А моя мама была вечно благодарна лучшему рентгенологу Республики Борису Николаевичу Калмыкову, буквально снявшему ее с операционного стола, где ей собирались отрезать часть, как тогда считалось, пораженного онкологией желудка. Он опроверг диагноз, велел маме раз в полгода делать рентген, и в конце концов выяснилось, что он прав. Мама поклонялась Борису Николаевичу, как божеству. Видите ли, в те времена врачи потому и назывались врачами, что думали о пациентах. А не о собственном самолюбии и не о собственном кармане. И всегда были готовы прийти на помощь. Независимо от званий, регалий, чинов, национальности… Ночь-полночь — прибегает мама к любому жившему по соседству профессору, и тот безропотно одевается и идет. Как профессор Буссель, например. Его сын и невестка живут в Израиле. Говорим иногда по «Скайпу»… А Борис Иванович еще и прекрасного ученика воспитал, Володю Чурсина, он с моей сестрой на одном потоке учился.
Как-то я пообещала Абдуазизу Мадьярову рассказать о знакомстве с его бабушкой Раисой (на самом деле Рахимой, но тогда все ее звали Раисой) Ходжаевной Коканбаевой. Женщиной она была необыкновенной. Завотделением огромной шестнадцатой горбольницы на Домбрабаде.
Порядок и чистота там были необыкновенные. Утверждаю это потому, что сама там лежала во время землетрясения.
А познакомились мы раньше, потому что она лечила моего очень тяжело больного свекра. Бронхоэктазия и эмфизема легких. Он и умер рано, в 51 год — легких уже не было, одна соединительная ткань. Но вытаскивала его Рахима Ходжаевна. Раз за разом упорно вцеплялась в почти умирающего и вытаскивала. Положение было настолько тяжелым, что свекровь постоянно находилась рядом, а мы таскали им еду. Но близко я познакомилась с Рахимой Ходжаевной, когда мне самой пришлось лечь в больницу во время землетрясения. Говорили, что больница находилась на территории бывшей дачи генерала Петрова, и в саду как раз начали завязываться гранаты…
Как ни странно, мы подружились. Странно потому, что мне был 21 год, довольно легкомысленная студентка, а Рахима Ходжаевна — человек уважаемый, взрослый, доктор… и все-таки мы разговаривали обо всем на свете. Я очень многому научилась у нее — не в смысле медицины, конечно, а в смысле чисто житейского, чисто женского здравого смысла, чисто женских тонкостей, чего мне катастрофически не хватало. Мы болтали о своем, я примеряла ее кольца с рубином и изумрудом, и, несмотря на все различия, нам было вместе легко. Тогда у меня было обострение порока сердца. Она меня подлечила, конечно, и я навсегда запомнила маленькую, изящную женщину, мудрую, знающую, необыкновенную.