.
Не знаешь, чему здесь больше удивляться: примитивному ли взгляду на художественное творчество, явно идеалистическим заблуждениям в области философии или вульгаризаторству. Но больше всего удивляет, пожалуй, то, что это поддерживал такой проницательный художник и теоретик, как Фадеев. В своем докладе на первом съезде пролетарских писателей он взял под защиту это во всех отношениях беспомощное и ошибочное выступление Ермилова. «Здесь привязали нам, воспользовавшись неудачным выражением одного из наших товарищей (в статье по совершенно другому и совершенно конкретному поводу), рассуждения о некоем «гармоническом» человеке»[284]. Оказывается, по Фадееву, все дело в «неудачном выражении». Но несмотря на то что Ермилов, послушавшись Фадеева, заменил это неудачное выражение в названии статьи, помещая ее в свой сборник «За живого человека в литературе», это нисколько не избавило ее от ошибок как раз по поводу «проблемы всех проблем». И значительно позже это открыто признает Фадеев.
Ю. Либединский трактовал проблему «живого человека», исходя из своей теории «непосредственных впечатлений», исходя из того, что сознательное и бессознательное в человеке находятся в состоянии вечных противоречий, переходят одно в другое и трудно бывает определить, какое же начало является ведущим.
Именно эти соображения Либединский изложил в докладе «Генеральная задача пролетарской литературы» на сентябрьском пленуме РАПП в 1929 году. Он сказал: «В жизни подчас бывает так, что и хороший коммунар не без ленцы и кряхтения, но все-таки на собрание партячейки идет. Чтобы в этом разобраться, нужно понимание диалектического характера, то есть того самого, что создает в одном и том же человеке в нашу пеструю эпоху иногда совершенно противоречивые, превращающиеся одно в другое, стремления, настроения и мысли»[285].
Реализацией такого «диалектического характера» и явился роман Либединского «Рождение героя» (1930 г.), вызвавший бурную полемику и поставивший под удар всю проблему «живого человека». В этом произведении автор шел не от жизни, чтобы действительно показать живых, реальных людей, а от той схемы, от тех рецептов, которые складывались в головах рапповцев и рекомендовались для творческой работы. «Рождение героя», несмотря на его кажущийся «углубленный психологизм», сугубо рационалистическое произведение. Как ни удивительно, но лозунг «живого человека», призванный преодолеть схематизм в литературе, в «Рождении героя» явился основанием для нового схематизма, более опасного, чем схематизм в искусстве первых лет Советской власти. Но тогда агитационное искусство страстно защищало и прославляло рождение нового мира, новые идеи, человеческий разум, нового человека. «Психологический» же схематизм рапповцев, по существу, выступал против разума, против показа передовых людей, обладающих цельным характером и целеустремленным мировоззрением. Все это выразилось в произведении Либединского.