— Да… Трое… — Немного растерявшись от моего напора ответил воспитатель.
— Поверьте, сделать их жизнь ужасной, так чтобы они прозябали в нищете и ни одна собака не подала им руку, вполне во власти великого князя и брата государя. Вы мне верите?
— Д-да… Ваше высочество, я бы никогда… Я даже и не думал… — Такого поворота Ламсдорф явно не ожидал.
— О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт — сын ошибок трудных,
И гений — парадоксов друг,
И опыт — Бог-изобретатель. — Чего это меня на поэзию пробило, я сам не понял. Всплыли почему-то ненаписанные еще строчки в голове, и показалось, что они к месту.
— Понятно, — выдавил из себя окончательно сбитый с толку воспитатель.
— Ну вот и ладушки, — кивнул я, беря в руки книгу и показывая всем видом, что разговор окончен.
С тех пор отношения наши несколько изменились. Генерал не перестал быть тупым служакой, и не обрел внезапно педагогического таланта, однако практически перестал цепляться по мелочам, видимо признав в душе, что его работа тут особо не требуется.
Предвестником скорых изменений в политической жизни страны стал переезд наш в недавно построенный Михайловский замок. Похожий на средневековую крепость дворец был воплощением всего того, что так любил Павел: рыцарства, дисциплины и милитаризма. Михайловский был еще не до конца закончен внутри, однако император, чувствуя сгущающиеся над ним тучи считал, что в новопостренном, стоящим как бы немного отдельно от других строений в отличии от того же Зимнего, дворце ему будет безопаснее.
Переезжали зимой, в спешке. На новое место жительства было перевезено только самое необходимое, что применимо к императорскому двору все равно означало хренову тучу вещей. Дворец был плохо протоплен в комнатах стояла постоянная сырость, с которой почему-то пытались справиться, раскладывая на подоконники горячий хлеб. Якобы он должен эту саму влагу из воздуха вытягивать. Мои же попытки объяснить график зависимости относительной влажности воздуха от температуры естественно ни к чему не привели: Павел мнил себя императором-рыцарем и, как я понял, считал, что жарко протапливать помещения дворца не нужно. Это де нанесет урон его мужественности. Страшно даже представить, какие у Павла-ребенка были психологические травмы, приведшие в итоге к таким тараканам в голове.
Точной даты дворцового переворота приведшего к смерти Павла и воцарению на престоле Александра я, разумеется, не помнил. Собственно, не помнил я даже года, имея в качестве «опорной» точки 1804 год и Аустерлиц, где одним их командующих был именно Александр в статусе императора. То есть смена монарха, по изначальным прикидкам должна была состояться где-то 1801–1802 годах и переезд Михайловский, собственно, и стал тем сигналом, оповещающим о скорых изменениях. Тут я отлично помнил из своей поездки в Питер в десятом классе, что в новом дворце Павел прожил не долго. Сколько точно, я опять же сказать бы поостерегся, но не больше полугода точно.