При вскрытии изымают различные соединительнотканные образования типа твердой оболочки головного мозга, сухожилий, оболочек яичек, капсул внутренних органов, клапанов сердца, а также разные кости. Их используют для трансплантации, из гипофизов делают гормональные вытяжки для приготовления лекарств.
Эксперт перед входом в секционный зал надевает хирургическую робу, маску, шапочку, нетканый одноразовый халат, фартук, перчатки, нарукавники, бахилы. В специальной секции для вскрытия инфекционных трупов, в том числе ВИЧ, туберкулеза, эксперт надевает вместо маски респиратор. В масках, а тем более в респираторах, в спецсекции тяжело диктовать, задыхаешься, учащается сердцебиение, поднимается давление. Под масками скапливается запах. В секционной на несколько столов, где работают еще три-пять экспертов, приходится надрываться, диктовать громко и перекрикивать коллег, чтобы твой лаборант, который печатает под диктовку, расслышал именно тебя. Шапочки с резинками давят на голову, маска – на уши, головная боль после нескольких часов вскрытий обеспечена. Бахилы на кафельном, да еще и зачастую влажном полу скользят. Санитары постоянно вытирают полы, но во время вскрытий невозможно содержать полы постоянно сухими. Трупы привозят, вскрывают, потом обмывают после зашивания, привозят следующие. День работы – это конвейер. Даже если не у одного эксперта, то на соседних столах. В одноразовых нетканых халатах жарко – были прецеденты с обмороками.
Конечно, особое внимание уделяется перчаткам. Для вскрытий ВИЧ-инфицированных предусмотрены и двойные перчатки, и кольчужные, которые надеваются под резиновые, и специальные перчатки с индикатором повреждений – разрезал случайно такую, а она засветилась радугой. Перчатки надевают и лаборанты, чтобы наклеить на флаконы с биоматериалом от трупов, чаще всего это кровь и моча, этикетки с подписями. Я, чтобы помочь и ускорить процесс, зачастую делаю это без перчаток. Флаконы к концу вскрытия чистые и сухие, грязные перчатки, в которых вскрывала, я снимаю. Молоденькие девочки-лаборантки обычно округляют глаза, всплескивают руками, кричат и активно отгоняют от стола. Тогда я и рассказываю им свою любимую историю про Г., как она вскрывала три трупа в гнилой секции, больше гнилых в тот день не было, поэтому тела разложили как раз на три стола, Г. одна царила в секции. Собирая инструменты, Г. обратилась к санитару: «Коленька, а не видел ли ты моего кольца золотого, найти не могу, с пальца соскользнуло. Ты не зашил еще? Внутри посмотреть надо».
Наша работа, как и работа хирургов, требует определенных физических данных – роста, силы, выносливости. Секционные столы стандартной высоты, возможно, где-то за границей высота столов регулируется, у нас в обычных моргах таких нет. Нагрузки статические, то есть самые противные, протяженные во времени. В моей практике бывало, что из секции выползаешь и в восемь вечера (работа начинается в восемь утра), и на ночь остаешься. Стараемся, конечно, ходить вдоль секционного стола туда-сюда, чтобы размяться, ходим преимущественно когда делаем наружное исследование, описываем повреждения на трупе и осматриваем труп буквально с головы до ног. Но по большей части стоим, руки на весу, голова наклонена вперед. Делать разрезы, сепарировать мягкие ткани, извлекать внутренние органы и даже просто исследовать их на извлеченном санитарами органокомплексе – тяжелый физический труд.