А «Студенческий координационный комитет ненасильственных действий» сильно зависел от взносов богатых либеральных спонсоров, прекратившихся, когда он занял более воинственную позицию, что способствовало его падению.
[73]Веком ранее одним из основных видов деятельности ку-клукс-клана в годы после Гражданской войны было разоружение всего чёрного населения Юга: отбиралось любое оружие, которое можно было найти у недавно «освобождённых» чернокожих, часто это делалось при содействии полиции. Фактически, для государства клан во многом был вспомогательной военизированной силой в беспокойные годы; клан, как и современная полиция США, восходит своими корнями к рабовладельческим патрулям, распространённым до гражданской войны. Организация регулярно терроризировала чёрное население, всячески контролируя его, то есть осуществляла классическую политику расовой дискриминации.[74] Сегодня, когда расовая иерархия вне опасности, клан ушёл в подполье, полиция сохраняет своё оружие, а белые пацифисты, считая себя союзниками чёрных, уговаривают их не вооружаться снова и подвергают остракизму тех, кто это делает.
Поколение спустя после того, как движение за гражданские права потерпело поражение, чёрное сопротивление породило хип-хоп, покупаемый и продаваемый основными двигателями массовой культуры, такими как звукозаписывающая индустрия, производители одежды и коммерческие СМИ (то есть предприятия, принадлежащие белым). Эти капиталистические культурные силы, защищённые разоружением чёрных и обогащённые их прогрессирующей зависимостью, записывают пацифистскую лирику и принижают значение произведений об (ответной) стрельбе в копов. Артисты хип-хопа, связанные с основными звукозаписывающими лейблами, по большому счёту отказываются от прославления антигосударственного насилия и заменяют его описанием более модного насилия над женщинами. Феномен ненасилия, притом что чернокожие не вооружаются и не отстаивают борьбу с полицией, по сути, отражает победу насилия прежней расистской эпохи.
Широкомасштабное межличностное насилие со стороны Клана породило существенные последствия, поддерживаемые систематическим и менее заметным полицейским насилием. В то же время культурная власть белых элит, и так полученная и сохраняемая через все мыслимые виды экономического и правительственного насилия, используется для поглощения чёрной культуры, чтобы культивировать некоторые из идеологических конструктов, изначально оправдывавших похищение, порабощение и линчевание чернокожих. При этом гнев, вызванный столетиями издевательств, выливается в циклическое насилие внутри чёрных гетто вместо того, чтобы насилию подверглись заслуживающие его власти. В динамике власти, прослеженной в этом кратком историческом очерке, как и во многих других историях расового угнетения, люди, настаивающие на ненасилии среди угнетаемых (если у них получается сыграть какую-то роль), в итоге выполняют задачу белой правящей верхушки — хотят они этого или нет.