Аристотель напутал. А то бы давно
Лег пред ним Мировой Океан.
Македонцы устали. Но это как месть.
Как угрюмый учительский крик —
Словно сам Аристотель присутствует здесь,
В каждом шаге мешает старик.
Ливни лили без просыпа, били в шатер.
Царь метался один по шатру.
Знают все, что он храбр. Что ж, он будет хитер,
Поведет он иную игру.
Он вернется. Но только не в земли отца.
Он вернется, но только затем.
Чтоб на Запад, до вечной воды, до конца
Перья славы пронес его шлем.
Он слонов и рабов гнал с собою в полон.
Новым кругом побед одержим.
Вот он с войском вернулся к себе в Вавилон,
Так ему и не ставший родным.
Италийские карты теперь он листал,
Заплетал паутину дорог,—
Древний Рим, может, Римом бы вовсе не стал,
Дай еще Александру годок.
Только самый всесильный из смертных людей,
Всем наукам земли обучен,
Перестал он быть сыном отчизны своей
И поэтому был обречен.
День похода на Запад назначен. Но вдруг
Царь почувствовал ночью озноб.
Утром встать не сумел — не позволил недуг
Из числа азиатских хвороб.
Так сказали врачи. Если был бы Филипп,
Он, конечно, сумел бы помочь.
Но Филипп на победных дорогах погиб…
Как душна вавилонская ночь…
Только что за недуг? Раз уж дело к концу,
Царь, угрюмую правду не прячь,—
Часто ль ты виночерпия бил по лицу?
А ведь юноша горд и горяч.
Он ведь сын Антипатра, что всем поперек
Поднялся за тебя, за юнца.
Перед миром царем македонским нарек,
Аристотелев друг и отца.
Антипатр — твой наместник в Элладе, сатрап,
Чья рука тяжела и строга.
Ты считал, что он друг, что он преданный раб.
Оглянись — и увидишь врага.
Для чего вдруг явился второй его сын?
Что за сила его принесла?
В вавилонский дворец с македонских долин
Что привез он в копыте осла?
Есть скала в старой Греции. Страх и почет
Окружает ее, говорят.
Там по капле угрюмая влага течет —
Леденящий беспамятный яд.
Говорят, что бесследно его торжество,
Неминуемо, словно судьба.
Лишь копыто осла сохраняет его,
Вся другая посуда слаба.
Вдруг решил Аристотель закончить игру?
Что, как друг его этому рад?
Что, как твой виночерпий вчера на пиру
Вылил в чашу тебе этот яд?
Он метался… А в памяти снова пошли
Клит, пронзенный дрожащим копьем,
Мальчик в локонах, что в придорожной пыли
Беспощадно растоптан конем.
Шел сквозь жизнь — и вокруг становилось мертво,
Шел в песчаную злую метель…
И друзей убивал. А во имя чего?
Где она, обманувшая цель?
И себя не щадил он —
сандалий следы
Всех известных доныне длинней…
…Войско шло по пустыне без капли воды,—
Помнишь? — шло восемь дней, десять дней…
Вдруг один из разведчиков, серый, худой,
Воротившийся с горных высот,