Жора кое-как научился читать и писать, с арифметикой же одни неприятности, весь четвертый класс мучила таблица умножения. Спрашивает учительница: «Сколько будет шестью семь?» — не может ответить, не держится в голове эта цифра, как, впрочем, и другие премудрости.
Все же в 1933 году окончил четвертый класс, тринадцатилетнего подростка взяли в колхоз пастухом, семье стало легче. Хоть трудодни не богатые, а все же подспорье. Жора доволен: надоела школа, а работа в колхозе вполне подходящая. Выгонят за село стадо, коровы пасутся, приятно лежать на траве и дремать. Солнышко нежно ласкает, ветерок обдувает. Старшой, дядька Иван, для порядка прикрикнет: «Чего, Жорка, зеваешь, коровы во ржи, а тебе хоть бы что!» Поднимется, выгонит коров из ржаного поля, снова лежит и глядит в небо, все туманится, приятная истома навевает дремоту. Всю жизнь бы ходил в пастухах, да помешал председатель: «Хватит отращивать зад. Будешь повозочным». Привык и к этой работе. Кони тихие, смирные, ори не ори — идут только шагом. Жора с ними согласен: спешить ни к чему. С утра заходит в правление, сядет на лавку, курит. Долго курит, пока председатель или завхоз не окликнет:
— Чего, Панкратов, сидишь?
— Наряд ожидаю! — отвечает спокойно, нехотя. Спешить некуда, трудодень запишут.
Дадут наряд, Панкратов идет к лошадям. Все, что в наряде записано, выполняет исправно. Кони сами идут, а он им поет бесконечную монотонную песню: о солнце, о лесе, о дожде и ветре, обо всем, что увидит. Слушают кони Жорину песню и приходят куда надо.
Вроде нет претензий к Жоре, и секретарь комсомольской ячейки решил побеседовать с ним о комсомоле. Парень-то из бедняков, однако как понимает политику?
Жора не читает газет, но о политике имеет понятие: слушает разговоры колхозников, а кроме того, около правления день-деньской не смолкает на столбе репродуктор.
— Кто с кем воюет в Испании? — спрашивает комсомольский секретарь Жору Панкратова.
— Рабочие против фашистов, — объясняет Панкратов.
— А кто такие фашисты?
— Известно кто — буржуи, кулаки и помещики.
— Был фашизм в царской России?
— А как же! — удивляется Панкратов такому вопросу. — Поэтому сбросили кулаков и помещиков.
Состоялась эта беседа, когда в Кокино появились первые красивые дома, когда дети ходили в семилетнюю школу, а молодежь вечерами собиралась в клубе потанцевать, послушать лекцию, посмотреть кинофильм. И Панкратов заходил в клуб. Два раза смотрел «Профессора Мамлока», возмущался: фашист-буржуй жрет колбасу без хлеба и так издевается над людьми. Не понял, кого фашист избивал и почему прогонял с работы, а все же хороший человек такого себе не позволит. И как можно жрать колбасу без хлеба! Так и сказал комсомольскому секретарю, сам завел речь о «Профессоре Мамлоке».