Про общение с родственниками разговор отдельный. Но устойчивая психика в нашей профессии все же нужна, и это тоже верно. С покойниками не страшно, трупов не стоит бояться, экспертам никто не выедает мозг жалобами и капризами каждый день, и пахнут все трупы одинаково, ну или почти все. Нужны ли при этом стальные нервы? Смерти, много смертей каждый день, уголовная ответственность, чужие судьбы. Скорее всего, да. Я знаю свой способ отношения к работе. Я не вижу истории живых людей, я вижу истории болезни, случаи из практики. Как Шерлок Холмс, я складываю мозаику из разрозненных кусочков, пытаюсь докопаться до сути, решаю головоломку. Передо мной – объект исследования, у меня есть конкретная задача. Я не могу сочувствовать не то что всем, я никому не могу сочувствовать. Я не могу умирать с каждым.
Как-то у нас в морге отмечали свадьбу сотрудников, она эксперт, он санитар, судебно-медицинская семья. На втором этаже, где кабинеты, в лаборантской накрыли столы после рабочего дня. Коллектив собрался весь, большой, поздравляли, пили и ели с удовольствием, весело и шумно. Зачем-то я спустилась на первый этаж, где под широкой лестницей с массивными перилами работали ритуальные агенты. Последние запоздавшие родственники как раз заказывали гроб, венки и оплачивали похороны. Дружные крики «Горь-ко! Горь-ко!» грянули будто с небес.
Работа судмедэксперта требует определенных физических данных – роста, силы, выносливости. Секционные столы стандартной высоты, нагрузки статические, делать разрезы, сепарировать мягкие ткани, извлекать внутренние органы – тяжелый физический труд.
У всех экспертов и врачей есть свои байки из склепа, которые оставили отпечаток в душе, перевернули тебя, вытрясли из тебя профессионализм, втянули в тяжкие переживания, которые запомнились и были пересказаны дома, хотя дома, конечно, о работе не говорим.
Первая история, что мне всегда приходит на ум, – про беременных женщин. Беременность одной была секционной находкой, которую легко можно было пропустить, разрезать, потерять. Плодное яйцо в матке, диаметром сантиметра два, полупрозрачное, розовато-сероватое, как раздутая икринка с желе внутри. Такой же полупрозрачный скрюченный плод с большой головой и шариками – зачатками ручек и ножек. Беременность около восьми недель. Женщине было тридцать два года. Смерть наступила от полиэндокринопатии, нарушений и сбоев в работе всех органов эндокринной системы – гипофиза, щитовидной железы, надпочечников, – которые привели к патологии сердца и острой сердечной недостаточности. Крошечный плод, обнаруженный мной, запомнился навсегда. Да, это редкая врачебная удача, такой материал врачам просто не попадается, если случаются выкидыши, найти плодное яйцо невозможно, уникальный случай. У меня тогда не было детей, но я зависла на этой истории надолго, вспоминала, прокручивала в голове, а потом общалась с мужем умершей и с врачами, акушерами-гинекологами. Выяснилось, что беременность была не обычная, а после экстракорпорального оплодотворения, женщина много лет не могла забеременеть. Странно, конечно, что прижился только один эмбрион, обычно подсаживают в матку сразу несколько, чтобы добиться результата, процедура дорогостоящая и трудоемкая, и приживаются часто два или три, создавая сложности маме во время беременности и обкрадывая друг друга в питании и кислороде. Но получилось, что беременность ее и сгубила, фактически спровоцировав гормональный срыв, который пациентка не пережила.