Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти (Фатеева) - страница 79

Фанатизм заменили на работу в правовом поле, доказательную медицину и строгое следование приказу 346н. Разумеется, подобные приказы, регламентирующие работу экспертов-танатологов и других структурных подразделений Бюро судебно-медицинских экспертиз, писались и раньше. С оговорками. Из приказа в приказ с разными формулировками кочевала заветная фраза, что необходимый объем исследования, методики и последовательность эксперт выбирает сам. Она дожила и до последнего, ныне действующего приказа 346н, но с купюрами. Как оказалось, существенными. Из нее исчез определяемый самим экспертом объем исследования. Раньше по акту сразу можно было понять, какую патологию подозревал эксперт, в каких направлениях шел диагностический поиск, знает ли он свою специальность, какую специфическую пробу необходимо провести, чтобы доказать или опровергнуть свои умозаключения, какие объекты направить на лабораторные исследования, какими дополнительными методами окраски воспользоваться при гистологии. Теперь же, по приказу 346н, эксперт должен произвести полный набор манипуляций, прописанных в приказе, и набрать прописанные в приказе анализы, даже если они мало что значат, не добавляют никаких определяющих сведений.

Иллюзия экспертной свободы, которую я понимаю как принцип разумного, необходимого и достаточного, осталась лишь в последовательности исследования трупа, а последовательность вскрытия и описания сама по себе уже во многом задана секционными техниками и тем самым принципом разумности, то есть, попросту говоря, здравым смыслом.

Происходящие изменения в судебно-медицинской экспертизе – проявления общих процессов в медицине и в других сферах жизни. Новые требования к работе привели в судебную медицину других людей, или другие люди сформировали и продолжают формировать новые требования. Замкнутый круг, взаимосвязанные явления, но не мне анализировать их природу, это скорее повод для социологического изыскания. В судебку пришли те, кто считает, что это легкая работа, те, кто думал, что сюда берут всех, кого не взяли в остальную медицину лечить и спасать, те, кто свято верит приказам и распоряжениям.

Мне везет с людьми до сих пор. Я каждый день встречаюсь с экспертом, которому восемьдесят, он еще вскрывает и, с подозрением поглядывая, если вдруг я выскочила из секции раньше, чем он, грозит мне: каждый труп – это индивидуальность, уникальный случай, в каждом трупе много нового и интересного.

Строгое соблюдение формальных требований мешает формированию клинического, патогенетического мышления, притупляет и ослабляет его. Экспертам старше меня и мне самой, когда упомянутый приказ принимали и вводили, переучиваться было сложно. Сложно запомнить, например, что в любых случаях, без каких-либо показаний необходимо вскрывать придаточные пазухи черепа. За исключением, скажем, вскрытия черепно-мозговой травмы или менингита. Использование методики без обоснований, просто потому, что так написали в приказе, отучает думать. Безупречное знание всех требований приказа облегчает составление шаблонов актов, которыми активно пользуются эксперты в работе, но не научает описывать все то, что выходит за рамки болванок, чего в экспертной практике более чем достаточно, что и есть самое интересное. Можно на всех трупах автоматически, по привычке, проводить раздельное взвешивание сердца