— Отправьте Тамбэ посмотреть на это. Он находится выше.
— Он уже там, сэр. И просит именно вас.
Копия тяжело вздыхает, и затем:
— Малдун! Посмотри, сможешь ли ты добыть из него что-то полезное. Я вернусь, как только я смогу.
Дверь щелкает, Харви стоит справа от моего кресла, но он не освобождает меня от сдерживающих ремней. Он выходит из зоны видимости, а затем Моцарт разносится по комнате.
— Таким образом, нас никто не подслушает, — шепчет он, в то время как нарастает музыка.
— Кто подслушает?
— Кто-то всегда слушает. Он указывает на зеркальную стену. Я улавливаю взглядом Мою Копию, бегущую вниз по лестнице на одном из экранов. На другом экране транслируется большой корабль, окруженный неистовствующими рабочими. Док 1Б — полагаю я.
— Изображение в верхнем ряду, второе слева, как раз снаружи этой комнаты, — объясняет Харви. На нем мне виден коридор и два члена Ордена, стоящих на страже. — Я собираюсь изображать, что я как бы допрашиваю тебя… подавай хорошие вопли каждые пять минут… но смотри за тем экраном. Если ты увидишь, что кто-то приближается, дай мне знать.
Он достает плоскогубцы и прилаживает их к одному из моих ногтей. Настолько непринужденно он это делает. Невозможно не дрогнуть после прошлого раза, когда мы были в таком же положении. Давление сейчас гораздо менее интенсивное, когда он зажимает ноготь, закрывая плоскогубцы. Он не тянет, но его рука дергается, создавая впечатление, что ему этого хочется.
— Прости, — говорит он. — Насчет допроса и твоего брата и… — Харви сглатывает. — Грей, я дал Франку координаты Штаба. Когда я очнулся, у меня были проблемы с воспоминаниями определенных деталей, поэтому он направил меня работать над Копиями. Коды, генетика… это было второй натурой. Но когда в конце января расположение Долины Расселин наконец-то выплыло на поверхность, я с радостью поведал ему об этом. Я думал, что Повстанцы были врагом. Я был по настоящему зол, когда Франк сказал, что он ждет верного момента для начала действий. И теперь все те семьи и дети… Кто-нибудь выжил?
— Я не уверен.
Харви сжимает свою переносицу, как будто его раздирает головная боль.
— Ты на самом деле хочешь сейчас мне помочь? — спрашиваю я. — После вчерашнего я думал…
— Вчера, — говорит он, — все изменилось. То, что ты сказал о моей работе и как я надеялся, что жертвы Проекта «Лайкос» возможно когда-нибудь будут благодарны за нее… Я смутно вспомнил, что говорил такое. Чувствовал, что это было много лет назад, но я знал, что это были мои слова, когда ты вдруг повторил их, несмотря на то, что какой-то голос в моей голове твердил мне тебя игнорировать. Потом ты упомянул Клиппера.