.
В первой половине этой главы содержится анализ теорий Гинзбург – взаимосвязанных теорий человека, этики и литературы, сложившихся в ответ на то, что она расценивала как затруднительное положение неиндивидуалистического, имманентного субъекта. В ее стержневой мысли содержится представление о письме как о «выходе из себя», как об этическом акте, который порождается имманентным импульсом, но незамедлительно устанавливает контакт со своим социальным обоснованием. Чтобы исследовать мысль Гинзбург о необходимости новых направлений и приемов в прозе, поместив эту мысль в контекст истории литературы и истории культуры, я опираюсь в основном на несколько эссе, написанных Гинзбург с интервалами в несколько десятилетий в период после Великой Отечественной войны, но опубликованных спустя долгое время после их написания, в таких книгах, как «Человек за письменным столом» 1989 года. Я также опираюсь на неопубликованные черновики 1930‐х годов – например, на планы повествования «Мысли, описавшей круг» и «Дома и мира».
Исследования человека и этики у Гинзбург могут показаться отвлеченными, но они всегда основывались на живой практике и иногда были примечательно конкретными и ужасающе наглядными. Во второй части данной главы я анализирую два ключевых повествования – «Заблуждение воли» (ок. 1934) и «Рассказ о жалости и о жестокости» (ок. 1942 – 1944), герой которых (в обоих произведениях один и тот же) под давлением раскаяния анализирует неотступно преследующие его воспоминания. Почти небрежное отношение к собственному опыту и личной биографии, которое выразилось в словах Гинзбург о себе («кусок вырванной ‹…› социальной действительности»), сменяется в этих повествованиях на диаметрально противоположное. Когда персонаж чувствует вину за смерть другого человека и его страдания в последние дни жизни, он перестает относиться к себе исключительно как к социальной действительности. Таким образом, автор старается не рассмотреть себя вблизи, а скорее проанализировать путем самоотстранения личные, мучительные и хаотичные воспоминания, чтобы расстаться с ними. Типичность и закономерность опыта героя приходится созидать посредством активных действий.
Эти два «повествования» – так называет их Гинзбург, относя к литературной форме, которая колеблется между эссе и рассказом, между художественной прозой и документальной прозой, – ярко демонстрируют необычные эффекты, создаваемые ее экстериоризированным представлением о собственном «я». Она применяет разные стратегии самоотстранения, чтобы анализировать и описывать эпизоды из жизни персонажа – образчика «имманентного» сознания ХХ века. Приемы самоотстранения, применяемые Гинзбург