Рядом был Собор Василия Блаженного, и ряды уже рассыпались. Сзади еще полыхали призывы и веселое «у-а!», а здесь, на скользкой брусчатке было уже просторно и беспорядочно, как на пространстве танцевального зала, когда музыка смолкла.
— Теперь не страшно и умереть! — услышала она сбоку и увидела гимнастерку и лицо с блестящими от подступивших слез глазами. Ее сокурсник — с забавной фамилией Мамочкин, из демобилизованных, учившийся трудно и упорно. Хороший парень, он был искренен, и все-таки: это было сказано минутой позже, чем следовало бы — в замедленно и скучно растекавшейся толпе, в распавшемся потоке.
Она еще была оглушена, но уже не понимала, что, собственно, было только что. Нечто вровень со столь любимыми Танькой экскурсионными впечатлениями: «Я это тоже видела!». Правда, Танька, чувствуя ущербность такого арифметического приобщения, старалась присовокупить к этому что-нибудь от себя лично: «Это похоже на то-то и то-то», «Это напоминает…» или, как уже высшее (и все-таки неизвестно, вычленяющее ли из общего, стадного) — «Это даже не передать! Это в самом деле потрясающе!»
Беспорядочные хлопья людей на набережной. Сворачиваемые флаги. А между тем, все еще длился весенний день. И для многих начиналась вторая часть праздника — веселая компания, танцы, любовь.
— Пойдемте с нами! — окликнул ее вдруг инглиш-красавчик из севкиного общежития.
— В самом деле, девушка, идемте праздновать с нами!
Глаза у парней из компании аристократа враз становятся внимательны, как всегда, когда нужно оценить новую девицу. Лишь один из них даже не обернулся к ней. «Вдооль по Пи-те-ер-ской!» — пел он, вольно раскинув руки на чьи-то плечи, и от этого, и от голоса выглядел выше, чем был.
— А вы всерьез приглашаете? — крикнула Ксения немного запоздало и, наверное, жалко.
Даже тот, что пел, взглянул на нее удивленно — конечно же, это был обыкновенный треп, никто всерьез на ее согласие не рассчитывал. Но она уже ринулась в это свое предприятие, она уже многое теперь могла перетерпеть — из упрямства и невозможности отступить. В глазах у аристократа — она и это заметила — мелькнула настороженность: словно он еще не знал, нравится она ему в своем новом качестве — согласной на уличное знакомство девицы, — или нет.
* * *
Впрочем, все шло гораздо лучше, чем можно было ожидать. Инглиш-красавчик представил ребятам Ксению, словно знал ее давным-давно: студентка юридического института, отличница (?!), спорщица, спортсменка (?!), сестра его товарища. А самого его, кстати, звали Виктором: но уж конечно не Витя, Витек, а Викто́р, с ударением на втором слоге.