. Александр Жолковский, отчасти отталкиваясь в своем анализе от мнения Ходасевича, исследовал имидж или миф, который Маяковский создал для себя и о себе, и заключил, что это имидж хама, афиширующего свою ненависть к детям, старикам, природе, городу, «нормальной жизни» и литературной традиции
[839].
В августе 1989 года Гинзбург дала лапидарную характеристику имиджу Маяковского, найдя, что он созвучен романтической позе одиночества и обособленности от толпы – позе с советским оттенком, когда отверженный поэт, стоя на сцене, осыпает слушателей оскорблениями. Она пишет: «…Маяковский романтик, со всеми основными признаками – с гипертрофией лирического Я, с конфликтом между непризнанным поэтом и толпой, с противостоянием высокой любви низменным вожделениям. Маяковский – это романтическая модель в хамской ее разновидности»[840]. С этой точки зрения хамство Маяковского можно считать отчасти и реакцией на мучительные переживания оттого, что, как ему казалось, окружающие его не любили[841].
Чтобы хамить эффективно, необходимо занять положение, которое дает определенную власть или авторитет. Автоконцепция хама удобна для тех, кто когда-то лишился высокого положения, а затем снова возвысился (в достаточной мере, чтобы безнаказанно угнетать других) в профессиональной или социальной иерархии. В конспекте и анализе выступлений на творческом совещании ленинградских писателей, которое состоялось в Ленинграде 6–7 августа 1943 года, Гинзбург характеризует поэта Александра Ефимовича Решетова как хама. «Многолетнее состояние уязвленности (не удавалось выйти в ведущие) в сочетании с органическим хамством. Благодаря женитьбе на крупной литбюрократке очутился в своеобразном, но (неофициальном) положении, в силу которого может любому сделать пакость»[842]. Решетов, каким его описывает Гинзбург, – поэт, скрупулезно следующий официальной линии. Поэтесса Вера Инбер, которая была старше его и чуть-чуть независимее (впрочем, не настолько, чтобы ее перестали публиковать), на этом совещании в 1943 году делает Решетову замечание, что времена ультрамилитаристской военной поэзии (с рефреном «Бей врага!») миновали. Решетов с его позой «добра молодца» из народных сказок укрепляет свой образ, опираясь на идеологию патриотизма, которая в тот момент набирала силу. Гинзбург улавливает антисемитские нотки в утверждении Решетова, что Инбер не понимает истинно русских чувств, если рассматривать это утверждение в сочетании с его мимолетным замечанием, что Инбер – женщина «с томным голосом». (До официальных, массовых антисемитских кампаний оставалось еще несколько лет.) В глазах Решетова Инбер, как «хлипкая интеллигентка» и «еврейка», не понимает «истинно русских чувств»