Как ненасилие защищает государство (Гелдерлоос) - страница 62

Вне зависимости от экономического класса, к которому они принадлежат, большинство людей в США ответят на радикальные информацию и анализ силлогизмами, морализмом и полемикой. Они скорее поверят политическим обозревателям, аргументирующим расхожее мнение знакомыми лозунгами, чем людям, предоставляющим шокирующие факты и анализ. Чтобы воспользоваться действенным методом корпоративных СМИ, активисты, выбирающие просветительский подход, зачастую упрощают свою информацию до абсурда, чтобы также воспользоваться сполна силой клише и банальностей. Примерами могут послужить антивоенные активисты, заявляющие, что «выступать за мир патриотично» поскольку в сегодняшнем семиологическом поле было бы слишком сложно объяснить, в чём проблема патриотизма (никогда не бойтесь минировать поля!), или сторонники «культуры глушения», стремящиеся подобрать радикальные «мемы».[167]

Акция против войны в Ираке.

Третий барьер — ложная надежда на могущество идей. Просветительский подход, похоже, предполагает, что революционная борьба — это соревнование идей; что идея, время которой пришло, обладает какой-то особенной силой. Это чистой воды морализм, игнорирующий то, что значительная часть людей на стороне власти прекрасно знает, что они делают — особенно в США. Из-за лицемерия нашего времени люди, получающие выгоды от патриархата, господства белых, капитализма или империализма (практически всё население обеспеченных стран) любят оправдывать своё соучастие в системах господства и угнетения любым количеством альтруистической лжи. Но опытный спорщик заметит, что большинство из этих людей, даже будучи загнанными в угол неопровержимыми доводами, не испытывают прозрения. Нет, они примитивно огрызаются, защищая то зло, которое даёт им привилегии. Как правило, белые люди предъявляют счёт за блага цивилизации и настаивают, что их изобретательность даёт им право на выгоды, являющиеся наследием рабства и геноцида: богатые заявляют, что у них больше прав на владение фабрикой или недвижимостью на сорок гектар, чем у бедного человека — на еду и кров; мужчины шутят о том, что они сильный пол и об исторически гарантированном праве насиловать; граждане США даже тогда, когда у них не получается скрывать истинную природу глобальных экономических отношений, воинственно заявляют, что они имеют право на нефть, или бананы, или труд других людей. Мы забываем, что над новыми стратегиями поддержания существующей структуры власти и повышения её эффективности постоянно работают множество специалистов, будь то учёные, корпоративные консультанты или разработчики правительственных планов. Демократические иллюзии достаточно распространены, и, в итоге, просвещение способно убедить лишь сравнительно малую часть представителей привилегированных слоёв населения по-настоящему поддержать революцию. Привилегированные люди, находящиеся на более высоких уровнях, прекрасно понимают, что и зачем они делают и в чём заключаются их интересы. Когда борьба приближается к метрополии, угрожая тем привилегиям, на которых основаны мировоззрение и жизненный опыт этих людей, ставя под вопрос возможность отделаться комфортной, просвещённой революцией, у них возникают внутренние противоречия. Чтобы провести болезненную, затяжную борьбу, которая уничтожит структуры власти, захватившие самую идентичность людей, народу нужно нечто большее, чем просвещение.