— Одной хватило бы за глаза, — проворчала носительница зелёно-коричневого талмита.
— Может, Ты хочешь сама носить наши вещи? — поинтересовалась атаманша.
— Я — свободная женщина! — заявила та.
— А мы что же, по-твоему, сами должны тащить свои вещи? — осведомилась главная среди них.
— Хорошо, тогда достаточно двух! — пошла на попятный охотница с зелёно-коричневым талмитом.
Кто-то из них болезненно пнул меня в бок.
— Зато с тремя, мы могли бы передвигаться гораздо быстрее, — заметила атаманша.
— Это опасно, — настаивала всё та же женщина. — Привязать её к дереву, оставив животным, будет самым разумным выходом.
— Обрати внимание на её волосы, — предложила их главная.
— Грязные и мокрые, — прокомментировала её оппонентка, — ещё и с мусором и остатками листьев в колтунах.
— Зато, если их вымыть и расчесать, она станет вполне презентабельной, — сказала моя похитительница.
— Ты просто хочешь продать её и выручить за неё несколько монет, — заявила другая охотница.
— Я бы поделила деньги на всех, — ответила ей моя похитительница.
— Вы видели её лицо, — добавила атаманша.
— Точно, она — хороший товар, — поддержала её поймавшая меня охотница. — Гляньте на её плечи, руки, предплечья, аккуратные маленькие запястья, на узость талии, на широкие бёдра, на скромную, но хорошо сложенную задницу, на округлость икр и опрятность лодыжек.
— Мы не в Аре и не в Брундизиуме, — напомнила носительница зелёно-коричневого талмита. — На побережье на неё много не заплатят.
— Они просто грабят нас, — сердито буркнула другая женщина-пантера, до сего момента в основном отмалчивавшаяся.
Атаманша присела рядом со мной, и подняв мою голову за волосы, поинтересовалась:
— Ты ведь знаешь сигналы кляпа, не так ли, вуло?
Я издала тихий, жалобный звук. Сомневаюсь, что его можно было бы услышать дальше, чем в нескольких футах от меня. Один звук означает «Да», два — «Нет». Этому обучают всех рабынь.
— Ты хочешь жить? — спросила она.
Я немедленно тихонько однократно промычала.
— Хочешь, чтобы тебя добавили к верёвке? — спросила атаманша.
Я снова однократно жалобно проскулила.
— Просишь ли Ты, — уточнила глава женщин-пантер, — как никчёмная рабыня, чтобы тебя добавили к верёвке?
На этот раз я проскулила с ещё большим пылом и отчаянием, чем в первый раз.
— Привяжите её к верёвке, — велела атаманша, поднимаясь на ноги.
Та из женщин, которая меня поймала, взяла верёвку, связывавшую шеи двух других рабынь, и обернув её вокруг моей шеи, завязала на узел.
— Всыпь ей, — приказала атаманша.
И я начала корчиться и извиваться на животе, связанная и беспомощная, заливая слезами землю под собой, под свистящим градом ударов гибкого хлыста. Я бы переполошила своими воплями всю округу, если бы не кляп, глушивший на корню все мои крики, пропуская наружу лишь тихие, сдавленные стоны. Не думала, что их можно было бы расслышать дальше нескольких футов от места моей порки.