошо, что у вас в „Записных книжках“ проходит судьба „Пинкертона“. „Пинкертона“ то запрещают, то разрешают – попеременно. Создается сюжетный интерес» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933). С. 1). Савицкий в «Частном человеке» (С. 96–109) приводит хронику трудностей, обрушившихся на Гинзбург из‐за ее романа об агентстве Пинкертона, и, возможно, преувеличивает значение ее работы над этим романом как переломного момента в творчестве. На с. 100 он также утверждает (ошибочно), что Гинзбург работала над романом вместе с Ветой Долухановой, неправильно истолковав запись Гинзбург в записной книжке, – в действительности она работала вместе с Виктором Гофманом. См.: Гинзбург 2002. С. 93, а также: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (1929–1930). С. 142.

См., например, записную книжку Гинзбург от 1933–1935 гг. (ЗК VIII–IX): «Возможности человека определяются тем, чего он не может, по крайней мере настолько же как и тем, что он может. Писатель – это человек, который не может переживать жизнь не пиша» (С. 67; ок. 1934). Отрывок, в который входят эти написанные начерно фразы, похож на материал, который содержится в «Заметках о прозе». Например: «Соотношение невозможного, возможного, настоятельно нужного образует линию судьбы» (Гинзбург 2002. С. 150).

Гинзбург 2002. С. 110. Из ЗК VIII-2. С. 4 (запись, датированная концом сентября 1932 года).

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII-2 (1932). С. 9.

Там же. С. 19. ОР РНБ. Ф. 1377, запись не датирована, но следует за записями от конца марта 1933 года.

Гинзбург 2002. С. 399–400. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК 1928 (III). С. 57–58.

«В частности меня раздражает мой слог. Это еще только красноречие и остроумие, отнюдь не познание и выражение действительности. Придется совершенно все переменить» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК VIII (1933). С. 14. Ср. с похожим высказыванием 1934 года, опубликованным в: Гинзбург Л. Из записных книжек (1925–1934) // Звезда. 2002. № 3. С. 123.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК VIII (1933), 25. ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург 2002. С. 141, в «Заметках о прозе». В черновиках содержатся интересные вариации этих фраз, одна из которых свидетельствует, что Гинзбург усомнилась, действительно ли ретроспективный взгляд – отличительный признак романа. Она пишет: «Я не правильно определила динамику романа, как ретроспективную; она и ретроспективная и поступательная в то же время. Потому что в охвате конечного понимания должно уложиться не только все случившееся, но и все могущее имеющее случиться». ОР РНБ. Ф. 1377. Черновик находится в папке с разнородными текстами 20‐х и 30‐х годов.

ОР РНБ. Ф. 1377. Запись в записной книжке в ЗК VIII (1933). С. 23, похожая на пассаж в «Теоретическом вступлении» Гинзбург (позднее опубликованном под названием «Заметки о прозе»). Представление Гинзбург о романе как о завершимом и полном произведении с ретроспективной динамикой поразительно контрастирует с разработанной примерно в те же годы теорией Бахтина, согласно которой роман незавершим и отличается темпоральной и структурной открытостью.

Гинзбург 2002. С. 142: «…Холод отодвинутого времени…»

Там же.

Там же. Курсив мой.

Русское название «Дом и мир» – отсылка к «Войне и миру» Толстого, причем к написанию названия в старой орфографии («Война и миръ»). В других частях архива есть черновики и отдельные листы, которые, по-видимому, имеют отношение к «Дому и миру»; к их числу относятся очерки о «персонажах» из окружения Гинзбург, которые, вероятно, стали бы героями этого/этих повествования/повествований, например очерки о «К.» (Рине [Екатерине] Зеленой) и «С.» (Селли Долухановой), а также записи об Анне Ахматовой и Григории Гуковском. В набросках также упоминаются «Метод рассмотрения человека» 1935 года (сохранился, см. главу 4) и такие отрывки, как «Диалог о любви» (см. гл. 3). Судя по их содержанию, почерку Гинзбург и сортам бумаги, все материалы в папке «Дом и мир» относятся к 1930‐м годам. Кое-что пересекается по содержанию с другими рукописями, такими как эссе «Стадии любви», датированное 1934 годом и упомянутое в одном из планов «Дома и мира». Персонаж Оттер появляется впервые в «Возвращении домой» (автор датировала это повествование 1931 годом, но в нем содержатся отрывки, написанные, по-видимому, ранее 1931 года, а также позднее 1931 года), более раннее название которого – «Возвращение на родину» упомянуто в планах «Дома и мира». Записная книжка с длинным очерком о Рине Зеленой («К.») датирована 1936 годом. Одна из современниц Гинзбург, Л. М. Андриевская, в дневниковой записи от 5 марта 1939 года отметила, что Гинзбург пишет длинный роман, «каждый год она пишет по одной главе, и скоро у нее будет третья глава романа без начала и конца» (см.: Савицкий Ст. Частный человек. С. 58. Больше информации см.: Баскирк Э. ван. В поисках романа: Лидия Гинзбург в 1930‐е годы // Новое литературное обозрение. 2007. № 6 (88). С. 154–160).

В некоторых перечнях персонажей она указывает три группы: 1. «Les intellectuelles»; 2. «Поврежденные», в другом месте «искаженные»; 3. «женщины». Интеллектуалы описываются в терминах «поколения» и как отдельные группы – учителя («Метры»), три талантливых студента («Трое лучших»: «Оттер», Гуковский и Бухштаб) и другие («Ж.» – вероятно, Жирмунский, и «Ст.» – возможно, Степанов). В числе «поврежденных», или «искаженных», – Поэтесса (аббревиатура V. V. – возможно, две перевернутые буквы «А», обозначающие Анну Андреевну Ахматову), философ Бэ (вероятно, Борис Энгельгардт), «сноб» (М. – возможно, Матвей Гуковский, брат Григория) и «Светская женщина» (С. – вероятно, Селли Долуханова, соседка Гинзбург, некоторое время состоявшая в браке с Матвеем Гуковским). К третьей группе «Женщины» относятся три возлюбленные Оттера (первая из них – очевидно, Рина Зеленая, вторая именуется «Лиза», третья, его возлюбленная в тот конкретный момент, – «Ляля») и несколько обособленная от них «тетка», то есть тетя Оттера (ее прообразом была мать Лидии Гинзбург).

Текст в угловых скобках в рукописи зачеркнут. «М.», вероятнее всего, обозначает Мандельштама. Рукописи в папке «Дом и мир» (ОР РНБ. Ф. 1377). В архиве есть полный черновик «Теоретического вступления», весьма похожий на текст, который впоследствии был опубликован под названием «Заметки о прозе». «Возвращение на родину», по-видимому, впоследствии стало «Возвращением домой». Третий пункт («Смерть») относится, вероятно, к «Заблуждению воли» и, возможно, к «Мысли, описавшей круг» – к двум повествованиям, которые Гинзбург одно время планировала объединить (а в итоге опубликовала «Заблуждение» в качестве варианта «Мысли»).

Предполагалось, что «Дом и мир I» будет о быте и любви, а «Дом и мир II» – о профессии и творчестве, за этой частью должен был следовать эпилог о самосознании.

Помимо повествований, упомянутых в примеч. 4 на c. 171–172, некоторые вещи, возникшие из этих экспериментов 1930‐х годов, известны читателю Гинзбург под названием «Психологические чертежи [из жизни A.]» и в качестве недавно опубликованных текстов о любви («Стадии любви» и «Разговор о любви»).

Позднее Гинзбург применила композицию по типу «один день из жизни» в версии «Записок блокадного человека», написанной в 40‐е годы, где фигурирует автобиографический герой, похожий на героя «Дома и мира».

Гинзбург 2002. С. 317–318. Этим читателем был Макогоненко, а временем действия – блокада, как можно установить по записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК IX (1943–1945). См.: Гинзбург 2011. С. 155.

Гинзбург 2002. С. 58. Оригинал: ОР РНБ. Ф. 1277. ЗК III (1928). С. 53.

О традиции исторического анекдота, которой Гинзбург многим обязана, см.: Leighton L. The Anecdote in Russia: Pushkin, Vjazemskij, and Davydov. Лейтон подытоживает: «В общем, можно утверждать, что отличительная черта анекдота – смакование сплетен и людских слабостей, что он часто основан на каламбуре или игре слов, что он обычно краток, что в нем никогда не приветствуются отступления от заданной темы. Анекдот не обязан быть юмористическим, но часто бывает одновременно юмористическим и непристойным. Его отличительной чертой должен быть доверительный тон, благодаря которому даже непосвященный читатель включается в некий круг ближайших знакомых. В наиболее распространенной форме анекдот состоит из вступительной фразы, в которой как бы ненароком сообщаются важные факты, основного повествования, где нас знакомят с содержанием и развивают тему, а также завершающей или „кульминационной“ фразы. Однако ни один из этих элементов не является неотъемлемым элементом формы анекдота, поскольку любой элемент может быть объединен с другим или даже вообще отсутствовать. Анекдот может состоять как из одной фразы, так и из нескольких абзацев» (P. 156–157).

Гинзбург 2002. С. 310. В архиве есть неполный черновик этого эссе, опубликованного вместе с записями 1980‐х годов; почерк и бумага черновика соответствуют 1930‐м годам. За черновиком следует список нескольких максим, выписанных Гинзбург из произведений Ларошфуко (которого она также цитирует в черновиках повествований от 1930‐х годов). См. папку, каталогизированную как: ОР РНБ. Ф. 1377. Разговор. Ларошфуко. Эссе 50–60 гг.

Эти «формулы» можно найти, в той последовательности, в которой они здесь приведены, в: Гинзбург 2002. С. 149 (конец 30‐х), 297 (запись без даты, но опубликована вместе с записями 1980 года) и 150 (конец 30‐х). Вот образчик того, как Гинзбург иногда обрамляла свои формулы более пространными разъяснениями: после второго из этих примеров она продолжает: «Друзья, получавшие от человека удовольствие, вдруг должны с ним маяться. Неприятный переход, требующий необязательных усилий с одной стороны и чувства вины с другой. Плохой же семье он и без того надоел. Так что все на месте» (Гинзбург 2002. С. 297).

Барт сделал схожее наблюдение по поводу своих афоризмов: «Я пишу максимы (или схематично намечаю их), чтобы успокоиться; когда наступает смятение, то, чтобы его сгладить, я стараюсь опереться на что-то устойчиво безличное: „собственно, так ведь бывает всегда“, – вот и рождается максима. Максима – это такая фраза-имя, а наименовать – значит утишить» (Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте / Сост., пер. с фр. и послесл. С. Зенкина. М.: Ad Marginem / Сталкер, 2002. С. 155. Roland Barthes by Roland Barthes / Trans. R. Howard. Berkeley: University of California Press, 1994. P. 179).

Пассажи об эмоциональности, обобщении и романе можно найти в записной книжке 1933 года (ЗК VIII; см. с. 23) и в черновиках текста, который позднее стал «Заметками о прозе» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург 2002. С. 60.

Лотман, говоря о научных работах по естественным наукам, описывает «случайность» и «закономерность» как потенциальные состояния одного и того же объекта или события, зависящие от того, насколько сбалансирована или разбалансирована окружающая среда (например, от того, царит ли вокруг политическая стабильность или, наоборот, происходит революция) (Лотман Ю. Исторические закономерности и структура текста // Лотман Ю. Семиосфера. СПб.: Искусство – СПб, 2004. С. 348–349).

Гинзбург 2002. С. 61.

Гинзбург 2002. С. 74. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (1929–1931). С. 24–27. Запись не датирована, но две другие, между которыми она расположена, относятся к августу 1929 года.

Тынянов рассматривает существовавшую в то время склонность находить сюжет в сочинениях с минимальной фабулой – см.: Тынянов Ю. Литературный факт // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. С. 267.

Словарь современного русского литературного языка / Институт русского языка. М.: Наука, 1950–1965. Т. 16. С. 1506.

Гинзбург 2002. С. 47. Другие примеры записанных Гинзбург формул, использовавшихся широкими массами, см. на с. 81 и 190.

В статье «Тынянов-литературовед» (Гинзбург 2002. С. 447) Гинзбург пишет, что работу Тынянова «Проблема стихотворного языка» сводят к формуле «теснота и единство стихового ряда».

Словарь современного русского литературного языка. Т. 16. С. 1506. Пример взят из статьи Герцена «Порядок торжествует!». Схожее первое значение приведено в четырехтомном словаре Ушакова: «Общее краткое и точное выражение (мысли, закона), определение (книжн.)» (Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: Сов. энциклопедия, 1935. Т. 4. С. 1103).

См., например, то, как употребляется это слово в: Гинзбург 2002. С. 258.

Жолковский писал об этом восхищенно, находя, что именно неожиданное сочетание лиричности и псевдонаучности в прозе Гинзбург делает эту прозу уникальной, упоительной и интересной (Жолковский А. Между жанрами (Л. Я. Гинзбург) // Жолковский А. Инвенции. М.: Гендальф, 1995. С. 154–157. Англояз. версия: Between Genres // Лидия Гинзбург’s Alternative Literary Identities / Еd. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. P. 33–37).

Лотман Ю. Исторические закономерности и структура текста. С. 354. Ниже Лотман утверждает, что научный текст смотрит на мир «ретроспективно», так, словно бы мир уже создан (а следовательно, научный текст не нуждается в истолковании).

Hernnstein Smith B. On the Margins of Discourse: The Relation of Literature to Language. Chicago: University of Chicago Press, 1978. Р. 12.

Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 13–14. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1977.

Гинзбург 2002. С. 18. Оригинал записи без даты находится вместе с записями от весны 1925 года в: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК I (1925–1926). С. 19.

Там же. С. 180. По-видимому, это неточная цитата из «Так что же нам делать?» Толстого. См.: Толстой Л. Собр. соч.: В 22 т. Т. 16. М.: Худож. лит., 1983. С. 175.

Гинзбург 2011. С. 357.

Краткое описание некоторых основных признаков, по которым эссе можно противопоставить научной статье, см.: Cascardi A. J. The Cambridge Introduction to Literature and Philosophy. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2014. Р. 180.

Дневник I (1920–1922). С. 156–157. Май-июнь 1922 года. Конец этого пассажа Гинзбург написала заново, почерком 80‐х годов; по-видимому, таким образом была заменена и написана заново страница, изъятая из записной книжки.

По-видимому, не случайно в 1929 году Гинзбург, выражая недовольство собой как писателем, а конкретно – своей неспособностью «сформулировать» сцену, упомянула об описании природы как об образчике того, что дается ей с трудом (осмелюсь напомнить о своем анализе пассажа «Когда я вижу прекрасный пейзаж, не имея для него формулы…»).

Гинзбург 2002. С. 521.

Там же.

Там же. С. 75. Она вспоминает одну свою метафору, когда, описывая березовые дрова, написала: «Они лежали в своей светло-серой коре, как в хорошей фабричной упаковке», и корит себя за то, что в этой фразе «вещь самая путаная радостно замещается простой и хорошенькой».

Гинзбург 2002. С. 522.

Гинзбург обозначила черновики «Заметок о прозе» как преамбулу («Теоретический раздел») к «Возвращению домой». Неполный черновик находится в папке с разнородными материалами 1920‐х и 1930‐х годов (ОР РНБ. Ф. 1377). Полный черновик на данный момент каталогизирован как оп. хр. 63: «Теоретическое вступление». Заметки о литературе. (Пассаж, о котором идет речь, находится на с. 33, вслед за сравнением писателя с прустовским героем-интеллектуалом.) Несколько кусков из этого текста Гинзбург опубликовала под названием «Заметки о прозе» в книге «Человек за письменным столом», в разделе «Фрагменты», где содержатся тексты с конца 1920‐х по 1930‐е годы, и тем самым реинтегрировала более «романную» прозу обратно в «записные книжки» (см.: Гинзбург 2002. С. 142).

Там же. С. 147.

Александр Жолковский проанализировал другой пассаж Гинзбург, заинтересовавшись тем, что в нем уникально сочетаются «квазистихи» и «квазинаучность» (Zholkovsky А. Between Genres // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 157–160. Переиздано в: Lydia Ginsburg’s Alternative Literary Identities / Ed. E. Van Buskirk and Andrei Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 33–37. Рус. изд.: Жолковский А. Между жанрами (Л. Я. Гинзбург) // Жолковский А. Инвенции. М.: Гендальф, 1995. Р. 154–157. Впервые, в другом варианте, работа была опубликована в: Литературное обозрение. 1989. № 10. С. 83.

Расширение времени в автобиографическом произведении Толстого «История вчерашнего дня» плодотворно исследовала Ирина Паперно: «Who, What Is I?»: Tolstoy in His Diaries // Tolstoy Studies Journal. 1999. 9. Р. 32–54.

Гинзбург 1977. С. 311.

Гинзбург Л. О психологической прозе. С 226. Этот пассаж взят из эссе «Нужно ли путешествовать?», где рассматривается (наряду с другими темами) вопрос о том, дают ли человеку путешествия что-то по части знаний или опыта, либо человек становится способен на более проницательные наблюдения, когда сидит на месте, в своем локальном окружении. См. мой анализ этого эссе: Гинзбург Л. Записи 50–60‐х годов / Публ., введение и коммент. Э. Ван Баскирк // Сеанс. 2012. № 51–52. С. 310–321.

На этом основании Ричард Густафсон нарек ее «одним из великих мастеров повторного использования в русской словесности» (Gustafson R. Lidiia Ginzburg and Tolstoi // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). P. 210.

См.: Гинзбург 2002. С. 103. Первоначальная версия записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII-2 (1932). С. 11.

Гинзбург Л. Агентство Пинкертона. М.; Л.: ОГИЗ; Молодая гвардия, 1932. С. 11–12.

В своих юношеских дневниках Гинзбург пишет о голоде. См., например: Дневник I (19 августа 1920 года – 4 сентября 1922 года). С. 22, и Дневник II (23 сентября 1922 года – 14 мая 1923 года). С. 45 и 69. В «Дневнике II» (С. 69) ее соображения о голоде следуют за соображениями о рассказе Кнута Гамсуна (не о его романе «Голод» 1890 года, но, возможно, без ассоциаций с этим романом не обошлось). ОР РНБ. Ф. 1377. О «Голоде» Гамсуна она упоминает в «Записках блокадного человека» (см.: Гинзбург 2002. С. 646). См. в «Заблуждении воли» тему голодания ее альтер эго в студенческие годы (Там же. С. 593) и о том, как герой оказывал своему «отцу» материальную поддержку.

Гинзбург 2002. С. 645. Это наблюдение она несколько раз повторяет в «Записках». См., например, с. 657.

Гинзбург 1977. С. 10.

Гинзбург Л. Две встречи // Петрополь: Альманах. Вып. 1. Л.: Васильевский остров, 1990. С. 71–76. Переиздано в «Претворении опыта» (1991) и в Гинзбург 2002. С. 338–341.

Она написала: «Хочется верить, что в этих записях уже полувековой давности читатель найдет факты и соображения, не утратившие актуальности и теперь, имеющие непосредственное отношение к делам и заботам сегодняшней нашей литературы» (Новый мир. 1982. № 6. С. 236).

Гинзбург 1979. С. 6, 14. Гинзбург упоминает, что в тот период размыкались границы литературных жанров и усиливался интерес к теории документальной прозы, а также перечисляет несколько публикаций на эту тему.

Обзор и анализ того, как безудержно множилось количество мемуаров и дневников в позднесоветский период, а также интеллектуальной традиции мемуаров и дневника (в том числе рассуждения об Александре Герцене и Лидии Гинзбург) см.: Paperno I. Personal Accounts of the Soviet Experience // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2002. 3, 4 (Fall). Р. 577–610. См. также книгу: Paperno I. Stories of the Soviet Experience: Memoirs, Diaries, Dreams. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2009. Александр Чудаков в комментарии к публикации записей Гинзбург проводит параллель между интересом к «литературе факта» в 1920‐е годы и волной популярности «невыдуманной литературы» в 1980‐е. Он также описывает ХХ век в терминах расцвета промежуточной литературы в России (упоминая имена Горького, Ремизова, Олеши, Катаева, Солженицына, Синявского, Битова и Войновича): Гинзбург Л. Записи 20–30‐х годов / Предисл. А. Кушнера, коммент. А. Чудакова // Новый мир. 1992. № 6. С. 179–180.

Walker B. On Reading Soviet Memoirs: A History of the «Contemporaries» Genre as an Institution of Russian Intelligentsia Culture from the 1790s to the 1970s // Russian Review. 2000. 59, 3 (July). Р. 327–352.

Например, шесть записей об Ахматовой опубликованы в следующей последовательности: 1933, 1933, 1935, 1929, 1927, 1929.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом: По старым записным книжкам // Новый мир. 1982. № 6. С. 236. См. также: Гинзбург 2002. С. 34.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом // Новый мир. 1982. № 6. С. 245. См. также: Гинзбург 2002. С. 71.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 4.

Кирилл Кобрин отмечает, что записные книжки можно читать двумя способами: во-первых, как типичные записные книжки а-ля Вяземский, где размышления перемежаются случайными наблюдениями и записками о знаменитых людях; во-вторых, как сложноустроенный трактат о истории и судьбах советских «людей 20‐х годов». Он предполагает, что в 20‐е годы Гинзбург, вероятно, рассчитывала на читателя первого типа, а в 80‐е годы – на читателя второго типа (Кобрин К. Универсальная книга // Новое литературное обозрение. 2005. № 3 (73). С. 166).

Запись начинается словами: «Кто-то говорил, что есть два рода дураков: зимние и летние». Гинзбург поясняет, что «летних» дураков видно издали, а «зимние» дураки раскрывают свою сущность постепенно (вначале они должны саморазоблачиться, освободившись от всего, что их маскирует). А затем В. добавляет новую категорию: дураки «тропические» (Гинзбург Л. Человек за письменным столом (1989). С. 9). Ниже я буду ссылаться на эту книгу как на Гинзбург 1989. (См. также: Гинзбург 2002. С. 15.) В оригинале в записной книжке Гинзбург указывает, что эта острота исходила от ее подруги Веты Долухановой, сыгравшей важную роль в ее жизни. Но в печатной версии Гинзбург придумывает два разных источника – анонимный («кто-то») и В., благодаря чему В. выглядит еще более остроумной.

См.: Гинзбург 2002. С. 15, или Гинзбург 1989. С. 9. Оригиналы: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК I (1925–1926). С. 151, 107.

В таком членении на разделы отражен и тот факт, что после войны Гинзбург перестала вести записи в «осязаемых» записных книжках, а это, в свою очередь, обусловлено тем, что в тот период ее эссе были уже не столь тесно, как раньше, связаны с каким-то конкретным годом или историческим событием.

Например, финальная запись в разделе «1931» на деле в оригинале датировалась «31 января 1932». Публикацию записи в разделе, не соответствующем году ее написания, можно обосновать тем фактом, что Гинзбург мрачно размышляет о годе, который только что закончился (у нее была прочная привычка в записях, сделанных в новогодний период, размышлять о предыдущем годе). Она пишет о прекращении деятельности, пустоте («vide complet»), потере своей профессии. Другой пример: запись о Шкловском от июня 1935 года публикуется (без даты) в качестве одной из трех скупых записей, составляющих весь раздел за 1934 год. Таким образом Шкловский оказывается героем всех трех отрывков от того года.

Гинзбург 2002. С. 14.

Hernnstein Smith B. Р. 47, 8.

Первая запись находится в ЗК I (1925–1926). С. 108. (Вероятно, она написана в октябре 1925 года, но это еще не точно, поскольку эта конкретная запись не датирована, листы перемешаны, а чернила другие.) Вторая запись сделана в ЗК I, 33, рядом с записями от апреля 1925 года. Однако она написана другим пером и, возможно, была добавлена в 1926 году, когда Гинзбург добавила (и датировала) комментарий к другой записи о Шкловском (опубликованной в: Гинзбург, 2002. С. 13). Описания Шкловским его произведения «Zoo», извлеченные Гинзбург из двух ее разных записных книжек – ЗК I (С. 67) и ЗК II (С. 14), – относятся, по-видимому, к 1927 году. Последняя запись взята из ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК I. С. 193–194.

Эта запись была опубликована посмертно, в журнале «Звезда» (2002. № 3. С. 106). При жизни Гинзбург не публиковала ее, вероятно из‐за очерка, где предстает в негативном свете Василиса Георгиевна Шкловская-Корди, жена Шкловского, а также из‐за негативного отзыва Шкловской-Корди об Эйхенбауме, называвшей его «тетя Боря».

Фрагмент о «Третьей фабрике» опубликован в «Человеке за письменным столом» на другой странице, под заглавием «Из московских разговоров осени 1926» (Гинзбург 1989. С. 30 и Гинзбург 2002. С. 32).

Герцен употребляет неофициальный термин «записки», характеризуя тексты, которые были включены в его жанрово-неоднородные и многотомные мемуары «Былое и думы». См.: Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. 2-е изд. С. 247.

На русском языке труды Монтеня «Essais» выходили под названием «Опыты». Гинзбург, франкофилка, называет их не «опытами», а «эссе» (Монтень М. Опыты: В 3 т. М.: Наука, 1979, 1981).

Bensmaia R. The Barthes Effect: The Essay as Reflective Text / Trans. P. Fedkiew, intr. M. Richman. Minneapolis: University of Minnesota, 1987. Р. 95. Лаку-Лабарт и Нанси в книге «Литературный абсолют» (Literary Absolute) тоже рассматривают эссе как фрагмент, «не претендующий на то, чтобы быть исчерпывающим» (Р. 42).

Лукач Г. фон. О сущности и форме эссе // Лукач Г. фон. Душа и формы: Эссе / Пер. С. Н. Земляного. М.: Логос-Альтера; Eccehomo, 2006. С. 45; On the Nature and Form of the Essay // Soul and Form / Trans. A. Bostock. Cambridge, MA: MIT Press, 1974. Р. 7; Adorno Th.W. The Essay as Form // The Adorno Reader / Еd. B. O’Connor, trans. S. and Sh. Weber. Oxford, UK: Blackwell Publishers, 2000. Р. 94, 105. См. также: Bensmaia R. Р. 95.

Bensmaia R. Р. 96. Как и русское слово «опыт», французское слово «essai» означает «проба», «испытание» (а глагол essaier (в современном французском – essayer) – «пробовать», «испытывать»); со времен Ренессанса это слово ассоциировалось с научными экспериментами. Французское слово essai восходит к латинскому exagium, означающему точное взвешивание, осмотр или испытание. Бенсмайа в своей книге приводит доскональное определение и краткую историю французского эссе.

Лукач писал об эссе, что в нем описываются переживания, «которые не могут быть выражены никаким жестом и которые, тем не менее, взыскуют выражения. Из вышеизложенного Ты уже знаешь, какие переживания я имею в виду, и какой характер они имеют. Таковы интеллектуальность, категориальность как сентиментальное переживание, как непосредственная действительность, как спонтанный принцип существования; мировоззрение в своей неприкрытой чистоте как душевное событие, как движущая сила жизни» (Лукач Г. фон. Душа и формы. Эссе. С. 52). Такое описание эссе напоминает, например, о записи Гинзбург «Есть сюжеты, которые не ложатся в прозу», проанализированной Александром Жолковским в: Между жарнрами (Л. Я. Гинзбург) // Инвенции. С. 154–157. О жанровой изменчивости Гинзбург, в том числе о прочтении научных статей как автобиографии, см.: Pratt S. Lydia Ginzburg and the Fluidity of Genre // Autobiographical Statements in Twentieth-Century Russian Literature / Еd. Jane Gary Harris. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1990. Р. 207–216.

Бенсмайа утверждает, что их смысл порождается именно таким расположением, которое лишено четкой структурированности (P. 8–9). См. также: Ibid. P. xxxi.

Бенсмайа полагает, что эссе не комбинирует существовавшие до него жанры, а существует прежде появления жанра и содержит в себе зачатки форм, которые могут воплотиться в жанры (Ibid. Р. 92). По его определению видно, почему эссе – уместная форма для новаторских работ в те периоды истории литературы (например, в начале ХХ или в конце ХХ века), когда устоявшиеся жанры переживают кризис.

Монтень, цит. по: Bensmaia R. Р. 5–6; Montaigne M. Book III. Р. 9, 761. Рус. изд.: Монтень М. Опыты: Избранные произведения: В 3 т. Т. 3. М.: Голос, 1992.

Bensmaia R. P. 12–13.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 9. Эта запись следует непосредственно за афоризмом, рассмотренным выше: «Как странно, что мы с вами так редко встречаемся и так часто расстаемся. (Из письма)». Рассмотрение «Поэтов» см.: Kahn А. Lydia Ginzburg’s «Lives of the Poets»: Mandelstam in Profile // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 171–73.

См.: Harris J. G. «The Direct Conversation about Life»: Lidiia Ginzburg’s Journal as a Contemporary Literary Genre // Neo-Formalist Papers: Contributions to the Silver Jubilee Conference to Mark 25 Years of the Neo-Formalist Circle / Ed. J. Andrew and R. Reid. Rodopi, 1998. 45. Р. 52. Харрис ссылается на работы Элен Сиксу, Ребекки Хоган, Сидони Смит, Роберта Фотергилла и других (Helene Cixous, Rebecca Hogan, Sidonie Smith, Robert Fothergill).

Я имею в виду такие работы, как «Записи и выписки» М. Гаспарова (М.: Новое литературное обозрение, 2001); «Эросипед и другие виньетки» А. Жолковского (М.: Водолей, 2003) и «Конец цитаты» М. Безродного (СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1996).

Кирилл Кобрин пишет, что Лидия Гинзбург потенциально была очень интересна и важна для постсоветской среды, но, полагает он, читатели (тогдашние тридцатилетние, статья Кобрина вышла в 2004 году) упускают из виду свойственный Гинзбург тип понимания истории. По его предположению, записи Гинзбург сопротивляются «эклектическому» или «постмодернистскому» прочтению, а «Записи и выписки» Михаила Гаспарова – нет. См.: Кобрин К. Ненужная Лидия Гинзбург // Неприкосновенный запас. 2004. № 2. http://magazines.russ.ru/nz/2004/34/kobr12.html, дата обращения 27 сентября 2008 г.; Кобрин К. Универсальная книга. С. 166–169. Илья Кукулин писал о Гинзбург как о «домашнем классике» и русском аналоге Жоржа Батая, Симоны Вейль и Ролана Барта: Кукулин И. Дневники на песке: Лидия Гинзбург в роли домашнего классика // НГ Ex libris. 2002. № 22 (7 апр.). С. 4.

Гинзбург Л. Претворение опыта. Рига: Авотс, 1991. В книге четыре раздела: «Записки блокадного человека», где содержится вторая часть этого произведения, в основном состоящая из разговоров, которые Гинзбург записывала и анализировала; «Записи 40‐х годов», куда включены эссе, имеющие свои названия, – выдержки из записной книжки Гинзбург 1943–1946 годов, опубликованные не в хронологической последовательности; «Записи разных лет» с эссе 70‐х и 80‐х годов и, наконец, раздел «О писателях», где собраны эссе о литературе и воспоминания о литературных деятелях. Николай Кононов сказал мне в интервью, что названия некоторых эссе придуманы им, а также что Гинзбург чувствовала слабость и правила машинописные тексты, лежа в постели, в последние недели своей жизни.

Фраза Кононова («Мысль, осуществляющая себя самое») отчетливо вторит названию повествования Гинзбург («Мысль, описавшая круг»). Она отсылает также к стремлению Гинзбург написать нечто в духе Пруста (Кононов Н. Коротко о книгах // Русская мысль (La Pensee russe). 1990. 2, 3852 (ноябрь 1990 года). Литературное приложение no. 11: xiv).

Гинзбург 2002. С. 321. Раздел «Записи разных лет» в книге 2002 года (С. 321–367) воспроизводит тот же раздел из «Претворения опыта».

Кушнер А. Предисловие / Гинзбург Л. Записи 20–30‐х годов // Новый мир. 1992. № 6. С. 144–145. См. также: Кушнер А. Цельность: о творчестве Л. Я. Гинзбург // Литературное обозрение. 1989. № 10. С. 84–86, перепечатано в: Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3. Р. 234–235.

Ginzburg L. From The Journals / Trans. J. G. Harris // Russian Women Writers. Vol. 2 / Ed. Ch. D. Tomei. New York: Garland, 1999. Р. 1166–1178. В эту публикацию включены пятнадцать записей в хронологическом порядке, с 1920‐х по 1970‐е годы, с заглавиями, которые даны составителями, – такими, как «О дружбе» или «О законах и логике». Там же приведена библиография работ и произведений Гинзбург. Во второй англоязычной публикации эссе Гинзбург подход иной: в книге опубликованы только длинные эссе и повествования с заглавиями – тексты, которые могут рассматриваться более или менее по отдельности от других, а также сделано примечание, что «наилучшим образом записи воспринимаются, пожалуй, в составе более пространных подборок» (Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities: A Collection of Articles and New Translations / Ed. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 20). В книгу включены переводы относительно длинного повествования («Возвращение домой»), эссе, не публиковавшихся автором при жизни («Разговоры о любви», «Еврейский вопрос», «Состояние литературы на исходе войны»), и знаменитых эссе позднего периода («Поколение на повороте», «И заодно с правопорядком»).

Гинзбург Л. Записные книжки: Новое собрание (М.: Захаров, 1999). Книга содержит прозу из «Человека за письменным столом», а также выборки из «Нового мира» 1992 года и «Претворения опыта». Книга существует в двух слегка различающихся между собой вариантах. В разных экземплярах встречаются разные обозначения тиража – иногда это 5000 экземпляров, а иногда – 3000.

Кобрин К. Ненужная Лидия Гинзбург.

Там же.

В 2011 году эта книга была переиздана.

В этой книге записи, опубликованные Гинзбург (в том числе записи 1940‐х годов из «Претворения опыта», включенные в хронологической последовательности в основной корпус текстов «Человека за письменным столом», в новый раздел, посвященный этому десятилетию), отделены от тех, которые были опубликованы после ее смерти. Этот, второй раздел содержит записи более или менее в той последовательности, в которой они расположены в записных книжках Гинзбург (а также в составленных при ее жизни машинописных версиях этих записных книжек – то есть в версиях, где много записей опущено), хотя есть и кое-какие ошибки (первая запись, опубликованная под 1931 годом, – на самом деле запись от 1933 года). Большая часть записей, помещенных в этом разделе 1920‐х и 1930‐х годов, первоначально была опубликована в той же последовательности в «Новом мире» (Гинзбург Л. Записи 20–30-x годов // Новый мир. 1992. № 6. С. 144–186). Несколько других записей были вставлены туда из публикации: Из дневников Лидии Гинзбург: «То ли мы еще видели…» / Сост. А. Кушнер // Литературная газета. 1993. 13 окт. № 41 (5469). С. 6, интернет-адрес www.belousenko.com/books/litera/Гинзбург_dnevniki.htm, дата обращения 1 мая 2015 года.

Кушнер пишет: «(п)омню, как советовалась Лидия Яковлевна с теми, кто помогал ей, перепечатывая на пишущей машинке эти записи из старых тетрадей в 1960–1980‐е годы, по поводу включения в книгу того или иного отрывка – и вижу, что мы могли бы и тогда уговорить ее быть несколько щедрее и снисходительней к себе» (Кушнер А. Вступительная заметка // Гинзбург Л. Из записных книжек (1925–1934) / Публ. А. Кушнера, коммент. Д. Устинова // Звезда. 2002. № 3. С. 104). Александр Кушнер и Денис Устинов выбрали определенные записи и предпочли не раскрывать личности некоторых «персонажей» Гинзбург. В другой публикации – в «Литературной газете» в 1993 году – Кушнер обосновывает фрагментарную публикацию записей Гинзбург, ссылаясь на необходимость их восприятия в целостности: «Предлагаемые записки – лишь самая незначительная часть ее наследия ‹…›. Резкость некоторых высказываний была бы погашена всем огромным контекстом ее эссеистики» (Кушнер А. Предисловие // Из дневников Лидии Гинзбург, www. belousenko.com/books/litera/Гинзбург_dnevniki.htm, дата обращения 1 мая 2015 года.

Сравнения с романом см.: Кононов Н. Коротко о книгах; Зорин А. Проза Л. Я. Гинзбург и гуманитарная мысль XX века // Новое литературное обозрение. 2005. № 6 (76). С. 45–46; Кушнер А. Цельность: О творчестве Л. Я. Гинзбург // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2/3 (Summer – Fall). С. 233–235.

Гинзбург пишет: «Роман – разговор писателя о жизни. Не имеет в сущности смысла писать в своей жизни романы на разные темы, когда [(добавлено позже в машинописной версии. – Примеч. Э. Б.) жизнь одна, и] тема может быть только одна» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург ЗК VIII (1933). С. 22). Это похоже на запись, опубликованную в: Гинзбург 2002. С. 141. Иногда Гинзбург говорила, что написанное ею разделяется на «разговор о литературе» и «разговор о жизни». Дословная цитата: «двойной разговор – о жизни и о литературе» (Гинзбург 2002. С. 269). В другие времена она подразделяла свои тексты на более узкие категории: халтуру, профессиональную деятельность и творческую работу. См.: Гинзбург 2011. С. 170.

Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Л.: Сов. писатель, 1987. С. 2.

В «Частном человеке» Савицкий на с. 33 и 81 рассматривает, почему записные книжки содержат элементы дневника, но ниже – например, на с. 145 – соскальзывает на тему именования записных книжек дневниками. Как ни странно, после этого Савицкий на с. 86 называет «записными книжками» юношеские дневники Гинзбург (которые и на деле представляли собой дневники).

Типичный представитель этой тенденции – Светлана Бойм, часто ссылающаяся на мысли и наблюдения из записных книжек, которые она иногда называет «дневниками». См., например: Boym S. «Banality of Evil», Mimicry, and the Soviet Subject // Slavic Review. 2008. 67, 2 (Summer). Р. 345; Eadem. The Future of Nostalgia. New York: Basic Books, 2001. Р. 291.

Pratt S. Lidija Ginzburg’s O starom i novom as Autobiography // Slavic and East European Journal. 1986. 30, 1. Р. 45–53. Переиздано в измененном виде под названием: Lidiia Ginzburg and the Fluidity of Genre // Autobiographical Statements in Twentieth-Century Russian Literature / Ed. Jane Gary Harris. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1990. Р. 207–216.

Гинзбург Л. Стадии любви / Предисл. Д. Устинова // Критическая масса. 2002. № 1. С. 34–38; Четвертый разговор о любви / Предисл. Э. Ван Баскирк // Новое литературное обозрение. 2007. № 6 (88). С. 154–168; Lidiia Ginzburg on Elena Shvarts // Slavonica. 2010. 16, 2 (November). Р. 139–143; Презумпция социализма // Предисл. и коммент. Э. Ван Баскирк и А. Зорина // Новое литературное обозрение. 2012. № 4 (116). С. 416–426; Записи 50–60‐х годов // Публ., предисл. и коммент. Э. Ван Баскирк // Сеанс. 2012. № 51–52. С. 310–321.

Книга «Проходящие характеры. Записки блокадного человека. Проза военных лет» (сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011) содержит записи и очерки Гинзбург, «Рассказ о жалости и о жестокости» и ранние черновики «Записок блокадного человека» (под названием «День Оттера»), собранные воедино по архивным рукописям. В этой книге в комментариях приводятся варианты из машинописных версий, напечатанных на пишущей машинке в 1960‐е и 1970‐е годы, а также опубликованных версий записей и самих «Записок блокадного человека». В последние годы были и другие публикации: «Работы довоенного времени» (сост. Ст. Савицкий. СПб.: Петрополис, 2007), где под одной обложкой собраны научные статьи 1920‐х и 1930‐х годов и книга «Творческий путь Лермонтова»; переиздание книги 2002 года – «Записные книжки. Воспоминания. Эссе» (СПб.: Искусство – СПб, 2011); «Записки блокадного человека. Воспоминания» (М.: Эксмо, 2014) – новое коммерческое издание, в которое включены «Записки блокадного человека» наряду с книгой «О лирике» и несколькими мемуарными текстами.

Булкина И. Фрагмент о фрагментах // Новое литературное обозрение. 2014. № 4 (128). С. 326–338. (Рецензия на «Частного человека» Савицкого.)

Книга 2002 года была доступна в интернете целиком в качестве файла в формате zip, который можно было скачать по адресу www.srcc.msu.su/uni-persona/site/authors/Гинзбург/Гинзбург. htm, на момент доступа 6 февраля 2006 года. При последней попытке доступа – 1 мая 2015 года – оказалось, что на этом сайте книга недоступна.

Члены сообщества «Лидия Гинзбург» выкладывают в интернет отдельные записи или отдельные фразы, извлеченные из записей, датируемые в соответствии с временем их размещения в интернете (с 2004 года по сей день) и комментируют их: http://community.livejournal.com/lidia_ginsburg, дата обращения 1 мая 2015 года. См.: Paperno I. Stories of the Soviet Experience: Memoirs, Diaries, Dreams. Р. 51–55.

Запись о «предвесне» опубликована в: Гинзбург 2002. С. 221. Фрагмент о блокадной весне опубликован в: Гинзбург 2002. С. 735; фрагмент из «Оцепенения» взят из «Вокруг „Записок блокадного человека“».

См.: http://lidia-ginsburg.livejournal.com/92319.html#comments, дата обращения 6 октября 2013 года.

Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте; Barthes 1994. Р. 99.

Гинзбург 1979. С. 7.

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933). С. 24–25.

Там же.

Написано на отдельном листе (не в записной книжке), который находится в папке с разнородными фрагментами 1920‐х и 1930‐х годов. Он соседствует с черновиками «Заметок о прозе» и записью о разговоре с Олейниковым (О.) о романе (ОР РНБ. Ф. 1377).

Она писала: «На стихи у меня очень широкий вкус. Я не поэт. Но в прозе меня бесят и очень хорошие вещи (Жироду, например). Это не значит, что я прозаик. Но значит, что я еще имею надежду стать прозаиком. Раздражение – условие необходимое, но, увы, недостаточное» (ЗК 1933 (VIII). С. 13–14). В другом месте, в записи о сложностях с ее статьей о Прусте, опубликовать которую было невозможно, она отметила: «я не писатель» (ЗК V (1929–1931). С. 154. ОР РНБ. Ф. 1377). Запись опубликована посмертно в: Гинзбург 2002. С. 414.

Гинзбург написала: «Если бы – не выдумывая и не вспоминая – фиксировать протекание жизни… чувство протекания, чувство настоящего, подлинность множественных и нерасторжимых элементов бытия». Этот пассаж рассматривается в этой главе выше.

Гинзбург писала о том, как мы «непроизвольно исправляем» и редактируем устную речь, даже когда пытаемся записывать ее точно, стенографически (Гинзбург Л. Устная речь и художественная проза // Семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика II. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1979. С. 54–55). Ср. также диалог с Андреем Битовым о «вымышленности» ее собственных записей разговоров других людей (Гинзбург 2002. С. 321).

Например, Пруст заново изобретает психологический роман о супружеской измене без морализаторства; он детально описывает каждую подробность, но затем отметает важнейшие факты или сюжетообразующие события (упоминая о них лишь мимоходом); его основной герой все время лежит в постели (Гинзбург 2002. С. 43). Читая письма Блока к матери, Гинзбург упивается другим отрицательным принципом – отсутствием стилизации (Там же. С. 52–53). Гинзбург пишет, что в этих письмах, в отличие от его писем к друзьям, Блок не нуждается в «круглых фразах», искусственно выстроенных вступлениях или сортировке разнородных фактов, – нет, он рассказывает обо всем в полной уверенности, что матери будет попросту интересно об этом прочесть.

Барт пишет: «Текст-письмо – это романическое без романа, поэзия без стихотворения, эссеистика без эссе, письмо без стиля, продуцирование без продукта, структурация без структуры» (Барт Р. S/Z / Пер. с фр. под ред. Г. К. Косикова. 2-е изд., испр. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 33; Barthes R. S/Z / Trans. R. Miller. London: Jonathan Cape, 1975. Р. 5). В другом месте он отмечает: «Ловушка самоуверенности: представлять дело так, будто он готов рассматривать то, что пишет, как свое „произведение“, – подменяя случайность написанного трансцендентностью некоего единого, сакрального продукта. ‹…› Я все время, без конца и без предела, наслаждаюсь письмом как вечным производством, как безусловным рассеянием ‹…› Однако в нашем рыночном обществе требуется в итоге прийти к „произведению“ – выстроить, то есть завершить некоторый товар. ‹…› Как же писать, не попадаясь в те ловушки, что ставит мне коллективный образ произведения? – А вот как: не глядя» (Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте. С. 109; Barthes R. Roland Barthes by Roland Barthes / Trans. R. Howard. Berkeley: University of California Press, 1994. Р. 136).

Lacoue-Labarthe and Nancy. The Literary Absolute. Р. 42.

Гинзбург 2002. С. 400.

Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 372. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002. Первое коммерческое издание «Коридона» Жида, которое читала Гинзбург, увидело свет в 1925 году. Подробнее о первом этапе истории распространения этого произведения см. в примечаниях переводчика (Translator’s Note) в: Gide А. Corydon / Trans. and with preface by R. Howard. New York: Farrar, Straus & Giroux, 1983. Р. xiv.

Жид различает «нормальных педерастов» и «извращенных» – «инвертированных», исходя, по-видимому, из их автоконцепций. Его герой Коридон говорит: «Обычно пишущие на эту тему врачи имеют дело с уранистами, которые стыдятся самих себя, с жалкими, извращенными, больными существами. Только такие обращаются к врачам» (Gide А. Р. 18). Русское издание: Жид А. Коридон / Пер. Е. Гречаной // Жид А. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2002. С. 379. Жид употребляет идиосинкразическую терминологию.

Гинзбург 2002. С. 371–373.

«Никто не плачет над тем, что его не касается»: Четвертый «Разговор о любви» Лидии Гинзбург (подгот. текста, публ., вступ. статья Э. Ван Баскирк. Пер. Е. Канищевой) // Новое литературное обозрение. 2007. № 6 (88). С. 161. Ниже, в примечаниях я ссылаюсь на эту публикацию как на «Четвертый „Разговор о любви“». Перевод на английский язык, выполненный Э. Ван Баскирк и Э. Тэпп (E. Van Buskirk and A. Tapp), опубликован в: Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 347–352. Хотя позднее Гинзбург использовала название «Разговор о любви», ее текст 1930‐х годов носил рабочее название «Из диалогов о любви», которое я предпочла использовать при рассмотрении этого текста в своей книге.

Четвертый «Разговор о любви». С. 163. Нелишне подчеркнуть, что Гинзбург говорит о психологических потребностях «нормальной женщины» в 30‐е годы ХХ века.

Gide А. Р. 7. В русском издании: Жид А. С. 370.

Четвертый «Разговор о любви». С. 164.

Толковый словарь Ожегова онлайн. https://slovarozhegova.ru. Дата обращения 13 августа 2019 года.

См. мою небольшую статью «В поисках романа: Лидия Гинзбург в 1930‐e годы», которая служит вступлением к публикации «Четвертого „Разговора о любви“» Лидии Гинзбург.

Кон И. Лики и маски однополой любви: лунный свет на заре. М.: Астрель, 2006. Изд. 2-е, расшир. С. 362.

То, как тогдашняя читательская аудитория восприняла «Крылья» Кузмина – (довольно целомудренный) гомосексуальный роман воспитания, – можно считать типичным случаем, обнажившим атмосферу гомофобии в широких кругах литературной элиты. См.: Malmstad J. Bathhouses, Hustlers, and a Sex Club: The Reception of Mikhail Kuzmin’s Wings // Journal of the History of Sexuality. 2000. 9, 1–2. Р. 85–104.

Karlinsky S. Russia’s Gay History and Literature from the Eleventh to the Twentieth Centuries // Gay Roots: Twenty Years of Gay Sunshine / W. Leyland, ed. San Francisco: Gay Sunshine Press, 1991–1993. Р. 103.

Karlinsky S. Russia’s Gay Literature and Culture: The Impact of the October Revolution // Hidden from History: Reclaiming the Gay and Lesbian Past / M. Duberman, M. Vicinus and G. Chauncey, Jr., eds. New York: NAL Books, 1989. Р. 360.

Там же. 362. Дэн Хили в своем ревизионистском научном труде, который призван внушить нам обогащенные нюансами представления о гендере и сексуальности в сталинскую эпоху, а также отыскать «полезное прошлое» уязвимых социальных групп посткоммунистического общества, обнаружил, что в 30‐е годы ХХ века «у гомосексуалов сохранялась перманентная и тайная социабельность». В своих исследованиях Хили рассматривает мужскую гомосексуальность (Healey D. Sexual and Gender Dissent: Homosexuality as Resistance in Stalin’s Russia // Contending with Stalinism: Soviet Power and Popular Resistance in the 1930s / Ed. L. Viola. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2002. Р. 139–169, см. в особенности p. 159, 168).

Kon I. Sexual Minorities // Sex and Russian Society / I. Kon and J. Riordan, eds. London: Pluto Press, 1993. Р. 103.

Бургин Д. «Оттяготела…»: Русские женщины за пределами обыденной жизни. СПб.: Инапресс, 2004. С. 62.

Только в нескольких неопубликованных черновиках обнаруживаются «Вася» (20‐е годы) и «Александр Ильич» (40‐е).

«Оттер» появляется в неопубликованных черновиках 1930‐х и 1940‐х годов. В некоторых ранних черновиках Гинзбург пишет это имя как «Отер», благодаря чему становится ясно, что она не подразумевала английское слово, означающее «морская выдра», «калан» (sea otter), а скорее транслитерировала некое иностранное слово в соответствии с его произношением. См., например, черновики в папке, озаглавленной «Разговор. „Ларошфуко“. Эссе 50–60 гг.» (на самом деле в этой папке лежат также черновики 1930‐х годов). ОР РНБ. Ф. 1377.

Показательно, что Гинзбург, редактируя свои эссе для публикации, во многих случаях вычеркивала местоимение «я», заменяя его местоимением «он», инициалами или существительным «человек».

Lucey М. Never Say I: Sexuality and the First Person in Colette, Gide, and Proust. Durham, NC: Duke University Press, 2006. Р. 17. Луси пишет, что это первый том двухтомного труда о «квирном первом лице в французской литературе ХХ века» (P. 4).

Я, по примеру Луси, предпочитаю термин «однополый», поскольку он чуть лучше альтернативных вариантов. Термин «однополый» сам по себе не нейтрален, но передает «не-нейтральность слова „гомосексуальный“ и родственных ему слов» (Ibid. Р. 8).

Слова Пруста, цитируемые в «Never Say I» (Р. 1), взяты из дневниковой записи Андре Жида от 1921 года, где он изложил свой разговор с Прустом на тему «Коридона».

Женетт Ж. Повествовательный дискурс // Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 2. Пер. Н. Перцова. С. 257. Цит. по: Lucey М. Never Say I. Р. 199.

Доррит Кон (Cohn D. The Distinction of Fiction. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 1999. Р. 58–78) убедительно доказывает (в том числе через анализ одной из двух сцен «В поисках утраченного времени», где названы имена), почему произведение Пруста не может быть прочитано ни как чисто вымышленное, ни как чисто автобиографическое. Несколько исследователей рассматривали абстрактный характер прустовского «je». Кон (Р. 72) ссылается на лингвистическое исследование произведения Пруста – книгу «Proust a la lettre», авторами которой были Альмут Гресийон, Жан-Луи Лебрав и Катрин Виолле (Almuth Grésillon, Jean-Louis Lebrave, Catherine Viollet). Луси в «Never Say I» описывает «операцию абстрагирования», к которой прибегает Пруст, в терминах выражения однополой сексуальности (Р. 1–26), а также показывает, как Пруст заостряет внимание на референциальной функции местоимений в речи (Р. 215–249). Женетт в «Повествовательном дискурсе» пишет, что «завоевание „я“» Прустом было актом отдаления от себя, противопоставляя этот акт движению к субъективности (Р. 249. Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 2. Р. 257–258).

Самая очевидная неувязка – всеведение повествователя от третьего лица в «Любви Свана», но есть и другие примеры. Луси утверждает, что Пруст намеренно играет с уровнями всеведения в повествовании всякий раз, когда у сцен есть некий гомосексуальный контекст, – например, в сцене интимных отношений Шарлю и Жюпьена, а также в сцене, где швейцар узнает в герцоге де Шательро мужчину, с которым у него когда-то были интимные контакты (Lucey М. Never Say I. Р. 234–249).

Гинзбург Л. Четвертый «Разговор о любви». С. 164. Это мнение оспаривает Элизабет Лейденсон (Ladenson E. Proust’s Lesbianism. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1999). Лейденсон утверждает, что репрезентация женской сексуальности у Пруста постулирует «экономику секса, не основанную на фаллическом стандарте» (Р. 134). Лейденсон также выступает против «теории транспозиции» (Р. 10–27) и рассматривает понятие «инверсии» у Пруста (Р. 36–43).

Lucey М. Never Say I. Р. 199, из краткого изложения Луси тезиса Женетта.

Lucey М. Never Say I. P. 14.

В книге «О лирике» Гинзбург рассматривает три основных типа включения автора в текст, признавая, однако, что существуют и промежуточные формы. В научном тексте образ или личность автора остается «за текстом». В художественной прозе и эпосе типичное явление – «скрытое включение автора», выражающего свои взгляды и ценности в опосредованной форме «второй реальности», к которой принадлежит вымышленный повествователь. И наконец, в «лирической прозе или прозе размышлений», а также в «лирических отступлениях» в «стихотворном эпосе» существует «открытое включение автора» (Гинзбург Л. О лирике. 2-е изд. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 7–8).

См.: Lucey М. Never Say I. Р. 1–27, а в особенности 19–21, где он цитирует работу Ирвинга Гоффмана.

Гинзбург 2002. С. 247–248.

Там же. С. 137.

Гинзбург 2002. С. 101.

Наталья Соколова, племянница Лидии Гинзбург, частично опубликовала свои мемуары (хранящиеся в РГАЛИ) о театре «Крот», существовавшем (по датировке Соколовой) в 1920–1921 годах. По-видимому (если исходить из дневников Гинзбург), труппа продержалась как минимум до 1922 года (Соколова Н. Оглядываясь назад… // Вопросы литературы. 1994. № 5. С. 285–292). О «Кроте» см. также: Зеленая Р. Разрозненные страницы. М.: Зебра Е, 2010. С. 43–49.

Гинзбург 2002. С. 101–102. В пьесе Гинзбург, которая называлась «Урок философии», есть диалог студента со скелетом. Отрывки из пьесы опубликованы Соколовой в «Оглядываясь назад…».

Гинзбург 2002. С. 120.

См.: Clark К. Petersburg, Crucible of Cultural Revolution. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995. Р. 103–105. Гинзбург упоминает работы Евреинова в: О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 29, примеч. 1. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1977.

Ссылки на эти дневники я даю в кавычках, именуя их «Дневник I» (19 августа 1920 года – 4 сентября 1922 года) и «Дневник II» (23 сентября 1922 года – 14 мая 1923 года), страницы в них были пронумерованы самой Гинзбург. В архиве есть и более короткие дневники, которые предшествовали этим двум (самый ранний был начат 26 декабря 1918 года и занимает примерно 50 страниц), а также написанные в этот период отдельные черновики, но эти два дневника – основные, по весомости намного превосходящие все остальные (ОР РНБ. Ф. 1377). Рина Зеленая родилась в Ташкенте, в метрике не указали ее год рождения; впоследствии, заполняя анкеты, она придумала себе год рождения – 1902‐й. По словам родственников, Зеленая родилась в 1901 году, но, по некоторым утверждениям, еще раньше. Один из очерков Гинзбург оставляет впечатление, что Зеленая старше автора на три года (Гинзбург родилась в 1902 году). После выступлений на сцене в «Кроте» в Одессе (1919–1921) Зеленая играла в кабаре в Москве («Нерыдай») и в Петрограде («Балаганчик»; 1922–1923), в московском Театре сатиры (1924–1928) и многочисленных московских театрах и концертных залах. Снялась в целом ряде советских фильмов, начиная с «Подкидыша» (1939). Ее также помнят по радиопередачам и таланту достоверно подражать детским голосам. См.: Эстрада в России. ХХ век. Энциклопедия / Сост. Е. Уварова. М.: Олма-Пресс, 2004. С. 236–237.

Обращение Гинзбург, которое она приложила к своим дневникам 1920–1923 годов, распорядившись открыть к ним доступ только через 10 лет после ее смерти. ОР РНБ. Ф. 1377. Она упоминает в этом обращении и о письмах. Пока я нашла в архиве только немногочисленные неотправленные письма.

Там же.

Мне не удалось установить точные даты их знакомства и зарождения страстной влюбленности Гинзбург, но в первой записи в «Дневнике I», от 19 августа 1920 года, Е. упоминается в контексте любовных отношений или страстной влюбленности. В мемуарах Зеленой не указывается, в каком году она приехала в Одессу, но это было зимой, либо в конце 1919 года (этот год указан в статье энциклопедии, на которую я ссылаюсь в примеч. 2 на с. 237), либо в начале 1920-го.

См.: Соколова Н. «Оглядываясь назад…» и рукопись «Урока философии» в архиве Соколовой в РГАЛИ (Ф. 2897).

Описывая свою жизнь в Одессе, Рина Зеленая подчеркивает, что вела совершенно нищенское существование, причем пишет легкомысленным тоном, который гармонирует с ее словесным портретом в текстах Гинзбург. Пассаж, где Зеленая описывает, как спала в нетопленой комнате под грудой одежды (предварительно с театральным изяществом уложив эту одежду в несколько слоев), – словно бы невольная пародия на одну из сцен «Записок блокадного человека» Гинзбург. См.: Зеленая Р. С. 22.

Там же. С. 46–47. Соколова называет Гинзбург «крепкой спортивной девушкой» («Оглядываясь…» 88). Возможно, описывая Гинзбург таким образом, Зеленая и Соколова пытаются намекнуть на ее сексуальную ориентацию.

В неопубликованных мемуарах Натальи Соколовой есть описание этих отношений, сделанное со слов очевидцев. Картина в общих чертах совпадает с тем, что описывает Гинзбург: одна из сторон унижается, другая отвергает любовь. «Когда-то, по слухам, Люся была отчаянно влюблена в Рину Зеленую, преследовала ее, унижалась. Но я этого, разумеется, не помню, я была слишком мала. Рина, недотрога, человек необыкновенно целомудренный и цельный, отвергла все Люсины домогательства. При мне, на моей памяти их связывала хорошая прочная дружба, взаимное уважение» (Лидия Гинзбург, родня, знакомые: Материалы к биографии. РГАЛИ. Ф. 3270. Соколова Н. В. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 29–30).

Этот переход от «Е.» и «К.» к «Р.» можно объяснить тем фактом, что после переезда в Москву в 1922 году Екатерина стала известна под именем Рина. То, как она сама рассказывала о своем имени, см.: Зеленая Р. С. 50–51.

В своих мемуарах Зеленая рассказывает, что, перебравшись в Москву, позвала туда из Одессы своих родных и семью Типота, и они впятером (Рина с матерью и младшей сестрой, а также Виктор Типот с женой Надеждой Блюменфельд) поселились в одной комнате площадью шесть квадратных метров (Зеленая Р. С. 64). Возможно, были и другие периоды совместного проживания.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК V (1929–1931). С. 113. Сравните с обобщенной версией, опубликованной в: Гинзбург 2002 (С. 82).

В дневниковую запись Гинзбург от 10 декабря 1920 года включена цитата из стихотворения Блока 1914 года: «Ну, что же! Устало заломлены слабые руки». Позднее, в блокадном эссе «Итоги неудач», она цитировала другие строки из того же стихотворения. См.: Гинзбург 2011. С. 167.

Гинзбург 2002. С. 225. Цитата из Блока, из пьесы в стихах «Роза и крест».

Гинзбург пишет: «Мне в сущности ничего не хочется кроме того чтобы сидеть в Парголове греться есть и писать свою работу, но я еду в город, чтобы видеть [подчеркивание – в оригинале] Петербург в Октябрьскую годовщину. Иду на Мистерию, в толпе ни чорта не вижу и не испытываю ни малейшего удовольствия и это мне, не совсем, но почти все равно – ведь понятие приобретено» (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник I», 54, 10 ноября 1920 года; спустя два дня после массового представления). Описание спектакля см.: Clark К. Petersburg. Р. 122–139.

Немаловажно, что, хотя Гинзбург до какой-то степени разделяет апокалиптический дух символизма, это мотивируется стремлением осознать историю всеобъемлюще, с начала до конца: «Я представляю себе, что будь я еще не воплотившейся душой, которой был бы предоставлен выбор эпохи воплощения, то я избрала бы самую позднюю, совершенно независимо от условий и так чтобы моей гибелью была бы гибель мира, чтобы после уже – ничего» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, «Дневник I», 55).

См.: Гинзбург 2002. С. 474.

Там же. С. 21.

Этот пассаж и размышления Гинзбург над противопоставлением Толстого Достоевскому рассмотрены Кэрил Эмерсон (Emerson С. Lydia Ginzburg on Tolstoy and Lermontov (with Dostoevsky as the Distant Ground) // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities Literary Identities / E. Van Buskirk and A. Zorin, eds. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 39–82). См. в особенности 52–54 (в текст включены дневниковые записи, с которыми я ознакомила автора статьи).

«Многие мои записи, все мои письма к Н [позднейшая вставка: Нине] носит на себе следы такого одурманивания себя романтическим словарем, в котором, к сожалению, от прекрасного один шаг до безвкусного, и с которым поэтому следует обращаться с величайшей осторожностью. Между прочим, чуткость к поддельному слову возвращается ко мне довольно быстро, но это ни к чему, все равно не могу удержаться – фальшивый звук этих слов почти физически ласкает мои напряженные нервы…» (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник II», 48–49). Упомянутая здесь Нина – Нина Лазаревна Гурфинкель, близкая подруга детства Лидии Гинзбург, позднее эмигрировавшая в Париж. Биографическую информацию о Nina Gourfinkel (так писалось ее имя, когда она жила в эмиграции) и библиографию ее научных трудов по славистике см.: Schatzman R. Nina Gourfinkel // Revue des etudes slaves. 1991. Paris, LXIII, 3. Р. 705–723.

Гинзбург 2002. С. 225. В дневниках есть свидетельства того, что в юности Гинзбург читала Фрейда, в том числе запись от декабря 1920 года, в которой она замечает: «А я научилась считаться всем, до мелочей – особенно после Фрейда» («Дневник I», 76). В феврале 1923 года Гинзбург указывает (мимоходом) на концепцию Фрейда, согласно которой привязанность к матери носит эротический характер (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник II», 117).

См. диссертацию Евгения Берштейна на степень доктора филологии (Bershtein Е. Western Models of Sexuality in Russian Modernism. University of California, Berkeley, 1998) и его статью: Psychopathia Sexualis в России начала века: политика и жанр // Эрос и порнография в русской культуре / Под ред. М. Левитта и А. Топоркова. М.: Ладомир, 1999. С. 414–441. О понимании женской сексуальности в дореволюционной России, в том числе о влиянии западных концепций, см.: Engelstein L. The Keys to Happiness: Sex and the Search for Modernity in Fin-de-Siecle Russia. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1992, в особенности с. 128–164.

См. диссертацию и статью Е. Берштейна.

Гинзбург Л. Четвертый «Разговор о любви». С. 162.

Там же. С. 161.

Фрейд З. О психогенезе одного случая женской гомосексуальности. М.: Астер-Х, 2018; Freud S. The Psychogenesis of a Case of Homosexuality in a Woman // Freud on Women: A Reader / Ed. E. Young-Bruehl. New York: W. W. Norton & Co., 1990. Р. 246.

Гинзбург 2002. С. 218, 282–283.

Фрейд З. Три статьи по теории сексуальности // Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности / Пер. с нем. М. В. Вульфа. М.; Пг.: Гос. изд-во, (1923); Freud S. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud / Trans. and ed. J. Strachey. Vol. VII (1901–5). London: Hogarth Press and the Institute of Psychoanalysis, 1953. Р. 165. См. также предисловие Элизабет Янг-Бруль к «Freud on Women: A Reader» (Р. 12).

Гинзбург 2002. С. 372.

Вот кое-какие из этих терминов: invert, pederast, uranist, unisexual, homosexual, ambisexual, tribade, lesbian и sapphist. См.: Lucey М. Never Say I. Р. 36, где автор сосредотачивается на Франции, а также главы 1 и 2 целиком. Бургин находит эти слова в русском разговорном языке: «лесбиянка», «извращенка», «содомитка», «селенитка», «трибадка» и «гомосексуалистка» (Бургин Д. С. 45). В этой главе я пользовалась более современным термином «гомосексуал» (Ван Баскирк).

Гинзбург написала это эссе в 1930‐е годы, но в 1960‐е, когда его перепечатали на машинке, слегка переработала. Слово «инвертированные» она оставила без изменений. В эссе 1925 года о «Коридоне» Андре Жида она употребляет более широкий спектр терминов: «гомосексуальность», «гомосексуалист», «лесбийская любовь», «однополая любовь» (Гинзбург 2002. С. 371–372).

Цитата из «Трех очерков по теории сексуальности» (Freud S. Complete Standard Edition. Vol. VII. Р. 148). Фрейд пишет об «инвертированных» и «инверзии» в «Трех очерках по теории сексуальности» (первое издание – 1905, последующие – 1910, 1915, 1920 гг.). Он отличает «ментальную» инверзию, или «инверзию характера», от сексуальной инверзии как таковой (Там же. С. 142, см. также: Young-Bruehl Е. Introduction // Freud on Women. Р. 13). Крафт-Эбинг пишет в «Половой психопатии» (1886) о «врожденном превратном половом ощущении»; Вейнингер в «Поле и характере» – об «обратном половом влечении» у «гомосексуалистов»; Хэвлок Эллис дает второму тому своих «Исследований по психологии пола» название «Сексуальная инверзия» (1897), а Ф. У. Стелла Браун в 1923 году публикует «Исследования по сексуальной инверзии». Краткий обзор основного вклада, который внесли в этот дискурс Хэвлок Эллис, Стелла Браун и другие, см. в: Sexology Uncensored / Ed. L. Bland and L. Doan. Cambridge, UK: Polity Press, 1998. Р. 39–65. Рассмотрение понятия «инверзия» в связи с «рождением гомосексуальности» в 1870 году см. у Ив Кософски Сэджвик по поводу Фуко в книге: Kosofsky Sedgwick E. Epistemology of the Closet. Berkeley: University of California Press, 2008. Р. 44–46.

В этой записи она анализирует и делает своим девизом слова Фридриха Геббеля, процитированные Вейнингером: «За что ты платишь более дорогой ценой – за ложь или за правду? Первая лишает тебя твоего „я“, вторая, самое большее, счастья» (Weininger О. Sex and Character: An Investigation of Fundamental Principles / Trans. L. Lob. Bloomington: Indiana University Press, 2005. Р. 140).

Гинзбург приводит название книги в русском переводе «Пол и характер», но, возможно, она читала ее по-немецки. В той же дневниковой записи рассматриваются понятия Молля «Detumeszenztrieb» и «Kontrektationstrieb» с цитатами из немецкоязычного текста. Вейнингер рассматривает теории Молля о «влечении к детумесценции» и «влечении к контректации» (Вейнингер О. Пол и характер. М.: Латард, 1997. С. 83–85).

Weininger О. Р. 75–81.

Там же. Р. 57–65.

См.: Greenway J. It’s What You Do with It That Counts: Interpretations of Otto Weininger // Sexology in Culture: Labelling Bodies and Desires / Ed. L. Bland and L. Doan. Cambridge, UK: Polity Press, 1998. Р. 31, 33. В примечании к своим размышлениям о морали и плодовитости Вейнингер (Р. 311, 424) упоминает книгу Льва Толстого «О половом вопросе» («Uber die sexuelle Frage». Leipzig, 1901), а рассматривая проституцию, упоминает роман «Воскресение» (Р. 203; в рус. изд. – с. 433). В эссе 1910 года «О безумии» Толстой обвиняет Вейнингера (наряду с Гамсуном, Дарвином, Марксом, Ницше и другими) в том, что они доводят до отчаяния и самоубийства молодых читателей, ищущих смысл жизни (Толстой Л. О безумии // Толстой Л. Полн. собр. соч. Т. 38. М.: Худож. лит., 1936. С. 395–411; Greenway J. It’s What You Do with It That Counts: Interpretations of Otto Weininger. Р. 27–43).

Бодлер Ш. Исповедь // Бодлер Ш. Цветы зла, перевод Эллиса. – Примеч. пер.

В Парголове в сентябре 1920 года Гинзбург пишет, что ей хотелось бы иметь другое будущее, которое походило бы на жизненный путь Надежды Дуровой: «…знаю, что если бы я была мужчиной (нет лучше не переносит<ь>ся, потому что при таком „если“ я была бы уже не я) ну просто если женщин принимали, или если можно бы было скрываться – Я не задумываясь ни на минуту пошла бы в мореходное училище. Еще бы лучше в военно-морское. Я знаю что и не боялась бы ни на минуты. Я потому и море люблю, что оно единственное чего я не боюсь. А было ли бы это счастье – не знаю» (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник I», 46–47). В начале 1923 года Гинзбург жалеет, что она не мужчина, полагая, что, будь она мужчиной, ей удалось бы отомстить Р. за свою неразделенную любовь к ней и за ее кокетство с Виктором. Гинзбург хотелось бы, чтобы в ее внутреннем мире существовали тайные сферы, не столь «прозрачные» для взгляда другой женщины: «О, если бы я была мужчиной, я бы отомстила кому, ей, ему, себе? Ей я не могу желать зла, ему я тоже не желаю зла (между прочим, я все-таки люблю его), для себя я тоже не хочу злого, я хочу чтобы мне стало легче, но в оболочке мужчины я могла бы заявить себе, поднять свою злобу не на нее, не на него, не на себя, а на порядок вещей. У мужчины всегда есть какая-то особая, независимая и недоступная для женщины жизнь, которой боится и к которой ревнует самая надменная женщина самого нечастного влюбленного. Я вспоминаю, как однажды мы шли втроем она С. и я и С. рассказывал об обилии в Од<ессе> Публичных домов и об отношении к ним властей; она слушала молча, а потом вдруг спросила резко: „а откуда вам известны такие подробности?“ – страх, отвращение, любопытство и ревность, ревность не к измене, а к свободе мужчины есть в таких вопросах. А моя жизнь для нее так понятна и прозрачна. Что у меня есть там какие-то ей недоступные интеллектуальные интересы и занятия… так от этого человек делается только смешнее. Никогда еще книга не казалась мне такой пресной, такой навязанной, таким суррогатом, за неимением лучшего, суррогатом подлинного опыта» (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник II», 82–83, 2 января 1923 года).

Гинзбург замечает, что природа, а также культура обделили женщину: «…она в своей специфической сфере будучи предназначена даровывать счастье (удовольствие, наслаждение), сама в лишь в малой степени приспособлена получать счастье. Природы и люди как бы по некоему негласному мировому соглашению пренебрегают индивидуальным женским мировосприятием. Начать с природы: менструации, тяготы родов, беременности и кормления, изобильные женские болезни, зачастую мучительность первого, а то и первых половых актов – разве это не оскорбительно» (ОР РНБ. Ф. 1377. «Дневник II», 21).

Малви в знаменитой статье «Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф» пишет о «патриархальном» укладе нарративного кинематографа в свете столь же патриархального психоанализа. В том же духе, что и Гинзбург, но в большей мере акцентируя визуальные эффекты, Малви пишет: «В мире, построенном на половом дисбалансе, удовольствие от рассматривания расщепляется между активным-мужским и пассивным-женским. Конституирующий мужской взгляд проецирует свои фантазии на женскую фигуру, которая в соответствии с ним обретает свою форму. В обычных для себя эксгибиционистских ролях женщины одновременно рассматриваются и демонстрируются, их внешность кодируется для достижения интенсивного визуального и эротического воздействия. Можно сказать, что женские роли коннотируют бытие-под-взглядом (to-be-looked-at-ness)» (Малви Л. Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф / Пер. А. Усмановой // Антология гендерной теории. Минск: Пропилеи, 2000. С. 288. Англ. оригинал работы Малви: Visual and Other Pleasures. London: Macmillan Press, 1989).

Mulvey L. Visual Pleasure and Narrative Cinema. Р. 33. Малви продолжает: «Однако в своей одежде трансвестита, взятой поносить, эта Природа неуютно себя чувствует и беспокойно ерзает». С этим, вторым утверждением Гинзбург могла бы поспорить.

Гинзбург продолжает: «Теперь мне остаются только сожаления, что я не схематизировала ее еще больше, еще художественнее и символистичнее; не подчинила всю насквозь, в каждом ее дыхании одному закону» («Дневник II», 35).

Kelly С. A History of Russian Women’s Writing: 1820–1992. Oxford: Clarendon Press, 1994. Р. 172. Эрик Найман (Naiman Е. Historectomies: On the Metaphysics of Reproduction in a Utopian Age // Sexuality and the Body in Russian Culture / Ed. J. T. Costlow, S. Sandler and J. Vowles. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993. Р. 255–276, см. в особенности 262–270) утверждал, что популярность Вейнингера в России объяснялась тем, что тогда в стране уже сложились сходные представления о женщинах. Евгений Берштейн в своей диссертации «Western Models of Sexuality in Russian Modernism» (Р. 111–158) пространно рассматривает влияние Вейнингера в России.

Ольга Матич исследовала подробности этого знаменитого брака, которым одержимо интересовались некоторые символисты в надежде, что Александр Блок, Любовь Дмитриевна Менделеева и Андрей Белый в любовном треугольнике обойдутся без плотской любви, то есть осуществят идеи Владимира Соловьева о высоком духовном союзе и таким образом спровоцируют Апокалипсис. См.: Matich О. The Case of Alexander Blok: Marriage, Genealogy, Degeneration // Erotic Utopia: The Decadent Imagination in Russia’s Fin de Siecle. Madison: University of Wisconsin Press, 2005. Р. 89–125. Неясно, была ли Гинзбург тогда посвящена в факты о семейной жизни Блока, – она могла их знать, но могла и не знать. В декабре 1921 года она пока была отчасти посторонним человеком в литературных кругах. О времени, когда она приехала в Петроград впервые и поселилась там временно, она писала: «У меня в Петрограде не было тогда никаких литературных связей. Я так и не добралась в тот раз до Института истории искусств, но каким-то образом добралась до студии Гумилева. Я приходила туда несколько раз, ни с кем не познакомилась и не произнесла ни одного слова» (Гинзбург 2002. С. 21).

Clayton J. D. Pierrot in Petrograd: The Commedia dell’Arte/Balagan in Twentieth-Century Russian Theatre and Drama. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1993. Р. 9.

Вспомним фразу из «Разговоров о любви» Гинзбург: «Классическая первая любовь интеллектуального человека – великая, неразделенная, неосуществленная (она втайне не хочет осуществления)» (Гинзбург 2002. С. 248).

Возможно, Зеленая играла эту роль на сцене «Крота», где (по словам Соколовой) ставились арлекинады; в постановке некой пьесы Инбер Зеленая играла русскую куклу-матрешку (см.: Соколова Н. Оглядываясь назад… С. 285–292). Кроме того, позднее (в 1923 году) Зеленая служила в петроградском театре, который назывался «Балаганчик» (Зеленая Р. С. 66–79).

В стихотворении Блока «Незнакомка» (1906) описана встреча лирического героя в ресторане с красивой и загадочной женщиной. Ее отличительные черты – изящные (или узкие) руки, шелка, духи, украшенная перьями страуса шляпа.

См. то, что я рассматриваю в гл. 4.

Гинзбург Л. О лирике. С. 284.

Рассуждения о разрушении театральной иллюзии в «Балаганчике» см.: Goldberg S. Mandelstam, Blok, and the Boundaries of Mythopoetic Symbolism. Columbus: Ohio State University Press, 2011. Р. 189. Интерпретацию смерти Блока как случая, когда трагедия, поставленная на театральной сцене, оборачивается реальной трагедией, см.: Эйхенбаум Б. Судьба Блока [1921] // Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1987. С. 355.

См.: Гинзбург Л. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк, А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 153–154. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011. Сходные рассуждения об «искусственных» ценностях символизма по сравнению с классицизмом и романтизмом можно найти в книге Гинзбург «О лирике», где концепция «стилизации» очень похожа на рассуждения о «пошлости» из ее записных книжек (см.: Гинзбург Л. О лирике. С. 309–310). Знаменитое (и иное) объяснение термина «пошлость» дает Набоков: Nabokov V. Nikolai Gogol. New York: New Directions, 1961 [1944]. Р. 63–74; а также: Nabokov V. Philistines and Philistinism // Nabokov V. Lectures on Russian Literature / Ed. F. Bowers. New York: Harcourt, Inc., 1981. Р. 309–314; Набоков В. Николай Гоголь // Набоков В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1996.

Я имею в виду то, что Гинзбург постулирует как все более структурированную организацию реальности, которая происходит, когда человек переходит от обыденной жизни к человеческим документам, а от них – к роману (Гинзбург 1977. С. 12–13).

Я датирую рукопись, исходя из того, что в ней фикционализированно описан отъезд Зеленой из Одессы в Москву в июне 1922 года. Произведение было помечено (надпись сделана почерком намного более позднего периода) «Заготовки. Выписки».

Женетт Ж. Повествовательный дискурс. С. 247.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. Из беспорядочных записок N. N. С. 5–6. Страницы рукописи не были пронумерованы. Я присвоила им номера с 1 по 40. Ниже я привожу эти номера страниц в пояснениях, заключенных в скобки.

Как она пишет, у Толстого «только объясняющее авторское сопровождение оформляет ее [реплики] смысл, часто изменяет этот смысл, переключая реплику в другой, скрытый контекст» (Гинзбург 1977. С. 357).

В рукописи остаток фразы после «сознательно» невозможно разобрать: «то я сознательно иду на это, это только…» и еще два неразборчивых слова.

Первоначальный черновик находится в «Дневнике II», 104–112. Более поздний был вложен в записную книжку, он имеет свою, независимую нумерацию страниц. ОР РНБ. Ф. 1377.

Когда она добавила к тексту позднейшее название, ей, наверное, уже был известен рассказ Михаила Зощенко 1925 года «Нервные люди». В середине 20‐х годов ХХ века широко распространился кризис в связи с «нервностью», которую отчасти лечили как сексуальное расстройство. См.: Bernstein F. L. The Dictatorship of Sex: Lifestyle Advice for the Soviet Masses. DeKalb, IL: Northern Illinois University Press, 2007. Р. 73–99.

«Разговор (ночной)…» Я цитирую черновик 1923 года («Дневник II», 110–111). Главное отличие позднейшей версии от ранней (вдобавок к тому, что были вычеркнуты местоимения) – в том, что из финальной фразы вычеркнуты слова «Вы же сами это сказали». ОР РНБ. Ф. 1377.

Гинзбург 2002. С. 74. Оригинал: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (1929–1931). С. 24.

Гинзбург 2002. С. 635. Из «Записок блокадного человека». Это высказывание повторяется в: Гинзбург 1977. С. 348.

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК 1929–1931 (V), 45–46. Гинзбург здесь пишет: «На докладе о „Леноре“ произошло узнавание. Пустое место, с которым заговорили люди, внезапно уразумело для себя возможность объективного существования.

Людям из своего доисторического одесского мира я бы не поверила; мне показалось бы, что они разговаривают со мной не потому, что я действительно в данный момент существую, а по привычке с детства. Но здесь были непредупрежденные свидетели, следовательно ошибки быть не могло. Кроме того здесь были профессионалы».

ОР РНБ. Ф. 1377. Неопубликованное эссе 1933 года, вложенное в ЗК VIII-2 (1933–1935). Гинзбург пишет: «О, я понимаю теперь – юношеский пафос Института Истории Искусств был пафосом нежданно обретенной социальной применимости».

В одной из записей, говоря о некоем «Эн» (не об автобиографическом Эне; судя по одной машинописи, представляется, что она говорила о Владимире Орлове), она пишет: «Институт для него, как для многих, был второй – после детства – социализацией» (Гинзбург 2002. С. 358).

См. мой биографический очерк во введении.

Неопубликованное эссе 1933 года: ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII–IV 2 (1933–1935).

Гинзбург 2002. С. 56.

Разговоры о любви // Гинзбург 2002. С. 247–248.

Гинзбург Л. Стадии любви / Публ. и вступ. статья Д. Устинова // Критическая масса. 2002. № 1. С. 37–38.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII (1933). С. 24–25.

Там же. С. 25. См. то, как я рассматриваю движение Гинзбург к роману в гл. 2.

Гинзбург 2002. С. 98, запись 1931 года.

Гинзбург пишет: «[Наше поколение] те, кто тоже получили ‹…› вековую культуру любви и занесли ее в век совсем других катаклизмов. Как оно обстоит у следующих поколений – неясно; у них, кроме всего прочего, никогда уже не было свободного времени, что необходимо для культуры любви» (в третьем «Разговоре о любви»: Гинзбург 2002. С. 248).

Livers К. Constructing the Stalinist Body: Fictional Representations of Corporeality in the Stalinist 1930s. New York: Lexington Books, 2004. Р. 91–152. Усердные и искренние попытки советских граждан сделаться идеальными подданными проанализировал Йохен Хеллбек: Hellbeck J. Revolution on My Mind: Writing a Diary under Stalin. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2009.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК V (1929–1931). С. 114. Гинзбург имеет в виду этические и поведенческие нормы, как и тогда, когда пишет: «Норма хороша тем, что она механически сообщает поведению среднего человека ценность, которую он сам не в состоянии добыть. Это поведение возводится к огромным, вне данного человека выработанным, идеям социального блага, семьи, личной совести. Отклонения от нормы прощается тем, кто заменяет общеупотребительные ценности – индивидуальными. Большие поэты, очень красивые женщины, храбрецы и богачи заставляли принимать свою эксцентрику» (Там же. С. 55). Она указывает на исключения из этого правила (и, что любопытно, упоминает о «красивых женщинах» наряду с великими поэтами (сообразно романтическим стереотипам)), констатируя факт, не оценивая, в какой мере справедливы эти исключения.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК V (1929–1931). С. 114–115. Выделено в оригинале. Ср.: Гинзбург 2002. С. 82–83.

Она пишет: «В руках нашего поколения она [норма] механизируется и грубеет; ее прекрасная схема обрастает нечистым мясом равнодушия; к сожалению, только в уклонениях мы сохраняем нашу человечность» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК IV (1928–1929). С. 55).

Это стихотворение Пастернака – отсылка к стихотворению Пушкина «Стансы» («В надежде славы и добра»), которое было написано в 1828 году и обращено к Николаю I. Стихотворение Пушкина содержит лестные сравнения этого царя с Петром Великим и завуалированную просьбу проявить милосердие путем освобождения декабристов, сосланных в Сибирь. Пастернак, обратившись к традиции Пушкина, дал новую жизнь вечной русской дилемме, связанной с тем, как писатель должен взаимодействовать с авторитарным правителем, относиться к такому правителю, оказывать на него влияние.

См.: Гинзбург 2002. С. 149–150, 349.

Там же. С. 115. Бухштаб ответил, что теория Фрейда не отвечает его устремлениям.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, эссе 1934 года в ЗК VIII–IX (1933–1935).

По мнению Гинзбург, писатели, принадлежащие к типу «активных людей», руководствуются желанием разбередить чувства своей аудитории, совершить «вмешательство слова в действительность». Примерами служат Шкловский и Толстой.

Гинзбург Л. Четвертый «Разговор о любви». С. 162.

В записи с критическими отзывами о Жиде Гинзбург признает, что «гомосексуалистов» – наряду с «холостяками, старыми девами и даже женщинами, не желающими рожать детей» – можно справедливо обвинить в «бесполезности» для общества, поскольку они не приближают основные цели общества (Гинзбург 2002. С. 372–373). В неопубликованном эссе на смерть Натальи Рыковой Гинзбург анализирует ценность деторождения (ОР РНБ. Ф. 1377. Папка с разнородными черновиками с 1920‐х по 1930‐е годы).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК V (1929–1931). С. 114–115.

Гинзбург пишет, что ее дружба со Шкловским завязалась в 1924 году и долгие годы они тесно общались. Дословная цитата: «С 1924 года, примерно, у меня с Виктором Борисовичем установились не только литературно-научные, но и личные отношения. Мы много общались в 20–30‐х годах, общались и потом в 50–60‐х» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург Л. О Шкловском). В своем письме Шкловскому, датированном 1929 годом (но написанном, по-видимому, в январе 1930-го), Гинзбург цитирует кусок «Zoo», включенный во второе (1924), третье и четвертое издания, но отсутствовавший в первом издании. Опубликовано Денисом Устиновым (Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 319). Однако в черновике письма к Зеленой, написанном, скорее всего, в 1923 году, Гинзбург ссылается на «Zoo» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, синяя тетрадка, озаглавленная «Заметки о литературе»).

Гинзбург пишет: «Вообще же, есть книги, которые мы читаем с разной степенью удовольствия, и книги, с которыми мы живем. И тогда не об удовольствии речь, а о том, как книга распорядится нашим сознанием. Так у меня было в разное время и в разной степени с Толстым, с Прустом, с Гейне, с Пастернаком, кажется с „Zoo“, отчасти с „Confessions“ Руссо» (Гинзбург 2002. С. 96–97, запись 1931 года).

Шкловский В. Еще ничего не кончилось / Под ред. А. Галушкина. М.: Пропаганда, 2002. С. 313.

Там же. С. 320.

Повторив в «Заметках о прозе» рефрен Шкловского «Слова мстят», Гинзбург таким образом напоминает нам, что это произведение Шкловский писал не только во имя искусства для искусства, но и из мести (Гинзбург 2002. С. 149. Первоначальная, слегка видоизмененная версия записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК 1932 (VII). С. 11).

См. предисловие Ричарда Шелдона: Sheldon R. Introduction // Shklovsky V. Zoo, or Letters Not about Love / Trans. R. Sheldon. Chicago, IL: Dalkey Archive Press, 2001 [1971]. Р. xxv – xxvi.

Гинзбург 2002. С. 43, запись 1927 года.

Она пишет: «– Не думаете ли вы, что Шкловский в самом деле по формальному методу написал „Zoo“ – самую нежную книгу наших дней?» (Там же. С. 65, запись 1928 года). Первоначальная версия записи была длиннее: «Мне приходилось слышать, как Шкловского называли (и, может быть, не без оснований) предателем, хамом, эротоманом, недобросовестным профессионалом, – но я не выношу, не могу выносить, когда его считают шутом. Неужели же эти люди в самом деле думают, что он по формальному методу написал „Zoo“, самую нежную книгу нашего времени!» (Там же. С. 405).

Эти записи послужили основой для мемуарного эссе, опубликованного ею в нескольких разных формах в конце 1980‐х. См.: Rosengrant J. L. Ya. Гинзбург: An International Chronological Bibliography of Primary and Secondary Work // Russian Review. 1995. 54, 4 (October). Р. 587–600.

Гинзбург 2002. С. 496. «Николай Олейников».

Там же. С. 489.

Идиома «разбиться в лепешку» гармонирует с темами, к которым часто обращался Олейников, – темами еды и голода. Гинзбург отмечает, что Олейников согласился с ее оценкой, опровергнув мнение, что он был всего лишь сатириком и автором легкомысленных вещиц.

ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933).

Анализируя это произведение в 1933 году (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII), Гинзбург заявляет, что последние три строфы столько же далеки от пародии, как далека от нее ода Гавриила Державина «Бог» (1784). Возможно, это объясняет, каким образом Гинзбург смогла процитировать финальные, произносимые мертвецом строчки («И мир повернется другой стороной…») в своей блокадной вещи «Оцепенение» (Гинзбург 2011. С. 434).

Гинзбург 2002. С. 470. Перевод 1936 года сделала Евгения Калашникова. Илья Эренбург вспоминает, что в 1937 году большинство писателей, опрошенных журналом «Интернациональная литература», назвали Хемингуэя самым значительным современным писателем Запада (Ehrenburg I. Saturday Review (29 July 1961) // Hemingway: the Critical Heritage / Ed. Jeffrey Meyers. London: Routledge & Kegan Paul. Р. 433–436).

Эти абзацы опубликованы под названием «Заметки о прозе» в «Человеке за письменным столом». См.: Гинзбург 2002. С. 143–145. См. также: ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, «Теоретическое вступление» (архивная рукопись). С. 20–27.

Гинзбург 2002. С. 143–144.

Там же. С. 144. Гинзбург пишет: «Произведения десятками лет созревают или распадаются в письменных столах – неудивительно, что постепенно у них появляются предшественники» (Гинзбург 2011. С. 453). О своем произведении, которое сделалось «Записками блокадного человека» (1942–1962–1983), она говорит в связи с «Одним днем Ивана Денисовича» (1962) Солженицына.

Здесь она воображает, каков был бы результат, если бы Пруст был «ассимилирован традициями психологического романа», – получился бы «проблемный самоанализ, вообще нечто, чуждое духу Пруста» (Гинзбург 2002. С. 43). В 1927 году в переводе Франковского был опубликован первый том цикла Пруста. По статье Гинзбург, написанной начерно в 1929–1930 годах, чувствуется, что она прочла цикл целиком на французском языке. Неясно, сознавала ли она, что «В поисках утраченного времени» – произведение в некоторых аспектах не завершенное; как бы то ни было, она пишет: «Литературная судьба Пруста необычайна: его роман (в восьми томах и шестнадцати книгах), законченный почти 8 лет тому назад и тогда же частично опубликованный, – только в 1919 г. (за [оставлено место, чтобы вписать цифру, на полях пометка «? год смерти»] года до смерти автора) приобретает известность и еще позднее приобретает читателя; зато жадного читателя – современника, для которого появление каждого нового тома являлось событием текущего литературного дня». Вставка с полей страницы: «И как-то напоминает судьбу Хлебникова» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Черновик статьи о Прусте написан в нескольких маленьких тетрадях и на отдельных листах, вложенных в записную книжку. Примерно шестьдесят страниц черновика относительно плохо упорядочены: имеется как минимум две нумерации страниц, соответствующие, скорее всего, разным разделам статьи, но иногда наличествует множество поправок к одному и тому же пассажу. Черновик находится в более толстой папке с разнородными материалами, которая на данный момент каталогизирована как «Реализация в слове. Теория слова. О Л. Н. Толстом и другие черновые автографы» (ОР РНБ. Ф. 1377). Кое-какие тезисы из этой статьи Гинзбург включила в раздел о Прусте в книге «О психологической прозе».

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик статьи о Прусте (1929–1930). Она остерегает от чересчур рьяного подражания Прусту, поскольку «его литературная манера в целом немыслима вне его личной гениальности».

Гинзбург 1977. С. 376.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик статьи о Прусте (1929–1930), разные страницы (большая часть этих страниц не пронумерована, хотя страница о «Детстве» Толстого помечена номером 20). Стоит упомянуть, что статья Гинзбург изобилует немецкими терминами (Ich-Erzahlung, Darstellung, Berricht) и что Гинзбург ссылается на Лео Шпитцера (без упоминания конкретных работ, хотя она, возможно, читала его Stilstudien и главу этого труда о Прусте).

Ее друг Виктор Жирмунский «импортировал» и переводил труды Шпитцера, например в качестве редактора книги: Проблемы литературной формы: Сб. статей О. Вальцеля, В. Дибелиуса, К. Фосслера, Л. Шпитцера. Л.: Academia, 1928. Для этого сборника Гинзбург перевела статью Дибелиуса о Диккенсе.

Гинзбург 1977. С. 374.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, черновик статьи о Прусте, страница не пронумерована. См. мое рассмотрение этого высказывания в гл. 2.

В 1933 году в записи о Прусте Гинзбург употребляет термины «социологический» и «лингвистический» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК VIII (1933). С. 20).

Гинзбург пишет: «…искать „неприличия“ в „A la recherche…“ бессмысленно, как бессмысленно искать его в анатомическом атласе. Найти его можно и в том и в другом случае, но не иначе, как отрешив вещь от ее назначения» (ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК II (1927–1928). С. 48). Она добавляет, что «Для послереволюционного интеллигентского скепсиса, который хочет (и что убедительнее всего – иногда может) преодолеть первородный грех интеллигентской романтики есть нечто пленительное в этом французском „бездушии“» (Там же. С. 40).

Цит. по: Lucey М. Simone de Beauvoir and Sexuality in the Third Person // Representations. 2010. 109, 1 (Winter). Р. 100. Сартр также пишет, что Пруст «верит в существование всеобщих страстей, механизм которых не претерпевает существенных изменений, когда для людей, испытывающих эти страсти, меняются половые признаки, социальное положение, страна или эпоха. ‹…› Верный постулатам аналитического склада ума, он даже не воображает, что может существовать некая диалектика чувств – он воображает только механику» (Там же. Цит. по: Sartre J.-P. Introducing «Les Temps modernes» // «What Is Literature?» and Other Essays / Trans. J. Mehlman. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1988. Р. 258–259).

Рассмотрение структуры этого произведения см. в гл. 2.

Этот фрагмент можно найти в черновиках «Мысли, описавшей круг», которая планировалась как часть «Дома и мира». ОР РНБ. Ф. 1377.

ОР РНБ. Ф. 1377. Написано карандашом на отдельном листе, вложенном в папку вместе с одним из черновиков «Мысли, описавшей круг».

Там же. Гинзбург, папка «Дом и мир». Страницы в этой папке не пронумерованы.

Возможно, где-то в архиве есть другие, пока не обнаруженные, составные части этого повествования; впрочем, также возможно, что они были уничтожены или утрачены, либо так никогда и не были написаны хотя бы начерно. В октябре 2012 года я нашла несколько страниц с очерками о персонажах, прототипами которых были Гуковский и Бухштаб, упомянутыми как элементы плана раздела о профессии, а также диалоги Анны Ахматовой, которая должна была стать одним из персонажей «Дома и мира», и аналитические рассуждения о ней. Я нашла это в папке, озаглавленной «Эссе разных лет. Фрагменты. Черновой автограф. 1950-e–1960-e. 94 лл.». Несколько находящихся в ней черновиков, в том числе тексты о Гуковском, Бухштабе и Ахматовой, написаны в 1930‐е годы.

Гинзбург 1977. С. 396.

Гинзбург 2002. С. 149–150.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, рукопись «Дома и мира», 30‐е годы.

Письма и неопубликованные прозаические очерки Гинзбург наводят на мысль, что эта критика, возможно, рождалась из ее неодобрительного отношения к женщинам, которые считали, что решение выйти замуж ни к чему их не обязывает и не мешает им продолжать лесбийские отношения. В папке, которая на данный момент озаглавлена «Эссе разных лет. Фрагменты. Черновой автограф. 1950-e–1960‐e. 94 лл.», есть очерк под названием «Personalia» о женщине, которая пыталась (безуспешно) сохранить отношения с «X.» (персонажем, который, по-видимому, является альтер эго автора) даже после того, как стала женой «Y.»; в этом тексте Гинзбург пишет, что типичная особенность женщин – полагать, будто они могут иметь все, не делая выбора.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, рукопись «Дома и мира», 30‐е годы.

Гинзбург 2002. С. 370.

Гинзбург 1977. С. 204.

Гинзбург 2002. С. 370.

Другое повествование, написанное в тот же, более поздний период, – «Психологические чертежи [из жизни А.]» – связано как со «Стадиями любви», так и с «Домом и миром». См.: Гинзбург 2002. С. 138.

Гинзбург Л. Стадии любви // Критическая масса. 2002. № 1. С. 34–35.

Там же. С. 37.

Гинзбург Л. Четвертый «Разговор о любви». С. 163.

Гинзбург Л. Стадии любви. С. 35.

В черновике «Теоретического вступления» Гинзбург пишет: «Записные книжки, дневники, фрагменты и проч. – не самостоятельны. И не эмоциональны. Волнение, с которым их пишут, принадлежит лично автору; оно не для читателя обязательно. Самое эмоциональное из всего – судьба человека» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург Л. Стадии любви. С. 38.

«Мысль, описавшая круг» отличается от этих текстов. В этом повествовании имеется гендерированное (женского рода) первое лицо единственного числа, а также действующие лица, идентифицированные исторически. В этом смысле «Мысль, описавшая круг» является литературным вымыслом в меньшей мере, чем другие перечисленные повествования, а планы соединить «Мысль…» с этими повествованиями в составе «Дома и мира» приближают задуманное произведение целиком к «дневнику по типу романа».

Единственный явный маркер его предполагаемой маскулинности – презрительное обобщение, сделанное им в дневнике: «У женщин есть в обращении с людьми дурацкая неосторожность» (Гинзбург 2002. С. 534). Эта фраза была непреднамеренно опущена в переводе, опубликованном в «Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities».

Итак, Игрек пишет о трех иллюзиях, которыми подпитывается любовь, – «иллюзии вечности, незаменимости и неисчерпаемости», а затем, несколькими страницами ниже, автор развивает «гипотезу неисчерпаемости», которую он/она называет «самая важная из всех гипотез любви» (Гинзбург Л. Возвращение домой // Гинзбург 2002. С. 532, 536). Иллюзия «незаместимости» исследуется также в «Стадиях любви» (Гинзбург Л. Стадии любви. С. 37).

Женетт Ж. Повествовательный дискурс. С. 420.

Возможно, некоторые из друзей Гинзбург не решались говорить об этом из нежелания подогревать публичные обсуждения темы, которая в их понимании, возможно, была частным делом каждого человека. Кроме того, в российском обществе тема гомосексуальных, лесбийских, бисексуальных и трансгендерных идентичностей остается табуированной, а в путинской России недавно были введены ограничения на публичное обсуждение темы гомосексуальности.

Запись не датирована, но находится в папке с машинописями 1955–1965 годов (ОР РНБ. Ф. 1377).

РГАЛИ. Ф. 3270. Соколова Н. В. Оп. 1. Ед. хр. 27; Соколова Н. Лидия Гинзбург, родня, знакомые: Материалы к биографии. С. 30. Гиппиус – любопытный выбор, поскольку она вписывала лесбийскую любовь в гетеросексуальные репрезентации, а к женскому творчеству и женственности относилась амбивалентно. См.: Presto J. Beyond the Flesh: Alexander Blok, Zinaida Gippius, and the Symbolist Sublimation of Sex. Madison: University of Wisconsin Press, 2008, в особенности гл. 6.

Гинзбург 2002. С. 734.

См.: Гинзбург 2011. С. 283–292.

См. цитату из Женетта в: Lucey М. Never Say I. Р. 195: «Поиски утраченного времени» «предстают ‹…› также и как бесконечный текст невольного признания, где есть и аллюзии, и метонимии, и синекдохи (и, конечно, метафоры), и отрицания, где обнаруживается, скрываясь и маскируясь в тысячи последовательных трансформаций, малое число простых высказываний об авторе, его корнях, его честолюбивых желаниях и нравственных правилах – обо всем том, что он втайне разделяет с Блоком, Легранденом, Шарлю и от чего он сделал абсолютно свободным своего главного героя – бледное и идеализированное отражение самого себя» (Женетт Ж. Пруст и «непрямой» язык / Пер. Г. Шумиловой // Женетт Ж. Фигуры»: В 2 т. Т. 1. С. 467).

Гинзбург 1977. С. 11.

Гинзбург 1977. С. 29.

Об этой разновидности равнодушия она написала в эссе «И заодно с правопорядком» (Гинзбург 2002. С. 285). В «Из диалогов о любви» 1930‐х годов собеседник утверждает, что писатели, изображающие однополое желание, – такие, как Михаил Кузмин, – менее притягательны для читателей-гомосексуалов, чем Пушкин, Гейне или Блок. История доказала, что в этом Гинзбург ошибалась: теперь Кузмин – культовая фигура для малочисленных представителей традиции русской гомосексуальной литературы.

Гинзбург Л. Четвертый «Разговор о любви». С. 164.

Часть материала, включенного в эту главу, была впервые опубликована в главе «Varieties of Failure: Lydia Ginzburg’s Character Analyses from the 1930s and 1940s» книги: Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities / E. Van Buskirk and A. Zorin (eds). Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 125–162 – и воспроизводится здесь с разрешения правообладателей.

Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 16, 20. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1977.

Гинзбург 1977. С. 21.

Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 281. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002. Эссе «Поколение на повороте» было написано в 1979 году и впервые опубликовано в 1986‐м.

Гинзбург 1977. С. 20.

Лидия Гинзбург отделила «О психологической прозе» от своих предыдущих книг по истории литературы, назвав ее своей первой «книгой» в неопубликованной записи в 1974 году, в возрасте семидесяти двух лет (до публикации ее эссе/прозы и издания книги «О литературном герое»): «Все же „О психологической прозе“ – единственная моя книга, к которой я действительно хорошо отношусь. Потому что это моя единственная книга [выделено в оригинале]. А „Лирика“ – это еще литературоведение. Хорошее, но литературоведение. То, чего я не хочу. А оно не отпускает; должно быть и не отпустит – пока смогу работать» (ОР РНБ. Ф. 1377. Папка Гинзбург, озаглавленная «1970‐е–80‐е», в которой находятся машинописи эссе 1973–1989 годов).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII–IX (июль 1933 года – январь 1935 года). С. 37–38. В этой записи в записной книжке Гинзбург также пишет, что не принимала ни «в „романической“ характерологии метода непригодного для истории», ни «в истории метода, который в бесконечном сокращении не сможет объяснить мне характера».

Там же. Эта часть записи была опубликована Денисом Устиновым: Гинзбург Л. Стадии любви // Критическая масса. 2002. № 1. С. 34.

В России социология как научная дисциплина не развивалась вплоть до 1960‐х годов. До революции она была частью философии. После революции ее постепенно заместили историческим материализмом – искаженным вариантом марксистской социологии. Социологию критиковали за буржуазное происхождение и чрезмерную отвлеченность и метафизичность. С середины 1930‐х до середины 1950‐х социологии как самостоятельной научной дисциплины не существовало, хотя этнография и антропология в той или иной форме продолжали существовать. См.: Weinberg Е. Sociology in the Soviet Union and Beyond: Social Enquiry and Social Change / Rev. ed. Burlington, VT: Ashgate, 2004. Р. 1–10. См. также: Todd III W. M. Between Marxism and Semiotics: Lidiia Гинзбург and Soviet Literary Sociology // Canadian-American Slavic Studies. 1985. 19, 2. Р. 159–166. О психологии см.: Лурия А. Этапы пройденного пути: Научная автобиография. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2001; Joravsky D. Russian Psychology: A Critical History. Oxford: Basil Blackwell, 1989.

Краткое описание отношения Гинзбург ко многим из этих факторов влияния см.: Зорин А. Проза Л. Я. Гинзбург и гуманитарная мысль ХХ века // Новое литературное обозрение. 2005. № 6 (76). С. 45–68. Расширенный обзор совпадений между теориями Гинзбург и теориями немецких и американских социальных психологов (в том числе Эдуарда Шпрангера, Альфреда Адлера, Уильяма Джеймса, Джорджа Герберта Мида, Курта Левина, Гордона Олпорта, Генри Мюррея, Курта Голдстейна, Абрахама Маслоу и Карла Роджерса), а также сопоставление этих теорий см. в статье: Zorin A. Ginzburg as Psychologist // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 83–123. Он утверждает, что Гинзбург находилась на передовом крае социопсихологической теории, над которой ее современники работали в 30‐е и 40‐е годы ХХ века, даже если, возможно, не ознакомилась с их научными работами напрямую. О влиянии Бергсона на русский модернизм см.: Fink H. Bergson and Russian Modernism, 1900–1930. Evanston, IL: Northwestern University Press, 1999. О Ницше см.: Nietzsche and Soviet Culture: Ally and Adversary / Еd. Bernice Glatzer Rosenthal. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1994.

См.: Гинзбург 1979. С. 6, где она ссылается на работу Мида «Mind, Self and Society» (Chicago: University of Chicago Press, 1934). О том, что связывает Мида и Гинзбург, см.: Zorin А. Ginzburg as Psychologist. Р. 109–111.

О функционировании иерархий в культуре времен сталинизма см., например: Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930s. Oxford: Oxford University Press, 1999.

Это «проходящие» характеры в еще одном, третьем значении: во время блокады Гинзбург писала о «второстепенных» действующих лицах задуманного ею романа, где планировала уделить основное внимание Бухштабу, Гуковскому, самой себе, Анне Ахматовой и еще нескольким людям. В блокадный период эти «основные» действующие лица романа (кроме Гинзбург) эвакуировались из Ленинграда – кто раньше, кто позже.

Гинзбург 1977. С. 161.

См.: Там же. С. 325–329. Первые три тома «Клима Самгина» (1925–1936) увидели свет еще до того, как в 1932 году социалистический реализм снискал официальное признание, но служили одним из образцов этого стиля. Как указывает Катерина Кларк, в произведениях 1930‐х годов и последующего периода были уже не столь популярны такие «отрицательные герои», как Клим Самгин (дореволюционный персонаж). См.: Clark К. The Soviet Novel: History as Ritual. 3rd ed. Bloomington: Indiana University Press, 2000. С. 27, 45.

См.: Гинзбург Л. Состояние литературы на исходе войны // Гинзбург Л. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 100–101. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011. Андрей Зорин рассматривает это эссе в терминах более масштабной динамики социалистического реализма: Зорин А. Из предыстории изучения социалистического реализма (В. Ходасевич и Л. Гинзбург о советской литературе) // Varietas et Concordia: Essays in Honour of Pekka Pesonen. Helsinki: Slavic Helsingiensia, 2007. С. 322–327).

Гинзбург 2002. С. 225.

Гинзбург 2002. С. 277. Здесь я цитирую перевод Иосифа Бродского: In a Room and a Half // Less than One. New York: Farrar, Straus & Giroux, 1987. Р. 482. Бродский представляет читателю стихотворение Ахматовой, говоря о биографии и судьбе своих родителей в советскую эпоху, когда условия жизни были суровыми, а возможности – узкими.

Гинзбург 2011. С. 74.

В действительности все эти волны террора и массового истребления упоминаются в некоторых поздних эссе Гинзбург – например, в «И заодно с правопорядком», где она пытается объяснить, почему они не упоминаются в ее более ранних записях. См.: Там же. С. 285–296, в особенности 287.

См. рассмотрение этой темы Ириной Сандомирской: Sandomirskaia I. The Leviathan, or Language in Besiegement: Lydia Ginzburg’s Prolegomena to Critical Discourse Analysis // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 193–234.

Гинзбург 2011. С. 101.

Zholkovsky А. The Obverse of Stalinism: Akhmatova’s Self-Serving Charisma of Selflessness // Self and Story in Russian History / Еd. L. Engelstein and S. Sandler. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2000. Р. 64–65. В этой провокативной статье об Анне Ахматовой Жолковский утверждает, что поэтесса позаимствовала стратегии «деспотизма», чтобы выжить во времена тоталитаризма. Гинзбург в своих записях об Ахматовой интерпретирует ее автоконцепцию как реликт прошлой эпохи (см.: Гинзбург 2002. С. 44). Впоследствии, летом 1941 года, Гинзбург замечает, что Ахматова афиширует свое моральное превосходство, беспрерывно напоминая окружающим, что ее «просперити» (термин Гинзбург) – результат победы над государством, отступившим перед ее силой духа (Гинзбург 2011. С. 139); это наблюдение во многом созвучно портрету, нарисованному Жолковским. Несколько диалогов в записях Гинзбург 1930‐х годов содержат критический анализ методов самоутверждения, применявшихся Ахматовой. Возможно, они были связаны с работой Гинзбург над «Домом и миром», одним из персонажей которого должна была стать Ахматова. На октябрь 2012 года эти диалоги (ошибочно) каталогизированы так: ОР РНБ. Ф. 1377. Оп. 3. Ед. хр. 57. Гинзбург Лидия Яковлевна. <Поведение героическое и нормальное>. Фрагменты эссе разных лет. Автограф, машинопись с авторской правкой. 1950‐е–1980‐е. 68 лл. Некоторые замечания об образе Ахматовой у Гинзбург см.: Kahn А. Lydia Ginzburg’s «Lives of the Poets»: Mandelstam in Profile // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 183–184.

Сама Надежда Мандельштам пишет, что у нее была противоположная реакция – самоуничижение. «Из этого следует, что выше всего стоит инстинкт самосохранения – спасайся, кто может и какими угодно способами. ‹…› Потеря „я“ выразилась в ущербности (мой случай) или в открытом индивидуализме – ведь эгоцентризм и самоутверждение его крайние проявления» (Мандельштам Н. Я. Вторая книга / Подгот. текста, предисл., примеч. М. К. Поливанова. М.: Моск. рабочий, 1990. С. 12).

Гинзбург Л. «И заодно с правопорядком» // Гинзбург 2002. С. 285.

Там же.

Образ жизни Гинзбург не вписывается ни в одну из моделей, которые кратко описывает Жолковский, утверждая, что они были свойственны таким выдающимся людям, как Мандельштам, Пастернак, Эйзенштейн и Маяковский (например, энтузиазм, непокорность, покорность, изгнание, самоубийство).

В «И заодно с правопорядком» она пишет: «У меня механизм оправдания был развит слабее других; мешала врожденная аналитичность. Зато механизм равнодушия работал безотказно» (Гинзбург 2002. С. 292).

Об одном признаке индивидуации в советском обществе – том факте, что скрытое было важнее, чем явное, – см. рассмотрение темы лицемерия Олегом Хархординым: Kharkhordin О. The Collective and the Individual in Russia: A Study of Practices. Berkeley: University of California Press, 1999. Р. 270–278.

См.: Sandomirskaia I. The Leviathan // Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities. Р. 193–234. См также высказывания Андрея Зорина на круглом столе «Аналитика жизнетворчества: Ю. М. Лотман и Л. Я. Гинзбург. Культурные коды, социальные стратегии и литературные сценарии» (Новое литературное обозрение. 2006. № 6 (82). С. 93–121).

Гинзбург уточняла, что эта «готовность претерпеть» возникла «не из личных нравственных качеств (это само собой), но была непременным условием, важнейшей составной частью этой социальной модели». Цитата целиком: «Интеллигенция в классическом понимании – это сознательные носители целенаправленной общественной мысли. Если таков основной интеллектуальный признак русской интеллигенции, то основной ее этический признак – готовность претерпеть. Она возникла не из личных нравственных качеств (это само собой), но была непременным условием, важнейшей составной частью этой социальной модели» (Гинзбург 2002. С. 349–350).

После революции термин «интеллигенция» продолжали употреблять, но в совершенно новом смысле: как пишет Малиа, советская власть расценивала интеллигенцию как «один из трех столпов социалистического общественного строя, наряду с пролетариатом и трудовым крестьянством», и этот термин относился «ко всем, кто занят умственным, а не физическим „трудом“ – то есть к лицам инженерно-технических профессий, лицам свободных профессий, управленцам, административным работникам или простым „белым воротничкам“, работающим на государственный аппарат» (Malia М. What Is the Intelligentsia? // The Russian Intelligentsia / Еd. R. Pipes. New York: Columbia University Press, 1961. Р. 2–3).

Гинзбург так разъясняет термин Герцена: «Он любил говорить о человеческих пластах и даже придумал слово „сопластники“. Сопластники – это не только современники, это собратья по определенному историческому слою» (Гинзбург 1977. С. 23).

«А сзади, в зареве легенд / Дурак, герой, интеллигент… / …А сзади, в зареве легенд / Идеалист-интеллигент / Печатал и писал плакаты / Про радость своего заката». У стихотворения две даты – 1923 и 1928 годы. Полный текст стихотворения и комментарий см.: Пастернак Б. Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 238–246, 481–482. Цитируется в эссе Гинзбург «Поколение на повороте» (Гинзбург 2002. С. 284). В другом месте Гинзбург также отмечает, что пастернаковский «герой, дурак, интеллигент» – изученный ею «до тонкости» тип людей («разновидность, до тонкости нами изученная»). См.: Гинзбург 2002. С. 353.

Это строки из стихотворения Пастернака 1931 года «Столетье с лишним – не вчера». См.: Гинзбург 2002. С. 289.

В неопубликованном эссе 1933 года она пишет: «История отношения гуманитарной интеллигенции к революции сбивчива и мучительна. Это история ответов на два вопроса:

Может ли русская интеллигенция функционировать вне путей Октябрьской революции?

и: Может ли русская интеллигенция функционировать на путях революции?

Я, человек с испорченной литературной судьбой, быть может, творчески погибший, – говорю твердо: к 16 годовщине ответ на первый вопрос получен – русская интеллигенция не может функционировать вне путей Октябрьской революции. Наша судьба задерживает ответ на второй вопрос. Этим судьба поколения трагична» (ОР РНБ. Ф. 1377. Рукопись на отдельном листе, вложенная в ЗК VIII-2 (1933), и позднейшая машинопись того же текста).

ОР РНБ. Ф. 1377. Записная книжка Гинзбург 1936 года с очерком о «К.».

Гинзбург 2011. С. 70–71.

Возможно, то, как много было поставлено на кон, объясняет, почему Гинзбург, хоть и описывает жизнь в терминах игры или драмы, наподобие того, как описывал ее Ирвинг Гоффман, вовсе не полагает, что разыгрывание некой роли может представлять собой то, что Гоффман называет «бюрократизацией» человека, – то, что вызывает дискомфорт у изменчивого субъекта. См.: The Goffman Reader / Ed. Charles Lemert and Ann Branaman. Oxford: Blackwell Publishing, 1997. Р. 101–102.

Гинзбург 2011. С. 38. В блокадном повествовании «Рассказ о жалости и о жестокости» ошибка героя – в том, что он не воспринимает всерьез чувства своей тети, считая их фальшивыми. «Другая аберрация ‹…› состояла в уверенности, что тетка – ненастоящий человек и все ее жизненные реакции – только игровые фикции».

Гинзбург 2002. С. 60.

Неопубликованное эссе «Метод рассмотрения человека», 5 января 1935 года. Она пишет: «I. Человек рассматривается в отношении ценностей, определяющих его желания, и в отношении возможности реализации этих ценностей. Различение типовых структур человека (активный тип, чувственный тип, эмоциональный тип и т. п.) основано на типе переживания жизненной ценности» (ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII–IX (1933–1935). С. 82–85).

Гинзбург пишет: «Допустим, что человек составляется во взаимодействии его социальной функции с его биологическими и наследственными предпосылками. Допустим, что все это приводится в движение первичной человеческой потребностью реализовать максимум своих возможностей – как существа социального. Человек социально реализуется, находит „место“, воспринимая и продуцируя то, что переживается им как ценность» (ОР РНБ. Ф. 1377. Неопубликованное эссе из ЗК VIII–IX (1933–1935), датированное 16 февраля 1934 года).

Спустя несколько лет (по-видимому, несколько лет, но записная книжка не датирована) Гинзбург, работая над очерком об С., урезала свою типологию до четырех типов: «люди активные (воля к воздействию), эмоциональные, чувственные, интеллектуальные» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Эдуард Шпрангер выделяет следующие «основные идеальные типы индивидуальности»: теоретический, экономический, эстетический, социальный, политический и религиозный; в его перечне они именуются «теоретический подход» и т. п. (Spranger Е. Types of Men: The Psychology and Ethics of Personality / Authorized trans. by P. J. W. Pigors. Halle: Max Niemeyer Verlag, 1928). В своем очерке о «С.» Гинзбург также ссылается на теорию Гиппократа о четырех гуморах как на исток этой традиции типологии.

Определение, которое Мартин Малиа дает интеллигенции, опирается, как и определение Гинзбург, на «примат идеологического» (см.: Malia М. Р. 2).

Гинзбург так характеризует людей интеллектуального типа: эстеты, дилетанты, индивидуалисты и, говоря ее словами, люди с «половыми дефектами» (см. гл. 3).

Гинзбург ссылается на примеры Белинского и Толстого. О Белинском она пишет: «Мало кто был всю жизнь так человечески неизменен как Белинский; но произведенное интеллигентами превращение деятельности Белинского в единый либеральный поток (с поправками на ошибки периода примирения с действительностью) – великая ошибка, от которой Белинский стал вообще непонятен». Говоря о Толстом, она утверждает, что молодой Толстой – «скептик и развратник» – имел то же самое психологическое устройство, что и аскет-проповедник Толстой во времена, когда ему перевалило за семьдесят, но их деятельность протекала в принципиально разных исторических контекстах. Таким образом, взгляд Гинзбург на Толстого не совпадает с преобладающей интерпретацией духовного кризиса Толстого и его духовного преображения (неопубликованное эссе «Метод рассмотрения человека»).

Гинзбург 2002. С. 82. Оригинал записи: ОР РНБ. Ф. 1377. ЗК V (июнь 1929 года – январь 1931 года). С. 112–113.

Там же. С. 83.

См.: Livers К. Constructing the Stalinist Body: Fictional Representations of Corporeality in the Stalinist 1930s. New York: Lexington Books, 2004. Р. 91–152. Рассматривая эту тему, Ливерс ссылается, в том числе, на рассуждения Катерины Кларк о противопоставлении природы и культуры в «The Soviet Novel» и на рассуждения Йохена Хеллбека о советской субъективности: Revolution on My Mind: Writing a Diary under Stalin. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2009.

Как отмечает американский переводчик Дэвид Макдафф, слово «надрыв» происходит от французского слова dechirement, означающего «ломаться, рваться и испытывать нагрузку под невыносимой тяжестью умственных, эмоциональных и духовных страданий». Примечание Макдаффа процитировано в: Levontina I., Zalizniak А. Human Emotions Viewed through the Russian Language // Emotions in Crosslinguistic Perspective / Еd. J. Harkins and A. Wierzbicka. Berlin: Mouton de Gruyter, 2001. Р. 304.

Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 14–15. Л.: Наука, 1976.

Бэлнеп Р. Л. Структура «Братьев Карамазовых» / Пер. В. С. Баевский, Л. Л. Горелик, Л. В. Павлова, М. Л. Рогацкина, И. В. Романова. СПб.: Академический проект, 1997. С. 59. Бэлнеп пишет: в то время как «шут выставляет себя на посмешище для того, чтобы и другие выглядели так же», надрыв «заставляет человека причинять боль себе для того, чтобы сделать больно другим или – более извращенный вариант – сделать больно другим для того, чтобы причинить боль себе» (Там же. С. 46).

Лингвисты Ирина Левонтина и Анна Зализняк (они вслед за Анной Вержбицкой применяют когнитивный подход к языку, стараясь описывать эмоции через язык) пишут, что у слова «надрыв» есть два противоположных значения – «безудержный всплеск эмоций или выражение вымученных и неискренних эмоций». Во втором случае надрыв «граничит с фальшью или гротеском» (Levontina I., Zalizniak А. Human Emotions Viewed through the Russian Language. Р. 303–304).

Гинзбург 2002. С. 493.

Гинзбург 2002. С. 388. Гинзбург приравнивает к «надрыву» эстетику символистов (особенно в пассаже о Блоке и Белом), в то время как эстетика акмеизма противоположна, ее цель – профильтровать и высушить эмоции. В определенном отношении Гинзбург близка по стилистике к Ахматовой и Мандельштаму. См. также: Левонтина И. Достоевский надрыв // Ключевые идеи русской языковой картины мира / Ред. А. А. Зализняк, И. Б. Левонтина и А. Д. Шмелев. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 257.

О значении личных имен в промежуточной прозе, которое порождает то, что Доррит Кон называет «отличительным признаком художественной литературы», см.: Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. С. 11–12. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1979.

См. главу 3.

Как известно русскому читателю, русское слово «быт» обозначает повседневную рутину, сферу домашней жизни и стагнацию в противоположность «бытию»; «быт» стал мишенью критики как для символистов, так и для революционеров. См.: Boym S. Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1994. P. 29–40. См. также: «Творческому порыву в преображенное будущее противопоставлена тенденция к стабилизации неизменного настоящего, его обрастание косным хламом, замирание жизни в тесные окостенелые шаблоны. Имя этой стихии – быт» (Якобсон Р. О поколении, растратившем своих поэтов // Якобсон Р., Святополк-Мирский Д. Смерть Владимира Маяковского. The Hague; Paris: Mouton, 1975. Р. 12.

К черновику 1936 года Гинзбург намного позднее – вероятно, в 80‐е годы, судя по почерку, – добавила примечание, где скорректировала свое ошибочное мнение, что карьера К. обречена на неудачу: «Это оказалось неверным (т. е. такая была полоса. Потом и работала и достигла)» (ОР РНБ. Ф. 1377. Записная книжка 1936 года с очерком о «К.»).

Левонтина и Зализняк пишут о родстве существительного «надрыв» с глаголом «надрываться», означающим «делать что-то с большими усилиями». Но эти усилия человек прилагает не в контексте работы – скорее они выражаются в «крике, плаче и особенно в кашле» (Levontina I., Zalizniak А. Human Emotions Viewed through the Russian Language. Р. 303).

ОР РНБ. Ф. 1377. Записная книжка 1936 года с очерком о «К.».

Там же.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, синяя тетрадь приблизительно 1943–1944 годов («„Светоч“ – 12 листов, 10 копеек»), в которой содержится очерк о «Г. Б.». На данный момент находится в папке, которая пока не каталогизирована и ошибочно озаглавлена «Записки блокадного человека. Эссе. Черновой автограф. 452 л.»; там же находятся другие неопубликованные очерки о персонажах блокадного периода.

Феминистическую трактовку анализа характера «Г. Б.» у Гинзбург (во второй части «Записок блокадного человека» это лицо замаскировано под инициалами «П. В.») см.: Sandomirskaia I. Rage in the City of Hunger: Body, Talk, and the Politics of Womanliness in Lidia Гинзбург’s Notes from the Siege of Ленинград // Embracing Arms: Cultural Representation of Slavic and Balkan Women in War / Еd. H. Goscilo with Ya. Hashamova. Budapest / New York: Central European University Press, 2012. Р. 131–151.

В книге «О психологической прозе» Гинзбург ссылается на героя «Записок из подполья» как на пример «опрокинутой формы самоутверждения». Немаловажно, что она ассоциирует «надрыв» с героем Достоевского, который создает возвышающую эстетику из «юродства, самоуничижения, надрыва». См.: Гинзбург 1977. С. 348.

Довлатов С. Это непереводимое слово – «хамство» // Довлатов С. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. СПб.: Азбука, 2002. С. 324–325. Благодарю Ребекку Фрумкину за то, что она указала мне на Довлатова, за определение «offensive boldness» («оскорбительная дерзость» (англ.)) и за ценнейшую переписку на эту тему по электронной почте в январе 2011 года.

В отличие от Герцена Мережковский полагал, что спасителем должен стать «грядущий Христос», который найдет приют в религиозной общине, вскормленной «сердцем и совестью» русской интеллигенции. «Одного бойтесь – рабства и худшего из всех рабств – мещанства и худшего из всех мещанств – хамства» (см.: Мережковский Д. Грядущий хам // Мережковский Д. Полное собрание сочинений. Т. 11. СПб.: Т-во М. О. Вольф, 1911. С. 31, 36).

Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Телевизионные лекции. Цикл 2: Культура и интеллигентность // Лотман Ю. Воспитание души. СПб.: Искусство – СПб, 2003. С. 473.

Там же. С. 472.

Если понимать под «хамом» мелочного тирана из тех, которые встречаются также среди крестьян и в низших общественных сословиях, обнаруживаешь примеры в пьесах А. П. Чехова, написанных на рубеже XIX–XX веков. Так, в пьесе «Вишневый сад» молодой лакей Яша постоянно ведет себя на манер хама, смотрит на всех презрительно, оскорбляет всех, особенно тех, кто стоит ниже его в социальной иерархии. Он лакей, но мнит о себе высоко по той причине, что побывал за границей. После того как 87-летний слуга Фирс произносит трогательный монолог о своем слабом здоровье и близости смерти, Яша отвечает: «Надоел ты, дед. (Зевает.) Хоть бы ты поскорее подох» (Чехов А. Вишневый сад // Чехов А. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. М.: Наука, 1978. Т. 13. С. 236).

См., например, таких персонажей Зощенко, как путешественник в рассказе «Хамство», грубая «аристократка» в одноименном рассказе, посетители бани и банщик в «Бане», а также молодой мужчина, который грубо обращается со старухой-матерью в «Гримасе нэпа».

Исследователи риторики Светлана и Георгий Хазагеровы писали, что «хамство» (и его описание в произведениях Зощенко) – порождение первой стадии «дегуманизации» субъекта сталинского периода – субъекта, у которого нет ни христианской морали, ни народных корней, ни тех форм культуры, которые были достоянием интеллигенции, а потому он проявляет «недальновидный прагматизм» (Хазагерова С., Хазагеров Г. Культура-1, культура-2 и гуманитарная культура // Знамя. 2005. № 3. http://khazagerov.com/cultural-situation/107-culture1–2.html, дата обращения 31 декабря 2013 года.

Гинзбург 1977. С. 406.

Как пишет Гинзбург, цитируя «Zoo» Шкловского: «„Слова мстят“ – это значит: ты говоришь, что тебе „это ни к чему“, а я опишу, как ты говоришь это, опишу, если захочу, как ты при этом раскрываешь рот и что ты при этом думаешь» (Гинзбург 2002. С. 149).

Гинзбург 1977. С. 406.

Ходасевич В. Декольтированная лошадь (1927) // Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М.: Согласие, 1996. С. 162.

Жолковский характеризует Маяковского как мифологическую фигуру словами «экстремист-авангардист-террорист». Он подробно рассматривает такие темы, как насилие и женоненавистничество, из‐за которых поэзия Маяковского далека от нравственной чистоты (Жолковский А. О гении и злодействе, о бабе и о всероссийском масштабе (Прогулки по Маяковскому) // Жолковский А. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, стратегии, интертексты. М.: РГГУ, 2005. С. 208–209).

Гинзбург 2002. С. 427. Это определение она дала, критикуя статью Жолковского о пролетарском поэте (впервые опубликованную в 1986 году). Гинзбург соглашается с характеристикой, которую Роман Якобсон дал Маяковскому в «Поколении, растратившем своих поэтов».

После самоубийства Маяковского в 1930 году Гинзбург записала разговор, в котором Шкловский сказал ей: «– Все вокруг записывали в дневниках, что он был несимпатичный. А статью о том, какой он замечательный поэт, вы хотели написать и не написали. Я тоже не написал. А может быть, Володе это было нужно?» (Гинзбург 2002. С. 80).

Гинзбург 2011. С. 87. Решетов был женат на Татьяне Георгиевне Паюсовой, возглавлявшей отдел культуры в Городском комитете ВКП(б) Ленинграда.

Гинзбург 2011. С. 88.

Судя по бумаге и почерку, очерк был написан, по-видимому, в конце 30‐х либо, возможно, в 1940 году, если исходить из того факта, что женщина, которая была прототипом «С.», родилась в 1901 году, а в очерке сказано о ее возрасте, что ей «под сорок».

ОР РНБ. Ф. 1377. Тетрадь Гинзбург «С.», 16 страниц, конец 1930‐х или 1940 год.

В тетради 1936 года (на мой взгляд, предшествующей во времени этому очерку о «С.») Гинзбург делает запись, которая, как представляется, противоречит этому портрету. Она пишет, что пила водку с С. и та разоткровенничалась о своих сложных отношениях с неким мужчиной, который оказался импотентом. Запись завершается так: «Эта история поразила меня, потому что я считала, что С. – интересная женщина – почему-то живет без любви и даже без романов – в порядке некоторого чудачества.

^>Моя ошибка укрепляет меня в некой методологической предпосылке: каждый человек, независимо от видимости, живет приблизительно по законам природы» (ОР РНБ. Ф. 1377. Тетрадь 1936 года с очерком о «К.», 27 с.).

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, тетрадь с очерком о «С.».

Там же.

Блокада порождала остранение в жизни: остранение в отношении собственного тела, в отношении города и в отношении языка. В своей блокадной прозе – «Записках блокадного человека» Гинзбург использует прием остранения (то есть отстранения в понимании Шкловского, в дополнение к приему самоотстранения, который я рассматриваю в других частях этой книги). См. гл. 1 и 5. Говоря словами Шкловского: «Автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны» (Шкловский В. Искусство как прием (1917) // Шкловский В. О теории прозы. М.: Сов. писатель, 1983. С. 15).

Гинзбург 2011. С. 60. Софья Островская, которая вела дневник во время блокады, описывает процесс восстановления идентичности более буквально: «Жутких дистрофиков встречается все меньше: вымерли – или поправляются и, вместо обнажающегося черепа, вновь начинают носить лицо» (Островская С. К. Дневник. М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 345).

Этот эвфемистический термин снимал с государства ответственность за смерть граждан. О дистрофии см.: Sandomirskaia I. The Leviathan, or Language in Besiegement. Р. 193–199; она ссылается на книгу под редакцией Михаила Черноруцкого «Алиментарная дистрофия в блокированном Ленинградe» (Л.: Медгиз, 1947). См. также: Writing the Siege of Ленинград / Еd. C. Simmons and N. Perlina. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2002. Р. xxx, 225–226 n. 56–57.

Гинзбург 2011. С. 75.

Левина Э. Дневник 12 января 1942 года – 6 июня 1943 года // Человек в блокаде: новые свидетельства. СПб.: Остров, 2008. С. 159. Вот еще один пример употребления этого термина: Любовь Шапорина в дневнике замечает, что в качестве реакции на истории о каннибализме у нее родилась мысль «завести альбом, посвященный тем из моих друзей и знакомых, которые прожили эти два года здесь и морально не дистрофировали» (запись от 17 июля 1943 года: Шапорина Л. Дневник: В 2 т. М.: Новое литературное обозрение, 2011. Т. 1. С. 402–403).

Гинзбург 2011. С. 69.

Полуавтобиографический отрывок «Оцепенение» снабжен подзаголовком «Признания уцелевшего дистрофика».

Гинзбург 2011. С. 60–61.

Было бы интересно узнать, как повлияла Зинаида Гиппиус на нескольких «донжуанов женского пола», которых Гинзбург обнаружила в своем окружении. О Гиппиус как «женщине-денди» см.: Presto J. Beyond the Flesh: Alexander Blok, Zinaida Gippius, and the Symbolist Sublimation of Sex. Madison: University of Wisconsin Press, 2008. Р. 160–189. См. также: Matich О. Erotic Utopia: The Decadent Imagination in Russia’s Fin de Siecle. Madison: University of Wisconsin Press, 2005. Р. 162–212. Рассматривая характер Гиппиус, Матич проводит параллели с героиней Достоевского Настасьей Филипповной, известной своим «надрывом».

В записях Гинзбург история «Т.» развивается, совершая неожиданные сюжетные повороты. С «Т.» случается еще более серьезная катастрофа: в декабре 1943 года она попала под бомбежку, выжила, но ради спасения жизни ей пришлось ампутировать ногу. Навестив ее в госпитале после ампутации, Гинзбург догадывается, что эта трагедия нежданно стала катализатором нового романа «Т.» – любовной связи с сотрудницей госпиталя. Этот новый звездный час (благодаря своей неожиданности еще более блистательный) возвращает «Т.» утраченную автоконцепцию именно «с помощью» катастрофы. Она не оказывается в положении, в котором вызывала бы жалость, – наоборот, она любима. По крайней мере, это передышка перед какими-то потенциальными трудностями в будущем, пишет Гинзбург (Гинзбург 2011. С. 121–128).

Там же. С. 74.

Там же. С. 75.

После «интервью» с Н. К. она пишет: «Над этим биологическим жизнеутверждением интеллигенты в тех не очень многочисленных случаях, когда оно им дано, надстраивают для интереса и красоты автоконцепции троглодитизма, фатализма и т. п.» (Гинзбург 2011. С. 71).

Там же. С. 71–73.

См., например, дневник Анны Лихачевой, которая пишет: «Жизнь в те месяцы всех нас сделала фаталистами» (Writing the Siege of Leningrad. Р. 61). См. также дневник Любови Шапориной: «Все привыкли, все стали фаталистами и не обращают никакого внимания на грохот и на грозящую опасность» (запись от 4 июня 1942 года: Шапорина Л. Дневник. Т. 1. С. 327).

Гинзбург 2011. С. 70.

Этот термин употребляет Илья Утехин: О смысле включенного наблюдения повседневности // История повседневности. СПб.: Европейский ун-т, Алетейя, 2003. С. 15–24.

Это эссе впервые опубликовано в книге «Претворение опыта» под редакцией Николая Кононова, изданной вскоре после смерти Гинзбург. Как я установила при интервью, а также при изучении почерка, Кононов сам придумал названия для некоторых эссе, включенных в эту книгу. Неясно, придумано ли название этого эссе Кононовым, но в архивной машинописи у него вообще нет названия. Первые наблюдения и размышления касаются собрания в Союзе писателей, но от этой темы Гинзбург переходит к другим сценам. Машинопись датирована весной 1975 года, причем дата написана, по-видимому, почерком Кушнера; в опубликованной версии в качестве даты указан 1974 год. На машинописном экземпляре эссе Гинзбург сделала рукописную заметку о Сен-Симоне. Разобрать почерк трудно; как представляется, там написано: «У Сен-Симона брат короля с тактиками [?] и бесстрашием» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург 1977. С. 171.

Там же. С. 178. Как отмечает Гинзбург, мемуары Сен-Симона были разрешены к печати лишь приблизительно через сто лет после написания, поскольку правительство Людовика XV опасалось их влияния на умы (Там же. С. 135).

Там же. С. 174–175.

Гинзбург 1977. С. 174–175.

Pratt S. Lidiia Ginsburg, A Russian Democrat at the Rendezvous // Canadian-American Slavic Studies. 1996. 28, 2–3. Р. 186. Публикация на русском языке: Пратт С. Лидия Гинзбург, русский демократ на rendez-vous / Пер. Я. Токаревой // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49). С. 387–400. Это явление Пратт объясняет тем, что существовало несколько факторов, отделявших Гинзбург от истеблишмента, – в том числе «ее национальное происхождение, пол… и семейное положение».

Pratt S. (англ. текст). Р. 195.

Кобрин К. «Человек 20‐х годов». Случай Лидии Гинзбург (к постановке проблемы) // Новое литературное обозрение. 2006. № 2 (78). С. 60–83. Цит. со с. 67.

Там же. С. 66.

Гинзбург пишет, что среди «учеников опоязовцев» существовала традиция соединять скепсис с порядочностью (Гинзбург 2002. С. 26). Об иронии см., например, забавную запись (Там же. С. 407), которая начинается «С Т. Н. так трудно разговаривать потому…».

Собрание // Гинзбург 2002. С. 346.

Она пишет: «Современная социология показала, что человек – это социальное устройство, управляемое не личным произволом, еще менее логикой, но разными механизмами, внушающими ему групповые ценности и нормы (так уже у Маркса, с его учением о превращении интересов в идеалы)» (Там же. С. 347). Выражения «групповое сознание» и «групповая автоконцепция» она начала употреблять уже во время блокады Ленинграда (см., например: Гинзбург 2002. С. 184). О «групповом сознании» и «групповых ценностях» она также пишет в книге 1979 года «О литературном герое», где выказывает обширные познания о западной социологии.

Гинзбург 1977. С. 175.

Гинзбург 2002. С. 351.

Там же. С. 359.

Вот пассаж целиком: «Оставим в покое разные душевные градации. Но схематическую градацию дает хотя бы моя старая теория разделения людей на порядочных (которые в основном не сохранились), полупорядочных, мерзавцев, которые хотели делать то, что они делали, полумерзавцев, которые не хотели делать то, что они делали, и потому делали немного меньше» (Там же).

Там же. С. 346.

Гинзбург 2002. С. 351.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же. С. 352.

Краткую биографию Плоткина см.: Пушкинский дом: Материалы к истории. 1905–2005. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. С. 505–506. О роли Плоткина в литературной жизни Ленинграда в 40‐е годы ХХ века см.: Дружинин П. Идеология и филология: Ленинград, 1940‐е годы: В 2 т. М.: Новое литературное обозрение, 2012. О роли Плоткина в трудностях, с которыми Эйхенбаум столкнулся после войны, см.: Any С. Boris Eikhenbaum: Voices of a Russian Formalist. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994. Р. 175, 200.

Гинзбург 2002. С. 354.

Сведения о Базанове, Макогоненко и других деятелях, чьи характеры анализирует здесь Гинзбург, а также глубокий разбор (с обширными архивными документами) ленинградского литературного истеблишмента в 40‐е годы ХХ века см.: Дружинин П. А. Идеология и филология: Ленинград, 1940‐е годы.

Виктор Виноградов тоже мимолетно появляется в тексте под именем «В-ов», он служит примером «злого сановника», противопоставленного Орлову (Гинзбург 2002. С. 359). В машинописи имеется завершающая часть, о Дмитрии Евгеньевиче Максимове (1904–1987), вычеркнутая из окончательной версии (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург 2002. С. 363.

Там же.

Гинзбург пишет об Эйхенбауме: «Если бы шармер дожил до ренессанса, он с удовольствием занял бы место патриарха, окруженного почитанием, тем ощутимым любованием его личностью, которое и есть суть отношения шармера со средой», а о Гуковском (NN), что тот, «забыв начисто свои уступки, вернулся бы к первоначальным средствам восхищения умов» (Там же. С. 366).

Сохранилось много свидетельств о беспрецедентном лекторском таланте Гуковского. См., например: Лотман Л. М. Воспоминания. СПб.: Нестор-История, 2007. С. 100–117.

Гинзбург 2002. С. 361.

Хотя здесь Гинзбург об этом не упоминает, Гуковский был способен не только писать талантливые научные труды и обучать талантливых студентов, но и выступать против позиций советской официальной науки. Например, вместе с Эйхенбаумом и В. В. Гиппиусом он энергично выступил в качестве оппонента на защите диссертации Дымшица, которая была призвана служить образцом советского стиля (см.: Лотман Л. С. 116–117). Одиозное поведение Дымшица – тема многих записей Гинзбург, сделанных во время войны. См., например: Гинзбург 2011. С. 194, 207.

Гинзбург 2002. С. 365.

ОР РНБ. Ф. 1377. Архивная машинопись «Собрания», 1974/1975, в папке с эссе 70‐х и 80‐х годов.

Этот очерк, написанный примерно в июне 1945 года и озаглавленный «Интеллектуальные эгоисты, переставшие думать», при жизни Гинзбург не публиковался: он включен в: Гинзбург 2011. С. 139–147. Резкий тон этого критического портрета объясняется тем, что Лидия Гинзбург прежде восхищалась своим учителем, а позднее в нем разочаровалась, сочтя, что он более «неспособен к выработке больших связных концепций» (Там же. С. 139).

Чтобы это продемонстрировать, Гинзбург воспроизводит разговор, в котором Эйхенбаум слишком охотно афиширует ироничное отношение к занимаемой им чиновнической должности. Когда ей приходится сдавать ему для проверки «творческий отчет» – нечто вроде отчета о работе, проделанной ею за последние несколько лет, он шутит: «Хоть бы уж сразу на всю [нашу] жизнь потребовали сдать эти отчеты». Затем он острит, что это «произведение» Гинзбург ему не особо интересно и он не станет читать отчет, а просто подпишет его не глядя (Гинзбург 2011. С. 141).

Там же. С. 142.

Цитата из комедии Гоголя «Ревизор»: «Над чем смеетесь? Над собой смеетесь!»

Гинзбург 2011. С. 142.

В куске опубликованного эссе «Собрание», посвященном Эйхенбауму, Гинзбург более милосердна. Она пишет: «Позднее ему стали нравиться должности и знаки отличия. Но относился он к ним отчасти как к игре или к экзотике, то есть к чему-то ему неподобающему и поэтому для аудитории занимательному. Игрушки эти ему то давали, то опять отбирали. Когда давали, тщеславился; когда отбирали, у него тут же, всегда наготове, было его великолепное упрямство» (Гинзбург 2002. С. 365).

Гинзбург 2002. С. 350. Руководствуясь этим критерием, она не причисляет декабристов к интеллигенции: они протестовали, но удивились тому, что их наказали. Гинзбург также пишет, что декабристы были слишком близки к власти: классическая позиция интеллигенции – это когда между тобой и властью разверзлась бездна (Там же). Мартин Малиа тоже полагает, что декабристы предшествовали усилению позиций интеллигенции, и тоже указывает на их близость к власти и на то, что они не были готовы страдать (Malia М. Р. 9).

Гинзбург 2002. С. 350.

Ср. эссе «Итоги неудач» от января 1944 года в: Гинзбург 2011. С. 164–174.

Мариэтта Чудакова охарактеризовала период в истории советской литературы с 1943 года приблизительно по 1945‐й или начало 1946 года как «короткую оттепель» (Избранные работы. М.: Языки русской культуры, 2001. Т. 1. С. 363, 384). См. также: Зорин А. Из предыстории изучения социалистического реализма (В. Ходасевич и Л. Гинзбург о советской литературе).

Гинзбург 2002. С. 360. Следует помнить, что на момент написания этих строк Гинзбург все еще была писателем, чьи произведения не публиковались.

Там же. С. 365. Полагаю, что в этом пассаже автор говорит о себе. В этом куске противопоставляются Гуковский, Бухштаб (как можно с уверенностью догадываться) и Гинзбург. Эти три человека должны были стать персонажами, которые в «Доме и мире» сравнивались бы по этим параметрам, – три друга, лучшие студенты Института, чьи судьбы оказались очень разными, поскольку их индивидуальности сильно разнились (ОР РНБ. Ф. 1377).

Гинзбург 2002. С. 348.

Гинзбург 2002. С. 296.

Гинзбург Л. <Групповое сознание ленинградцев>, из записной книжки 1943–1946 годов, опубликовано в: Гинзбург Л. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 188. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011. Впервые это эссе было опубликовано в книге «Претворение опыта» (Рига, 1991) под названием «Ленинградская ситуация» и перепечатано в: Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 184–186. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002. Блокада была снята 27 января 1944 года.

Гинзбург 2011. С. 188–189. Из черновика одного письма, находящегося в архиве, следует, что в июле 1943 года Гинзбург сама пыталась на время уехать из Ленинграда и просила о помощи Союз писателей и брата. Она четко заявляет, что не хочет окончательно покидать город; но, по-видимому, ее страшила перспектива провести еще одну зиму в блокадном Ленинграде. На деле Гинзбург весь блокадный период провела в городе безвыездно. См.: ОР РНБ. Ф. 1377. Ед. хр. 84. Гинзбург Лидия Яковлевна. Письмо брату Виктору Гинзбургу. 20.07. б. г. 2 лл.

Гинзбург 2011. С. 189.

Там же. С. 106.

Там же. С. 107.

Там же. С. 105.

Гинзбург 2011. С. 113. Гинзбург не была знакома с личными дневниками Ольги Берггольц, выдержки из которых впервые были опубликованы в 1991 году в альманахе «Апрель» (№ 4). В последние годы новые выдержки увидели свет в книге под редакцией Наталии Соколовской «Ольга. Запретный дневник» (СПб.: Азбука-классика, 2010), в книге «Блокадный дневник» под ред. Елены Петровой (СПб.: Вита Нова, 2015), а также в книге: Берггольц О. Мой дневник. Т. 1: 1923–1929 / Сост., текстол. подгот., подбор илл. Н. А. Стрижковой; вступ. статьи Т. М. Горяевой, Н. А. Стрижковой; коммент., указатели О. В. Быстровой, Н. А. Стрижковой. М.: Кучково поле, 2016. Т. 2. 1930–1941 / Сост. Н. Стрижковой. М.: Кучково поле, 2017.

«Записки блокадного человека» до сих пор опережают другие тексты Гинзбург по количеству переводов на иностранные языки. В 1988 году был издан перевод на нидерландский язык, выполненный Яном Робертом Братом (Jan Robert Braat) и озаглавленный «Omsingeld: notities van een belegerde». Первый английский перевод (1990) – «The Siege of Leningrad: Notes of a Survivor» – выполненный Джеральдом Микельсоном и Маргарет Уинчелл (Gerald Mikelson and Margaret Winchell), был опубликован в книге «Soviet Women Writing». Второй английский перевод сделал Алан Майерс, он озаглавлен «Blockade Diary». Другая версия этого перевода, исправленная и отредактированная Эмили Ван Баскирк, увидела свет под названием «Notes from the Blockade» (Penguin Random House, Vintage Classics, 2016). В эту книгу включены «Рассказ о жалости и о жестокости» (в английском переводе – «A Story of Pity and Cruelty»), который перевела Анджела Ливингстон, а также отрывок из черновика «Теоретического вступления» к «Дню Оттера». Немецкий перевод Герхарда Хакера (Gerhard Hacker) вышел в 1997 году под названием «Aufzeichnungen eines Blockademenschen». В 2014 году издательство Suhrkamp выпустило новое издание «Aufzeichnungen eines Blockademenschen», в которое включен перевод «Рассказа о жалости и о жестокости». В 1998 году был опубликован перевод на французский, выполненный Кристианом Буржуа, под названием «Journal du siege de Leningrad». В 1999 году вышел перевод на шведский под названием «Anteckningar fran belagringen», выполненный Карин Грельц. В 2011 году был издан перевод на финский, «Leningradin piirityksen paivakirja». О ранних публикациях см.: Rosengrant J. L. Ia. Ginsburg: An International Chronological Bibliography of Primary and Secondary Works // Russian Review. 1995. 54, 4 (October). Р. 587–600.

Полную историю текста и того, как Гинзбург его перерабатывала, см.: Гинзбург 2011. С. 545–556. Текст, первоначально опубликованный в 1984 году (Нева. № 1) под названием «Записки блокадного человека», переиздавался с незначительными изменениями в книгах «Литература в поисках реальности» (Л.: Сов. писатель, 1987) и «Человек за письменным столом» (Л.: Сов. писатель, 1989). Во вторую из этих книг Гинзбург добавила раздел «Вокруг „Записок блокадного человека“». На момент смерти она работала при содействии Николая Кононова над публикацией «Второй части» «Записок» (а также эссе 40‐х годов), увидевших свет в 1991 году в составе книги «Претворение опыта». В Гинзбург 2002 опубликованы все три части, собранные вместе.

Гинзбург 2011. С. 327, 343.

Там же. С. 311.

Это выражение употребляется в отношении Руссо и Герцена в: Гинзбург Л. О психологической прозе. 2-е изд. Л.: Худож. лит., 1977. Ниже – Гинзбург 1977. См., например, с. 204.

Гинзбург 1977. С. 10.

См.: Toker L. Toward a Poetics of Documentary Prose – from the Perspective of Gulag Testimonies // Poetics Today. 1997. 18, 2 (Summer). Р. 187–222. Сьюзен Сулейман рассматривает вопросы жанровой гетерогенности в воспоминаниях о Холокосте (который она определяет как коллективную историческую травму): Suleiman S. Crises of Memory and the Second World War. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006, в особенности 160–161.

Текст, которому мы дали название «Рассказ о жалости и о жестокости», я обнаружила весной 2006 года, в той части архива Гинзбург, которая в то время хранилась у Александра Кушнера. Рукопись лежала в папке под черновиком «Заблуждения воли» и была ошибочно классифицирована как вариант «Заблуждения воли». Возможно, Гинзбург сама хранила оба текста вместе, либо они были помещены в одну папку Альбином Конечным (одним из первых, кто занимался упорядочиванием архива) или Кушнером. Никто из друзей Гинзбург, опрошенных мной, не знал ни об этом тексте, ни о рассказе, который в нем содержится. Рассказ впервые опубликован в: Гинзбург 2011. С. 17–59. Подробное описание рукописи см.: Там же. С. 557–558.

Хотя в черновиках блокадного периода Гинзбург не указывала названий, в одном месте в повествование, которому мы дали название «День Оттера», она вставила, почерком 60‐х годов, приведенные ниже слова, указывающие на смену героя: «День От<тера> – Эн». См.: Гинзбург 2011. С. 208–282, а также 568.

Гинзбург 2011. С. 353. В черновике 60‐х годов есть уклончивое продолжение этого пассажа: «Но к блокадной истории О. я еще вернусь. К рассказу о жалости и о жестокости» (Там же).

Единственное исключение – дневники Юры Рябинкина (включенные в «Блокадную книгу»), где мальчик подозревает, что его мать делила еду не поровну, и так описывает тон их разговоров: «Чего ни коснется в разговоре – ругань, крик или истерика» (Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. 5-е изд. Л., 1989. С. 378). Гинзбург сообщает, что «Блокадная книга» подтолкнула ее постараться опубликовать собственный текст в 1984 году, и особо выделяет дневник Рябинкина, замечая, что это «большой силы свидетельство» (Поле напряжения. [Интервью с Г. Силиной] // Лит. газета. 1986. 15 янв.). Фрагменты дневников Рябинкина были опубликованы в газете «Смена» в 1970 году (см.: Блокадная книга. С. 266). В 1979 году «Блокадная книга» прорвалась через московских цензоров в варианте, где было сделано много купюр, в 1982 году ее переиздали в расширенном виде; в Ленинграде она увидела свет в 1984 году. См.: Блюм А. Как это делалось в Ленинграде: Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки. 1953–1991. СПб.: Академический проект, 2005. С. 167.

Гинзбург 2011. С. 35.

Там же. С. 313–314.

То, как взаимосвязаны анализ и лиричность, подробно разъясняет Александр Жолковский, опираясь на один пассаж из прозы Гинзбург, в работе: Between Genres // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 147–160. Это эссе было переиздано в: Lydia Ginzburg’s Alternative Literary Identities / Еd. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 33–37.

Карин Грельц написала, что Гинзбург собирает свои наблюдения в сентенции, схожие с формулами и аксиомами, и отметила, что эта «закрытая система» созвучна блокаде. См.: Грельц К. Осажденный смысл // Новое литературное обозрение. 2001. № 3 (49). С. 401–402.

Гинзбург 2011. С. 35.

См. то, что я пишу в гл. 1 о теориях Гинзбург, гласящих, что чувство вины и раскаяние – один из источников, питающих искусство.

Гинзбург 2011. С. 358.

Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель // Новое литературное обозрение. 2004. № 4 (68). С. 102–127, в особенности 109–110. Илья Кукулин утверждал, что и Герцен, и Гинзбург были «реформаторами» или даже «революционерами» своего жанра записей, в том числе потому, что понимали себя иначе, чем их поколения (Кукулин И. Поворот без поколения: Александр Герцен и Лидия Гинзбург как революционеры жанров // Новое литературное обозрение. 2002. № 6 (58). С. 111–122).

Гинзбург Л. Герцен – создатель «Былого и дум» // Звезда. 1944. № 2. С. 129–135.

В 1940 году Гинзбург защитила кандидатскую диссертацию по Михаилу Лермонтову, а в 1944–1947 годах состояла в докторантуре в Институте литературы Академии наук, занималась исследованиями творчества Герцена. В конце 1940‐х – начале 1950‐х годов она участвовала в подготовке 30-томного «Собрания сочинений» Герцена к печати. По причинам политического и идеологического характера у нее возникли сложности с защитой и публикацией диссертации о Герцене; в 1957 году проблема наконец-то разрешилась и вышла ее книга «„Былое и думы“ Герцена» (Л.: ГИХЛ, 1957). О том, как Гинзбург относилась к этой книге, см.: Гинзбург 2002. С. 294. См. также: Гинзбург 2011. С. 501–505.

Там же. С. 623. Рукописная надпись 1960‐х годов на оборотной стороне одного из листов «Дня Оттера» содержит три задуманных эпиграфа: сентенцию Герцена, а также строки из произведений Николая Некрасова и Николая Олейникова (ОР РНБ. Ф. 1377). Сентенцию Герцена в оригинале см.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 10. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1956. С. 26.

Эдвард Эктон заостряет внимание на том, как Герцен связывал припоминание с написанием текста: Acton Е. Alexander Herzen and the Role of the Intellectual Revolutionary. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1979. Р. 99.

Подробное изложение долгой и непростой истории публикации «<Рассказа о семейной драме>» и его интерпретаций советскими учеными см.: Paperno I. Introduction: Intimacy and History. The Gercen Family Drama Reconsidered // Russian Literature. LXI–I/II (Special Issue), ed. I. Paperno, 1 January – 15 February 2007. Р. 1–66. В шести статьях в этом специальном номере, посвященном семейной драме Герцена, разными способами продемонстрировано (как пишет Паперно), каким образом «интимность посредством литературы превратилась в историю» (Ibid. P. 50). См. также русскоязычный вариант этой статьи: Паперно И. Интимность и история: семейная драма Герцена в сознании русской интеллигенции // Новое литературное обозрение. 2010. № 3 (103). C. 41–66.

То, что Герцен почти не упоминает о своей собственной вине в произошедшем, объясняется, возможно, еще и тем, что он фактически писал имеющее юридическую силу самооправдательное заявление, чтобы защититься от (распространившихся по Европе) слухов, которые распускал Гервег; согласно этим слухам, Герцен обращался с женой как деспот и не разрешал ей уйти от него к Гервегу.

Гинзбург 1977. С. 267. См. также: «Былое и думы» Герценa. С. 308–313.

Некоторые утверждают, что Гинзбург была чрезмерно милосердна, когда читала тексты Герцена через призму возвышенных художественных объяснений того, что случилось. См.: Acton Е. Р. 101–103, а также: Schmid U. The Family Drama as an Interpretive Pattern in Aleksandr Gercen’s Byloe i dumy // Russian Literature. LXI–I/II. Р. 88.

«Былое и думы» Герценa. С. 294–303, а также: Гинзбург 1977. С. 258–268.

Гинзбург 1977. С. 261.

Гинзбург пишет: «…те… импульсы, которые вели Герцена к „Былому и думам“, переработались и исчезли в поэтическом и философском единстве великой эпопеи» («Былое и думы» Герценa. С. 312–313).

Там же. С. 311.

Герцен А. И. Былое и думы // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 10. М.: Изд‐во АН СССР, 1956. С. 238.

Гинзбург 1977. С. 267–268. См. схожий пассаж в: Гинзбург Л. «Былое и думы» Герценa. С. 312–313.

Вдобавок немаловажно, что Герцен вел дневники и что в этих дневниковых записях он обвиняет себя в том, что убил жену, пытаясь ее спасти (Гинзбург 1977. С. 267).

Тройная дата, добавленная к тексту для публикации в «Неве», в последующих публикациях не менялась.

Поле напряжения. [Интервью с Г. Силиной] // Лит. газета. 1986. 15 янв.

Гинзбург 2011. С. 20.

Психотерапию посттравматических стрессовых расстройств начал применять Пьер Жане примерно в начале ХХ века. См.: van der Kolk B., van der Hart О. The Intrusive Past: The Flexibility of Memory and the Engraving of Trauma // Trauma: Explorations in Memory / Ed. C. Caruth. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 1995. Р. 158–182.

Присутствие Оттера в нескольких фрагментарных повествованиях, возможно, свидетельствует, что Гинзбург задумывала их как что-то вроде романа или цикла под названием «Дом и мир». См. гл. 2.

Гинзбург 2011. С. 429.

В «Рассказе о жалости и о жестокости» Оттер испытывает «непосредственное чувство кровного своего обязательства» «поддерживать… жизнь тетки», и все же Гинзбург пишет, что Оттеру требовались качества, которых у него не имелось, – «принципиальность, твердое чувство долга» (см.: Гинзбург 2011. С. 23, 32).

Гинзбург 2002. С. 198.

См. рассмотрение этой темы мной в гл. 1.

Исследование понятия «социальность» у Гинзбург, отчасти в контексте «Записок блокадного человека», см.: Pratt S. Lidiia Ginsburg, a Russian Democrat at the Rendezvous // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). Р. 183–203.

Выражение «рабочий эгоизм» появляется в описании Гинзбург творческого типа личности в эссе 1970‐х годов (Гинзбург 2002. С. 364).

Гинзбург пишет: «Быть может, любовь и спасение любовью этой жалкой и кровно близкой жизни стоили его жестокого творчества. Этого он не знает и никогда не проверит. Любви не было, ее неоткуда было взять» (Рассказ о жалости и о жестокости // Гинзбург 2011. С. 54).

В тексте один раз встречается слово «мать» и один раз – слово «материнство», но употреблены они, по сути, в фигуральном смысле. Тетка в сердцах восклицает: «Все материнство проклятое», Оттер полагает, что она притворяется жертвой и самоотверженной матерью («Ей нужно изображать жертву и самоотверженную мать»), чтобы половчее его мучить (Там же. С. 37, 48).

РГАЛИ. Ф. 3270. Соколова Н. В. Оп. 1. Ед. хр. 27; Соколова Н. Лидия Гинзбург, родня, знакомые: Материалы к биографии.

Запись с указанием месяца и года смерти Гинзбург (Гольденберг) Раисы (Рахили) Давидовны (1867–1942) можно найти в: Блокада, 1941–1944. Ленинград. Книга памяти. Т. 6. СПб.: Правительство Санкт-Петербурга, 1999. В Интернете доступна страница с информацией о Рахили Давидовне Гинзбург: http://visz.nlr.ru/search/lists/blkd/227_230.html, дата обращения 3 мая 2015 года. В архиве Гинзбург есть квитанция денежного перевода от 22 декабря 1942 года. Наталья Викторовна (Ата) Соколова послала Гинзбург из Чистополя, где находилась в эвакуации, 800 рублей и нижеследующее послание: «Люся, дорогой друг, узнали о смерти бабы, очень это грустно И так трудно прошли посл. месяцы ее жизни. Надеемся, что ты здорова. Написала бы хоть пару слов о себе. Мама шлет привет Ата» (ОР РНБ. Ф. 1377). Содержание «Рассказа о жалости и о жестокости» наводит на мысль, что в конце лета тетка была еще жива, а дата ее смерти в рассказе нигде не указана.

В архиве есть переписка Лидии Гинзбург с братом Виктором Типотом о деньгах, предназначавшихся для Раисы Гинзбург. См., например: РГАЛИ. Ф. 2897. Оп. 1. Ед. хр. 88. Л. 3 (1936) и Ф. 3270. Оп. 1. Ед. хр. 82. Л. 1.

Соколова Н. В. Лидия Гинзбург, родня, знакомые. С. 6. Как я упомянула во введении, Соколова пересказывает шутку о кардинальном несходстве их характеров: «Один из Люсиных друзей сказал про Раису Давидовну и Люсю: Курица высидела орлиное яйцо» (Там же). В одной из записей Гинзбург, опубликованных после ее смерти, содержится остроумное замечание о легком характере ее матери: «Харджиев говорил мне: „У вашей матери такой легкий характер, что с ней, должно быть, очень тяжело жить вместе“» (Гинзбург 2002. С. 395).

В июне 1941 года Наталья Викторовна Соколова приехала в Чистополь с полуторагодовалым сыном, больным дизентерией, и беременная вторым ребенком. В Чистополе появился на свет ее второй сын, Павел Павлович Соколов, сын от второго мужа Павла Илларионовича Соколова, который, по поступившим тогда сообщениям, погиб на фронте. Первым мужем Соколовой (по многим свидетельствам, они состояли в «гражданском браке») был Константин Симонов; с ним она разошлась, по-видимому, в 1938 году (когда он женился на Евгении Ласкиной). «Я уехала из Москвы в Татарию с самым первым эшелоном от Союза писателей и Литфонда (6 июля 1941 года), беременная с полуторагодовалым сыном» (Письмо Натальи Соколовой Марии Белкиной // Громова Н. Ноев ковчег писателей. М.: Corpus, 2019).

Среди других деталей «Рассказа…», совпадающих с биографией родственников Гинзбург, – характеристика, которая дана одной из сестер Раисы. По словам Соколовой, сестра Раисы Люба, выжившая в годы войны, никогда не была физически привлекательной и не выходила замуж. В «Рассказе…» тетка чувствует превосходство над сестрой, которую так и не удалось выдать замуж. Уверенность тетки, что она всем пожертвовала ради племянников, созвучна спору Лидии Гинзбург с матерью, реплики из которого цитирует Соколова. И наконец, то, что Соколова описывает Марка Гинзбурга как человека мягкого и кроткого, совпадает с описанием старика в «Заблуждении воли» и «Рассказе…» как «человека слабого напора».

Биографическая информация о смерти дяди/отчима Гинзбург в Детском Селе взята из одной из «автобиографий» Лидии Гинзбург, которые писались для представления в официальные органы и сохранились в архиве (Гинзбург 2011. С. 503).

РГАЛИ. Ф. 3270. Соколова Н. В. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 23–25.

В черновиках, связанных с «Заметками о прозе», примерно в 1934 году Гинзбург написала: «Выдуманные люди и ситуации ‹…› внушают мне некоторое отвращение» (ОР РНБ. Ф. 1377).

Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 10. С. 238.

См.: Гинзбург 1991. С. 212–216.

Гинзбург Л. «Былое и думы» Герценa. С. 305.

Гинзбург 2011. С. 17; Герцен А. И. Былое и думы. С. 238. Вот еще несколько примеров сходства этих текстов. Номера страниц отсылают к двум вышеуказанным изданиям.

Герцен: «Эта жизнь была все мое достояние…» (123).

Гинзбург: «Ему испортили ее жизнь – его удачное произведение…» (32).

Герцен (после смерти Натали): «Дома у меня больше не было. С отъездом детей последняя печать семейной жизни отлетела – все приняло холостой вид» (303).

Оттер у Гинзбург (после смерти тетки): «С этой смертью он потерял последний остаток молодости. Он потерял постоянную основу быта, тягот<ившую> его, раздражавшую его, но твердую пребывающую частицу семейственности, которая переживала любовные связи и разрывы и сохраняла за бытом форму». «Да, он потерял остатки молодости и остатки человечности, быт и дом» (20).

Одна из деталей «Былого и дум» – Герцен пытается напоить умирающую Натали апельсиновым соком (Гинзбург цитирует это место в 1957, с. 309) – имеет определенное сходство с одной из сцен «Заблуждения воли» Гинзбург. Гинзбург 2002. С. 602.

Гинзбург Л. «Былое и думы» Герценa. С. 308.

Гинзбург 2011. С. 46.

Там же. С. 47.

Там же. С. 35.

Герцен А. И. Былое и думы. С. 274. Цитируется в: Гинзбург Л. О психологической прозе. С. 217.

Герцен А. И. Былое и думы. С. 911.

Гинзбург 1977. С. 267.

Гинзбург Л. День Оттера // Гинзбург 2011. С. 212.

Когда в 1962 году Гинзбург возобновила работу над блокадными рукописями, она написала начерно преамбулу, где содержались упоминания о Толстом и Солженицыне: «За ту четверть века, что черновики / черновые варианты / заготовки этого дня [варианты Гинзбург] лежали в моем письменном столе, – появился у него непосредственный предшественник – „Один день Ивана Денисовича“. Произведение это как произведение я принять не могу; не могу принять всю эту неправдоподобную, гримасничающую, противную разуму несобственно прямую речь, которой все это написано. Но знаю, что произведение это большое по своему социальному смыслу, очень важное своей подробностью, замедленностью. Между каторжным кольцом и кольцом блокады есть аналогии, конечно. Впрочем, у меня все-таки о другом» (Гинзбург 2011. С. 451).

В эту необычайно холодную зиму умерла половина жителей, остававшихся в Ленинграде. См.: Bidlack R. Foreword: Historical Background to the Siege of Leningrad // Writing the Siege of Ленинград / Еd. C. Simmons and N. Perlina. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2002. Р. xv.

Гинзбург описывает этот круг и в «Дне Оттера», следующим образом: «Пробуждение, домашние дела, завтрак, выход на работу, обед, заход домой с обедом для тетки, возвращение на работу, возвращение домой, ужин, сон, пробуждение, домашние дела, завтрак…» (Гинзбург 2011. С. 277).

Там же. С. 352.

Там же. С. 440.

Поле напряжения. [Интервью с Г. Силиной] // Лит. газета. 1986. 15 янв.

Гинзбург 2011. С. 322.

Там же. С. 353. Этот пассаж строится на синопсисе отношений Оттера и Тетки из «Дня Оттера» и помещен в том же месте повествования.

Там же. С. 358. Еще больше сопоставлений между текстами «Записок» и «Рассказа о жалости и о жестокости» см. в моей таблице в «„Самоотстранение“ как этический и эстетический принцип в прозе Л. Я. Гинзбург» (Новое литературное обозрение. 2006. № 5 (81). С. 281).

Гинзбург 2011. С. 58.

Там же. С. 245.

Гинзбург 2011. С. 348.

Там же. С. 47.

Гинзбург 2011. С. 259.

Там же. С. 359.

Там же.

В черновиках «Оцепенения» – одного из первых текстов, написанных Гинзбург о блокаде, – есть другая сцена с банками, где воля героя настолько травмирована, что он еле-еле заставил себя их вымыть (Гинзбург 2011. С. 286). Упорядочить вещи в сумке и карточки ему тоже трудно (этот кусок есть и в опубликованной версии; см.: Там же. С. 434). Эта различия в переживании бытовых неудобств – возможно, одна из причин, подтолкнувших Гинзбург к решению, что это будет отдельное повествование с другим героем.

Зорин А. Лидия Гинзбург: опыт «примирения с действительностью» // Новое литературное обозрение. 2010. № 1 (101). С. 32–51, в особенности 33. Хотя я и согласна с большей частью позиций Зорина, я не вполне уверена, что имело место поддающееся точному датированию появление и прекращение «оправдания» Советского государства и его политики со стороны Гинзбург. Запись конца 1944 года о Григории Гуковском, на основании которой Зорин утверждает, что у Гинзбург пропал «историософский оптимизм», связана с размышлениями Гинзбург о том, что на деятельности художника и интеллектуала остаются грязные пятна от компромиссов, на которые он идет в других областях, или работы, которую он выполняет в других областях. То есть эти размышления, по-видимому, указывают не на изменение ее взглядов на этот вопрос, а на развитие этих взглядов. Я согласна с наблюдением Зорина, что эти пронизанные историософским оптимизмом пассажи появляются в определенных блокадных текстах и что их не найдешь в ее записях за другие периоды.

Гинзбург 2011. С. 431.

См. Там же. С. 189.

Черновик «Теоретического раздела» для «Дня Оттерa» (Там же. С. 294).

Там же. С. 463.

Из наброска произведения, которое сделалось «Днем Оттера», а в конце концов – «Записками блокадного человека» (Там же. С. 303).

Герцен пишет: «Жизнь людей в цветущую эпоху древнего мира была беспечно ясна, как жизнь природы. Неопределенная тоска, мучительные углубления в себя, болезненный эгоизм – для них не существовали. Они страдали от реальных причин, лили слезы от истинных потерь. Личность индивидуума терялась в гражданине, а гражданин был орган, атом другой, священной, обоготворяемой личности – личности города. Трепетали не за свое „я“, а за „я“ Афин, Спарты, Рима: таково было широкое, вольное воззрение греко-римского мира, человечески прекрасное в своих границах. Оно должно было уступить иному воззрению, потому что оно было ограниченно. Древний мир поставил внешнее на одну доску с внутренним – так оно и есть в природе, но не так в истине – дух господствует над формой» (Герцен А. И. Дилетантизм в науке // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 30–31). Другой любимый писатель Гинзбург, Руссо, пишет о модели Спарты в «Общественном договоре» и «Рассуждении о науках и искусствах».

Гинзбург 2011. С. 211–212. Идея поисков меньшего зла, лазеек в необходимом социальном зле звучит в записях Гинзбург многократно, она связана с отношением индивида к могущественному государству. Рассмотрение того, как Гинзбург отражает отношения между индивидом и «Левиафаном», см.: Sandomirskaia I. The Leviathan, or Language in Besiegement: Lydia Ginsburg’s Prolegomena to Critical Discourse Analysis // Lydia Ginsburg’s Alternative Literary Identities / Еd. Е. Van Buskirk and А. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 193–234.

Из эссе «Поведение» в ЗК 1943–1946 (Гинзбург 2011. С. 177).

Записная книжка 1943–1946 гг. Там же. С. 484.

Там же. С. 166, 463.

Там же. С. 76.

Из «Заседания на исходе войны». Там же. С. 85.

Гинзбург 2011. С. 429.

Там же. С. 425.

Одно исключение из этого правила – Борис Гаспаров, считающий, что «Записки» – эссе, где сочетаются «характерные признаки дневника, литературно-философского эссе и аналитической психологической прозы» (Gasparov B. On «Notes from the Leningrad Blockade» // Canadian-American Slavic Studies. 1994. 28, 2–3 (Summer – Fall). P. 216).

См. в особенности: Simmons C. Leningrad Culture under Siege (1941–1944) // Preserving Petersburg: History, Memory, Nostalgia / Ed. H. Goscilo and S. M. Norris. Bloomington: Indiana University Press, 2008. P. 164–181.

Синтия Симмонс в «Leningrad Culture under Siege» использует произведение Гинзбург как один из основополагающих текстов. Симмонс и Нина Перлина в книге «Writing the Siege of Leningrad: Women’s Diaries, Memoirs, and Documentary Prose» (Р. xxxi) используют произведение Гинзбург как один из основополагающих и характерных примеров репрезентации блокады женщинами. Лиза Киршенбаум (Kirschenbaum L. The Legacy of the Siege of Ленинград, 1941–1995. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2006) показывает, как рассказ Гинзбург созвучен другим в части нескольких элементов блокадного опыта – таких, например, как изменения, происходящие с телом человека (182), импульсивное стремление документировать приготовление пищи (27), яркое воспоминание о голосе Молотова, звучавшем из репродуктора (42–43), важное значение «Войны и мира» (29) и прессы военных лет (46).

Движение судьбы. [Интервью с Л. Титовой] // Смена. 1988. 13 нояб.

Эта запись датирована 2 октября 1985 года (Гинзбург 2011. C. 510).

Сара Пратт иначе интерпретирует то, что Гинзбург пишет не о «я», а об «Эне»; на взгляд Пратт, это показательная черта как женской автобиографии, так и русской православной традиции: и там и там выдвигается на первый план «концепция поисков себя через что-то, лежащее вне „я“» (Pratt S. Angels in the Stalinist House: Nadezhda Mandelstam, Lidiia Chukovskaia, Lidiia Ginsburg, and Russian Women’s Autobiography // Auto/biography Studies. 1996. 11, 2. P. 74, 81).

Листы с двумя черновыми версиями этой записи (одна из них зачеркнута; здесь я привожу вторую запись, которая, очевидно, представляет собой переработанный вариант) лежат по отдельности в папке с разнородными рукописями. Вероятно, в черновиках «Блокады» (как тогда называлось произведение) 1960‐х годов этот текст занял бы место после «Преамбулы» (схожей с текстом, который впоследствии был опубликован под названием «Записки в дни блокады» в составе произведения «Вокруг „Записок блокадного человека“») и непосредственно перед отрывком «Оцепенение» – довольно коротким рассказом, который служил «интерлюдией» перед более длинным повествованием о дне Эна (оно впоследствии сделалось первой частью «Записок блокадного человека»). См.: Гинзбург 2011. С. 551.

Там же. С. 433.

Там же.

Одну из трактовок концепции авторства и литературного персонажа у Гинзбург см.: Todd II W. M. Between Marxism and Semiotics: Lidiia Ginsburg and Soviet Literary Sociology // Canadian-American Slavic Studies. 1985. 19, 2. Р. 178–186.

Гинзбург 2002. С. 400.

Там же.

Гинзбург 2011. С. 294.

Гинзбург 2002. С. 282–283.

Гинзбург Л. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост. Э. Ван Баскирк и А. Зорин. М.: Новое издательство, 2011. С. 211. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2011.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII/IX (1933–1935). С. 67.

Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 74. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 2002.

Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 392–393.

Жолковский А. Между жанрами. Перепечатано в: Lydia Ginsburg’s Alternative Literary Identities / Ed. E. Van Buskirk and A. Zorin. Oxford: Peter Lang AG, 2012. Р. 37.

Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. С. 81. Ниже я ссылаюсь на эту книгу как на Гинзбург 1979.

Гинзбург Л. Из записных книжек / Публ. А. Кушнера и Д. Устинова (К 100-летию со дня рождения Л. Я. Гинзбург) // Звезда. 2002. № 3. С. 123. Эта запись 1934 года перекликается по теме с записью 1933 года, где зафиксирован разговор с Олейниковым (записью, рассмотренной в главе 2).

Гинзбург 1979. С. 141. Гинзбург пишет, что в романе «L’innomable» (Гинзбург переводит название романа Беккета как «Неназываемое», впоследствии был опубликован русский перевод Валерия Молота под названием «Безымянный». – Примеч. пер.) Сэмюэл Беккет привел роман к конечной точке разрушения, создав изолированного персонажа, который – всего лишь речь и ничего более, персонажа, свидетельствующего о почти животном или даже растительном существовании; но, как она указывает, то, что Беккет написал этот роман, доказывает, что Беккет не в силах уйти от социального акта писательства, бежать от ценностей, которые формируют персонажей (Там же. С. 142–143).

Пушкин А. С. О прозе // Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. Л.: Наука, 1977–1979. С. 12–13.

ОР РНБ. Ф. 1377. Гинзбург, ЗК VIII–IV (1933–1935), запись 1934 года. Опубликовано: Гинзбург Л. Из записных книжек // Звезда. 2002. № 3. С. 123. Толстой написал в письме Леониду Андрееву: «Писать надо, во-первых, только тогда, когда мысль, которую хочется выразить, так неотвязчива, что она до тех пор, пока, как умеешь, не выразишь ее, не отстанет от тебя». Он также написал, что «простота – необходимое условие прекрасного» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. LXXVII. М., 1953–1958. С. 218–220).

Гинзбург Л. Литературные современники и потомки // Литература в поисках реальности. Л.: Сов. писатель, 1987. С. 115–116.

Гинзбург 2002. С. 287.

Там же. С. 294.

Гинзбург 2011. С. 82.

Джеральд Сигал в обзоре западноевропейской индивидуальности с XVII века до настоящего момента различает три основных измерения индивидуальности: 1) телесное или материальное; 2) связанное с отношениями «социальное/культурное»; 3) связанное с рефлексией (Seigel J. The Idea of the Self. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2005. Р. 5–6).

См., например: Pratt S. Review of Lydia Ginsburg’s Alternative Literary Identities // Modern Language Review. 2014. 109, 1 (January). Р. 305–307.

В 1927 году Гинзбург пишет: «Боюсь, что мы паразиты, которым для того, чтобы не умереть от недостатка пищи (или от скуки), необходимо питаться либо социологией (эйхенбаумовский „литературный быт“ и проч.), либо лингвистикой (Виноградов и проч.), либо текущей литературой. Для тех, кто ощущает себя не историками или теоретиками литературы по преимуществу, но шире того – литераторами, профессионалами слова, – отсутствие последнего рода связей и импульсов – губительно» (Гинзбург 2002. С. 36).

Kozlov S. Lydia Ginsburg’s Victory and Defeat // Lydia Ginsburg’s Alternative Literary Identities. Р. 26. Цит. по рус. пер.: Козлов С. Победа и поражение Лидии Гинзбург // Новое литературное обозрение. 2012. № 2 (114).

Я имею в виду проекты типа того, который осуществил Дружинин в отношении научной и литературной среды Ленинграда 40‐х годов ХХ века. Он пишет, что, к сожалению, не смог получить доступ к архиву Гинзбург (Дружинин П. Идеология и филология: Ленинград, 1940‐е годы: В 2 т. М.: Новое литературное обозрение, 2012).

Гинзбург 2011. С. 188, 493.

Там же. С. 187. Она пишет: «Идеальное представление о себе самом как представителе коллектива. И это представление обязывает. От него, как бы в обратном порядке, развиваются подлинно сверхличные, коллективистические побуждения. Это навсегда заработанная ценность, основа морального развития».