В сорок первом году он был откомандирован в Токио. Здесь, встретившись на приеме в шведском посольстве с Рихардом Зорге, он говорил с ним о тех планах нападения на СССР, которые разрабатываются в генштабе. Рихард Зорге устроил ему встречу с секретарем советского посольства. Тот знал о приезде Штирлица. Он дал ему фотографию: на Исаева смотрел парень - он сам, только в двадцать третьем году. Это был Александр Исаев, его сын. Штирлица словно бы обожгло, опрокинуло. Он почувствовал себя маленьким и пустым - совсем одиноким в этом чужом ему мире. А потом, заслоняя все, появилось перед глазами лицо Сашеньки Гаврилиной. Оно было таким ощутимым, видимым, близким, что Исаев поднялся и несколько мгновений стоял зажмурившись. Потом спросил:
- Мальчик знает, чей он сын?
- Нет.
- Когда вы нашли их?
- В тридцать девятом, когда парень пришел за паспортом.
- Что делает Сашенька?
- Вот, - сказал секретарь, - здесь все о них.
И он дал Исаеву прочитать несколько страничек убористого машинописного текста.
- Я могу ей написать?
- Она будет очень рада.
- Она...
- Все эти годы она была одна.
"Любовь моя! Спасибо тебе за то, что ты была и есть. Спасибо тебе за то, что в мире есть второе "я" - наш сын. Спасибо тебе за то, что я все эти годы ощущал тебя - в одном воздухе, в одном мире, в одном дне и в одной со мной ночи. Я ничего не могу обещать тебе, кроме одного - моей любви. Я буду с тобой, как был. Мир кончится, если рядом со мной не будет тебя.
Максим".
Самолет плюхнулся на краковский аэродром.
- Не зря мы обменялись местами, - выдохнул Отто цу Ухер, - мое тринадцатое стало вашим счастьем: мы долетели без приключений.
- В воздухе приключений не бывает, - ответил Штирлиц, - приключение это если долго, а самолет падает ровно одну минуту, а уже на второй секунде вас хватит кондрашка: разрыв сердца - гарантия от воздушных приключений.
Вечером в парикмахерскую к Коле пришел тот летчик который вел самолет со Штирлицем. Знаком он показал Коле, что хочет побриться: на рукаве Колиного пиджака была маленькая метина "Ост". Летчик решил, что парикмахер не понимает по-немецки - откуда ему! - и похлопал себя по щекам. Коля улыбнулся:
- Массаж?
- О, массаж, - кивнул головой летчик и закрыл глаза.
Следом за ним вошел бортмеханик и спросил:
- Ты пришел спать или бриться?
- Я пришел и спать и бриться, - ответил летчик. - После рейсов с этими любимчиками Гиммлера нервы совсем сдают. Спаси бог, случись что-нибудь с самолетом...
- Почему ты решил, что Штирлиц - любимчик рейхсфюрера?
- Потому, что его провожал помощник начальника политической разведки Шелленберга. И потом, я раз видел, как он говорил с Шелленбергом - они говорили чуть ли не на равных.