Аналогичным с профессором С. Леоновым образом поступил и американский историк А. Рабинович. Он тоже дает ссылку на текст М. Лациса, и тоже не связывает слова этого известного чекиста с судебным процессом.
Опубликованные документы, а также изученные мной материалы архива ФСБ России, относящиеся к периоду октябрь-декабрь 1917 г., не дают почвы для подтверждения вывода указанных выше ученых-историков. Безусловно, что элементы межпартийной борьбы имели место, но это не представляется решающим фактором при формировании кадров различных следственных комиссий, а затем и ВЧК. Напротив, создается впечатление, что в указанные органы направляли тех, кто, что называется, были под рукой, а не строго по принципу партийной принадлежности.
Кстати говоря, в подавляющем большинстве партийцы-эсеры, не расходились с большевиками в вопросе подавления контрреволюционных проявлений. Чего стоит, к примеру, факт издания приказа № 1 левым эсером подполковником М. А. Муравьевым, назначенным в конце октября 1917 г. начальником обороны Петрограда. Согласно тексту данного приказа рабочим, матросам и солдатам давалось право на месте, без суда и следствия расправляться с заподозренными в контрреволюции лицами, т. е. допущение самосудов. При этом следует, конечно же, различать подход к осуществлению репрессий конкретных деятелей партии левых эсеров и подход, выраженный в разного рода резолюциях центральных партийных органов ПЛСР. Представители этой партии зачастую спорили с большевиками лишь по вопросу о том, кого относить к контрреволюционерам, в каком объеме использовать следственные и судебные процедуры, а также о применении тех или иных мер наказания, особенно смертной казни. Левые эсеры, назначенные в наркомат юстиции, (и прежде всего сам нарком И. З. Штейнберг) не меньше, чем большевистские руководители стремились взять под контроль следственные аппараты и проводить через них собственные взгляды относительно борьбы с контрреволюционными элементами. А если мы посмотрим, что происходило в последующие годы, когда эсеров давно удалили из всех ведущих государственных учреждений, то можно однозначно утверждать, что совсем не в партийной принадлежности было дело при комплектовании кадров и определении полномочий оперативно-следственных органов. Налицо было перманентное наличие элемента конфликтности во взаимодействии оперативно-розыскных и следственных органов с одной стороны и надзирающими инстанциями в лице наркомата юстиции и прокуратуры с другой. На мой взгляд, было именно так. Даже в нынешние времена мы наблюдаем нечто подобное. Но это тема отдельного исследования.