Он ударяет меня коленом в живот. Когда я сгибаюсь и ртом ловлю воздух, Харви просит члена Ордена успокоиться, что в результате приводит к тому, что ставит по сомнение преданность ученого.
— Вы явно не имеете понятия, с кем вы разговариваете, — говорит Харви. — Франк будет доволен, если вы приведете этого мальчика невредимым. И еще он станет более взволнованным, когда он увидит меня рядом с ним.
— И меня, — доносится голос с другой стороны. — Он так же будет рад тому, что я вернулась.
Я поднимаю голову и мою грудь сдавливает. Эмма. Походит к доку, как будто она владеет всем Бон Харбором.
— Я сказал тебе бежать, — рычит Харви, мастерски импровизируя на ходу. — Зачем ты…? — Он поворачивается обратно к члену Ордена. — Она была с нами, еще один заложник Грея. Когда я одолел его, я сказал ей бежать, потому что я не знал, как долго я смогу его удерживать.
— Я работаю в больницах Таема, — говорит Эмма гвардейцам. — Я была одной из самых квалифицированных медсестер. Я просто хочу попасть домой.
Домой? В Таем? В какие игры она играет? Она хотела остаться здесь, в Бон Харборе, присматривать за Эйденом, помогать Сентябрю в приготовлении ко Дню Разъединения.
Инспектор отклоняется назад, крича во тьму.
— Каков был ответ на звонок?
— Они сразу же отправили вертолет. Охраняйте его.
— Позвольте мне, — сказал Харви.
Я знаю, что это часть спектакля, но когда он наотмашь ударяет меня пистолетом, я не могу не подвергнуть все происходящее сомнению. Его улыбка — такая коварная, настолько желающая сыграть эту роль. Его прохладная реакция на присоединение Эммы, отсутствие заминок в репликах создает такое впечатление, как будто они репетировали. Я съеживаюсь, когда он ударяет меня снова. Мир становится размытым, потом отрубается полностью, когда мешок опускается на мою голову.
Меня толкают, пихают.
Я слышу, как Эмма называет свое имя и как Орден принимает ее в свои ряды. Гул приближающегося вертолета заглушает все вокруг.
Пока меня тащат, во мне возрастает паника. Вначале глубоко в моей груди, а затем, вздымаясь вверх, подобно болезни, которую мне нужно изгнать, как палящий жар, сжигающий меня изнутри.
Это неправильно. Эмма не должна быть здесь. Нет никаких причин для этого. Нет, если она как-то не уговорила Харви позволить ей присоединиться. Или, может быть, она пытается сделать что-то — месть, справедливость. Не стал ли я ее заклятым врагом?
Это смешно, так думать, что это все сводится к этому? Разве можно поверить, что Эмма — ласковая, нежная, любящая Эмма — может быть направлена по дороге ненависти и горечи?