Помимо милитаристских существуют и другие способы, при помощи которых религии могли приносить пользу народам и племенам. Высказывалось предположение — на мой взгляд, вполне убедительное, — что общая религия, общие мифы, обряды и традиции скрепляют общество и способствуют выгодному для всех его членов сотрудничеству. Идея молиться о дожде может казаться дурацкой — ведь современная наука знает: повлиять на погоду молитвами невозможно. Но что, если, собравшись вместе и исполнив энергичный танец дождя, племя укрепит солидарность и лучше скооперируется? Об этом стоит задуматься, что и не преминули сделать некоторые из моих уважаемых коллег[43]. Еще одно не имеющее отношения к дарвинизму основание для процветания религии состоит в том, что цари и жрецы использовали веру своих народов как инструмент для господства над ними. Наконец, еще одна теория (на сей раз близкая к тому, чтобы считаться подлинно дарвиновской) утверждает, что сами по себе идеи — я назвал их мемами, чтобы не путать с генами, — в том числе и религиозные, ведут себя подобно генам, конкурируя с мемами-соперниками за то, чтобы становиться как можно более многочисленными в людских головах. Здесь у нас нет места для подробного анализа всех этих разнообразных гипотез — я просто упомянул о них, чтобы дать вам представление о том, какого рода дебаты ведутся вокруг проблемы. Но теперь нам пора идти дальше.
В главе 6 я обещал вернуться к вопросу, почему естественный отбор благоприятствует доброте — по крайней мере, в некой ограниченной ее форме, которая могла бы служить эволюционной основой для нравственности, позволяла бы отличать добро от зла и внушала бы желание совершать хорошие поступки. Но прежде должен сказать: изменения в этике, которые мы тогда упоминали, представляются более существенными. Естественный отбор может встроить в наш мозг предрасположенность к определенному количеству доброты. Но он же закладывает туда и основу для совершения пакостей. Здесь, как и много где еще, имеется некое равновесие. Однако в ходе истории человечества случилось так, что равновесие это сдвинулось. Причем, как мы видели в главе 6, в сторону доброты.
Итак, каков же эволюционный фундамент доброго поведения? Из главы 8 мы знаем: вся эволюция заключается в том, что успешные гены становятся более частыми в генофонде (это и есть определение их успешности). Гены, дающие особям оснащение для более быстрого бега (хотя и не настолько быстрого, чтобы ломать ноги, как у скаковых лошадей), становятся многочисленнее. Гены, делающие бабочек, ящериц и лягушек менее заметными на фоне древесной коры, становятся многочисленнее. Гены, заставляющие родителей заботиться о детях, становятся многочисленнее, потому что копии этих генов выживают в организмах тех детей, которым была оказана забота. Таким образом, в свете естественного отбора доброта по отношению к собственным детям — не бог весть какая головоломка.