- Что?! - спрашиваю я.
Женщина начинает плакать.
- Миленький, неужто наш? - шепчет она.
Я давно не слышал женской речи. Мужчины в лагере говорят иначе. Ни в одном нашем слове там не было такой доброты, испуга и такой радости, какую я услыхал сейчас.
- Тише! - прошу я.
- Да спят они.
- Кто?
- Хозяйка моя с детьми.
- А ты здесь зачем?
- Она велела.
- Что она велела?
- С чердака сухого сена принести
- Не врешь?
Она не отвечает. Она опускается рядом, закрывает глаза и тянется ко мне. На женщине накинут френч, он расходится, и я вижу ее тело. Меня всего начинает бить такой дрожью, как будто я очень замерз. Она что-то быстро-быстро говорит, обнимает меня и все сильнее прижимает к себе. Я не вижу ее глаз - они крепко зажмурены, я только чувствую ее всю рядом с собой.
Женщины! Пожалуй, о них в лагерях тоскуют так же сильно, как и о свободе. Только те, у которых дома остались малыши, больше тоскуют о них. У нас один капитан плакал по ночам навзрыд и причитал: "Сыночек мой маленький, Сашенька... Как ты там без меня? Сыночек мой маленький, Сашенька..."
Год назад Надю угнали из Брянска в Германию. В России остались мать, два маленьких брата и муж Коля. Он в армии.
Ее дыхание щекочет ухо, и я улыбаюсь, слушая ее. Потом я понимаю, что она может обидеться, и чуть отодвигаю голову. Но она придвигается еще ближе ко мне, и снова ее дыхание щекочет мне ухо, и снова я не могу не улыбаться.
- У нас дом чистый, пятистенный, - шепчет Надя, - у окон герани стоят и два фикуса. У нас еще лимонное дерево было, только его братишка разбил. Ночью пошел в сени воды напиться и разбил. Мы другую кадку сделали, да только оно все равно завяло.
- Корни, наверное, повредило, - говорю я.
- Ну, конечно, корни, - радуется Надя, - а что ж другое-то? Хотели мы новое купить - а тут война началась.
- Кончится война - купите.
Надя сразу же начинает плакать.
- Ты не плачь, - прошу я, - не надо плакать. Обижают тебя здесь?
Женщина отрицательно качает головой.
- Нет, - говорит она, - немка добрая. Не дерется. Пацаненок только ейный камнями иногда кидает. А так - ничего. У других хуже. Ты про них не говори, - перестав плакать, просит она, - ты про нас говори.
- Ладно.
- Про дом.
- Ладно.
- У тебя тоже цветы есть?
- Есть. Столетник.
Надя улыбается:
- Это какой же такой столетник?
- С иголками. От всех болезней помогает.
- Да?
- Честное слово.
- Я тебе верю. А ты женатый?
- Нет.
- Невесту оставил?
- Нет.
- А у меня Коля красивый. Волос у него кучерявый, русый и мягкий очень. Добрый он - оттого и волос мягкий.