Берлин был высоким, худощавым, хорошо сложенным молодым мужчиной. Здоровое мужское начало было у него во всём: во внешности, чувстве юмора, поведении, манере общения. Он очень нравился женщинам, но был женат, и жена его, Нина, работала в нашем отделе. Это не мешало ему шутливо общаться с другими женщинами. Однажды произошёл случай, который на какое-то время стал легендой института. Инженер нашей лаборатории Лида Петрушанская, разговаривая о чём-то с Борисом, произнесла фразу: «А что ты мне сделаешь?» — «Укушу», — ответил Борис. — «Не укусишь», — сказала Лида. Борис стал на четвереньки и укусил Лиду за щиколотку. Скоро о том, что Берлин укусил Петрушанскую, знал весь институт. Лиде, как мне кажется, очень понравилось, что её укусил сам Берлин. Он мог, встретив знакомую сотрудницу, взять её под руку и сказать на ушко: «Вы такая молодая, у вас такие красивые ножки, почему вы носите длинную юбку?» Наступала эра мини-юбок. Вот таков был Борис Берлин.
Второй инженер, с которым я познакомился, был Ратмир Абрамович Гамбург. Забавное совпадение: Берлин и Гамбург. Это был худой, болезненный человек моих лет. Он говорил слабым голосом. Позднее я узнал, что у него врождённый порок сердца. Ратмир Абрамович занимался разработкой телевизионной камеры на видиконе для передачи кинофильмов. Видикон — это электровакуумный прибор для преобразования изображения в электрический сигнал. Гамбург имел хорошую теоретическую подготовку и был педантичен в работе (в хорошем смысле). При разработке одного из блоков камеры, он использовал принципиально новое схемное решение. Результат получился блестящий. Блок работал гораздо лучше старых блоков того же назначения. При этом в нём было в два раза меньше деталей. Начальство было довольно и считало, что макет блока можно передать конструкторам для изготовления чертежей и начать выпуск блока на заводе. Но не тут-то было. Гамбург отказался пускать блок в производство, мотивируя это тем, что ему непонятно, почему он так работает. Характеристики блока по его расчётам должны быть другими. «Какая разница, почему, — говорили ему, — работает отлично, и слава богу». Гамбург стоял на своём: «Экспериментальные параметры должны соответствовать теоретическим. Только в этом случае можно быть уверенным в том, что при серийном производстве не будет неприятностей. Я не поставлю своей подписи, пока не разберусь, в чём дело». Он разобрался. Всё оказалось в порядке.
Мне нравился Ратмир. Это был милый интеллигентный человек, с которым интересно было разговаривать на любые темы. Мы подружились и встречались не только на работе. Ежегодно он с семьёй на всё лето снимал дачу в пригороде Ленинграда на станции Горская. Я ездил к нему на дачу, и мы проводили время за интересными беседами, сидя у дома или прогуливаясь по песчаным улицам посёлка. В его суждениях была какая-то особая, несвойственная его возрасту мудрость. Я прислушивался к ним и нередко менял свой взгляд на вещи. В его иронии, обычно мягкой и деликатной, всегда присутствовал оттенок грусти.