В школу я пошла в 1943 году.
До этого нас с Валей водили в детский садик. Зимой возили на санках, а летом мы бегали сами. Врезался в память один случай. Зима, холод. Мама везет нас в санках обратно домой. Мы опоздали, детей уже покормили, нас не взяли из-за опоздания. Дома, кроме картошки и сураюшеного хлеба, нет ничего. Видимо, это особенно заботило маму — чем кормить двух несмышленышей целый день, и в раздражении покрикивала на нас.
Не менее яркая картинка. Отца взяли на фронт, но какое-то время солдат использовали на строительстве Моторного завода в Уфе. Зима 1941—42 года по всей стране была очень суровой. В декабре 1941 года при рытье котлована кусок мерзлой земли обрушился на ногу отца и практически у основания сломал ее.
Какое-то время, видимо, первый месяц он лежал в гипсе в каком-то военном госпитале. Зимой уже 1942 года мама поехала за ним в Уфу, чтобы забрать его домой. Привезла. Помню — смотрю в замерзшее окно и вижу, к дому подъезжают сани. Мама правит лошадью, отец, закутанный в тряпки, на голове платок лежит в санях. Правая нога от основания и ниже колена в гипсе. Этот гипс не снимали еще несколько месяцев. По воспоминаниям Тани, отец страшно мучился, так как под гипсом завелись вши. Мыться в баню — целая история. Помню, уже в теплое время мы с Валей оставались с ним. Он ведь и в туалет не мог ходить, когда был в гипсе, и посуду под него подкладывала я.
Когда сняли гипс через несколько месяцев, оказалось нога стала меньше на 7—8 сантиметров. Он долго ходил на костылях, потом с палочкой. В конце 1942 года его забрали на тот же Уфимский Моторный завод в военизированную охрану. И пришел он домой только в 1946 году.
Уже взрослой, зная, что творилось в первый год войны на дорогах, представить, как маме удалось лежачего погрузить в какой-то вагон от Уфы до станции Сулея, выгрузить, найти лошадь и 130 километров ехать от станции до Усть-Икинска.
Мама и отец как-то не вспоминали об этом, а мы не догадывались их спросить. Крестьяне, кем были родители по духу, не привыклирассуждать о таких событиях в их жизни. Прошло — и слава Богу. Заботу составляли ежедневные дела — свои и детей, а потом и внуков.
Похоронят, зароют глубоко,
Бедный холмик травой порастет,
И услышим: далёко, высоко
На земле где-то дождик идет.
Ни о чем уж мы больше не спросим,
Пробудясь от ленивого сна.
Знаем: если не громко — там осень,
Если бурно — там, значит, весна.
Хорошо, что в дремотные звуки
Не вступают восторг и тоска,
Что от муки любви и разлуки
Упасла гробовая доска.
Торопиться не надо, уютно;