Подписал протокол, отодвинул к следователю.
Харитоненко сообщает:
— Следующий допрос — о вашей послевоенной жизни. С самого начала, от Бухенвальда. Советую обдумать и вспомнить.
Обдумать и вспомнить… Валяется Лясгутин на камерной койке, всплывают в памяти события прошлого, выстраиваясь, как солдаты на смотру. С чего началась его послевоенная жизнь? На плацу Бухенвальда 7 апреля 1945 года гауптштурмфюрер Гер лих перед вахманским строем объявил:
— Формируется батальон для участия в решающих боях с врагами рейха. Бахманам, вступившим в батальон, будет выплачиваться высокое жалование, а после победы им предоставят немецкое гражданство и права рейхснемцев.
Никто не откликнулся. В комнате, отведенной львовским вахманам, он, Лясгутин, не стал таиться:
— Немцам амба! И черт с ними. Предлагаю бежать к американцам. А там видно будет. Разве мало в Германии страдает русских людей.
Давно возник этот план. Выжидал подходящего момента. Больше ждать невозможно: дождутся Советской Армии — висеть на веревочке.
— Босяк, пустомеля, а мозги на шарнирах — повернулись в нужную сторону, — хвалит Мисюра. — Предложение стоящее.
Призадумались вахманы. Пора заканчивать немецкую службу. Тишину нарушил фольксдойч Венцель — ворвался, прикрыл за собой дверь, шепчет:
— Плохи дела! В штабе жгут документы: американцы— рядом.
— Что с нами будет? — вздыхает Дриночкин.
— Что будет? — переспросил Венцель; — Спасаться надо. Нам ни к чему помирать за немцев.
— Ты же сам немец! — удивился Панкратов.
— Какой я немец? Мама — румынка, да и папаша не чистых кровей.
Ночью львовские вахманы бежали. Через несколько километров наткнулись на лагерь русских рабочих. Унесли кучу тряпья с нашивками «Ост»[5], в ближайшем лесу переоделись и отправились в Веймар. Поспели вовремя, в разношерстной толпе встретили американцев.
Долго в Веймаре не задерживались — получив тушонку и хлеб, потопали в Эрфурт. Мисюра предложил:
— Надо расходиться в разные стороны, так будет лучше. На фоне тощих остарбайтов наши сытые рожи в комплекте режут глаза, поодиночке легче примазаться.
Он, Лясгутин, прекрасно понял: спешит избавиться от сослуживцев — соучастников преступлений, за которые вешают.
— Будем, мальчики, прощаться, — поддержал предложение Мисюры. — Мы друг друга не знали, не знаем, и дай бог никогда не встречаться. Каждый сам попал в плен, каждый сам томился в концлагере, каждый должен сам себе выдумать каторгу в фашистской Германии.
Для себя он выбрал Эрфурт, затесался в лагерь русских рабочих. В городе повсюду американское воинство за хлеб и галеты, тушонку и паршивое масло выменивает картины, скульптуры, золотые браслеты, кольца, серьги. Решил тоже заняться коммерцией. Нашел в пустом доме картину и хотел обменять у солдат на продукты. Однако американские патрульные отобрали картину, предупредили о строгом наказании за оставление русского лагеря и присвоение ценностей из немецких квартир.