Кроме квартиры был у Марфы Петровны еще ежевечерний театр — окна высокого дома напротив. Пристроившись к окну, она объясняла Ксении:
— Вон там, внизу, эмгэбэшники живут. Окна занавешены, а свет не гасят до утра. И спят со светом — в темноте им не уснуть. Я бы лучше на хлебе и воде сидела, чем их работу делать.
— Что, людей что ли мучат-бьют? Сказки же, Марфа Петровна!
Хозяйка пропускала это мимо ушей:
— Иди-ка, иди сюда, вон на втором этаже банный день: жена мужу спину трет!
— Что, и окна не занавесили?
— А им не до людей. Ишь, льнет — больше целует, чем натирает. Видно, сладкий муж попался.
— При чем тут «сладкий»? Любит, и все.
— В книжках тоже — любовь, любовь!
— Разве вы не любите своего мужа?
— Почему не люблю? Кошку, и ту любят.
— А выходили замуж, любили?
— Я выходила, чтобы он меня учил. Вы вот учитесь — не цените.
— Как не ценить после такого конкурса!
— Конкурс — чепуха. А вот когда с детства не в учебу, а в работу отдают… Мне бы жить в ваше время, я бы на «ахи» да «охи» время не тратила. Я и читать-то уже девкой выучилась. А писать — и до сих пор как курица лапой.
— Значит, любви, по-вашему, вообще нет?
— Почему? Бывает. Случается. До трех лет бывает.
— А я вот знаю двух стариков — до сих пор любят друг друга.
— Я не о такой — я о бешеной любви.
— А у вас и такая была?
— Много чего у меня было. Только головы я никогда не теряла. Если бы мне сказали: вот тебе школа, институт, учись, но с мужиками простись — я бы не задумалась даже.
— Совсем не жалели бы?
— А о чем жалеть? Это все временное: сегодня — есть, завтра — нету. У меня не бабий характер — надо мной ни один мужик власти не забирал.
— Как Горький, да? — пусть бы секли принародно на площади, но дали учиться?
— Нет, сечь бы себя не дала.
— А что бездетная, не жалели?
— Когда-то жалела, теперь нет. Нагляделась в войну. В этом же доме, напротив, детский сад был. Разбомбили. С тех пор не жалею. Да и не нужно тут ума большого — рожать. Это добро на свете не переводится. Нет, что не рожала, не жалею. Жалею, что учиться не смогла.
— А что же муж? Он ведь хотел учить вас.
— Он и учил. Пока не посадили. «Куда-куда»! В тюрьму, в лагеря. За что? За то, что дурачок был. Блаженненький. А по твоей линии — адвокатом работал. Не тех, кого нужно, защищал. Я ему говорила: брось, не лезь на рожон. А он: «Я все делаю по закону».
«Забавно, — думала Ксения. — Вот оно что выходит, муж ее — враг народа. От большой хорошести, разумеется. Поэтому и эмгэбэшники — мучители».
— Ну вот, видите, — говорила она вслух, — а вы говорите: учиться. Муж ваш был образованный, а вы его все равно дурачком считаете.