— Назовите фамилию, имя и отчество завербовавшего вас на службу в лагерную полицию. Откуда он родом, что рассказывал о своей довоенной жизни.
Кто завербовал? Подавай земляка, ишь чего захотел! Ни слову не верит, ищет путь к другим обстоятельствам. Тут, гражданин следователь, я вам не помощник. Худо мне было бы, если б узнали историю с земляком. Обер-лейтенант во время той первой встречи не зачислил в полицию, предупредил:
— Мы, немцы, верим только делам. Должен себя показать, тогда будет видно, чего стоишь. И ищи подходящих людей, докладывай.
— Есть подходящий человек! — хочется сразу угодить обер-лейтенанту, а заодно помочь доходяге Дриночкину.
Подумал и о том, что с ним будет сподручней. — Тихий, послушный, желает служить немецким властям. Дриночкин.
— Ладно, посмотрим, — сделал обер-лейтенант Мусфельд отметку в блокноте, вызвал солдата и приказал:
— Накормить!
Завел солдат в соседнюю комнату, выдал полбуханки хлеба и двести граммов колбасы.
Тут же сожрал колбасу и большую часть хлеба, остаток спрятал за пазуху. Не то чтобы сыт, но заморил червяка, напился чистой воды.
Встретился с Дриночкиным, поделился оставшимся хлебом, рассказал, как все ловко устроилось.
— За тебя замолвил словечко.
— Спасибочки вам! — униженно благодарит Дриночкин.
— Запомни, даром не дают хлеб, его надо зарабатывать, — поучает важным тоном. — Как заметишь коммуниста, комиссара, еврея, беги ко мне и ч докладывай. К разговорам прислушивайся, я должен знать, кто подговаривает против немецкой власти.
Вскоре Дриночкину улыбнулась удача. Отозвал в сторону и, хотя никого не было поблизости, зашептал:
— За водокачкой, у шалаша, приметил интересного человека. Если не комиссар, то уж еврей точно.
— А ты почем знаешь?
— Чернявый, нос кривой. С другими пленными толковал о побеге.
— Каком побеге?
— Я услышал разговор о побеге, когда подходил. Поздоровался, присел, а они — о другом. Не осмелился расспрашивать.
— Голова и два уха! — пожурил Дриночкина, а сам загорелся. — Покажешь, без тебя разберусь.
С осторожностью взялся за дело: нельзя было такой шанс проворонить. Подошел вроде случайно к водокачке. У шалашика — двое пленных, украинцы. С евреем, конечно, было бы легче, ничего не надо доказывать, преступление прямо на морде. Зато побег! Это ценится выше, значит, отметят получше.
Присел к пленным, спросил, нет ли земляков. Иван Пересада и вправду оказался из Полтавщины, районы рядом. По такому поводу наскреб в кармане махры, угостил. Дымят самокрутками, вспоминают Псел, родные села, гулянки, девчат. Заскребло на сердце, еще больше захотелось домой. А как выдать своего, украинца! А впрочем, какой он свой, он — дурак: лезет на смерть и других толкает на гибель. Видел же, как расстреляли пятьдесят пленных за пять беглецов. Завтра он убежит, а ему, Мисюре, за это пуля.