В «Беспорядочных записках», где нарратором служит Вася, Гинзбург, по-видимому, поддается соблазну романтических излияний, оказывающих паллиативный эффект. Решение прибегнуть к фикционализации дает автору свободу, чтобы заняться «приумножением дорогих мгновений»; это созвучно ее интерпретации Вейнингера. Гинзбург опасалась романтической высокопарности (как она замечала, «от прекрасного один шаг до безвкусного»), и чувство дискомфорта, которое внушала ей высокопарность, дало дополнительный резон внести в сцену что-то комичное: то, как Вася в состоянии экстаза ударяется головой о раму вагонного окна. В целом, однако, Вася приемлет свою индивидуальность и даже свое состояние отвергнутого возлюбленного.
Во втором полуфикциональном тексте Гинзбург экспериментирует с формой диалога, которая впоследствии, в зрелый период, станет основной формой ее прозы о любви. В этом тексте содержится ночной разговор, который состоялся 1 февраля 1923 года, а на следующее утро был записан Гинзбург начерно прямо в дневнике. Во вступлении к диалогу она пишет: «Я передам квинт-эссенцию этой беседы, такой дорогой для меня, с того момента, как она становится важной. Если в передаче будет момент выборки и стилизации, то я сознательно иду на это» («Дневник II», 103)[669]. Таким образом, фикционализация осуществляется не путем придумывания героя-мужчины, а путем выборки – то есть отбора и пропуска, шагов, которые характерны скорее для документальной прозы.
Здесь, вразрез со своим обычным образом действий, Гинзбург ничем не маскирует однополое желание. Хотя герои обращаются друг к другу на Вы (это местоимение множественного числа гендерно-нейтрально, что дает возможность скрывать грамматическими средствами пол действующих лиц), автор раскрывает и подчеркивает принадлежность персонажей к женскому полу, придав диалогу форму пьесы с двумя действующими лицами, обозначенными как «я» и «Она» (автор раскрывает половую принадлежность персонажей и другими средствами: наличие глаголов в форме первого лица прошедшего времени и обсуждение того, как изменилась бы ситуация, будь автор мужчиной). Использование форм первого лица единственного числа в столь личном и интимном тексте обеспечивает непосредственную включенность автора в произведение. Между тем важно, что автор не упоминает имени Рины, а «Она» произносит прилагательное, образованное от фамилии Гинзбург: «Вот это и есть самая ваша гадость, самая мерзость ваша Гинзбурговская».
Спустя долгое время – судя по почерку, с интервалами в несколько десятилетий, в 1960‐е, а затем в 1980‐е годы – Гинзбург переделывала этот диалог, возможно с расчетом на публикацию. Она внесла несколько мелких поправок и добавила название «Разговор [ночной]. Для повести о нервных людях»