в человеке, на знании, что каковы бы ни были его поступки, они не выйдут за пределы этого основного и определяющего, ибо человек этот
таков, и
таким я его
принимаю»
[574] (везде подчеркнуто автором письма. –
С. Ш.).Из протоколов заседаний секретариата и фракций видно, как Фадеев хлопотал о помощи писателям из так называемых попутчиков. Вот он 7 сентября 1931 года ставит вопрос о задержке пьесы В. Катаева «Миллион терзаний», и по заявлению Фадеева принимается решение: «Поручить тов. Авербаху выяснить причины задержки и доложить на следующем заседании фракции». Вот Фадеев требует от секретариата 4 апреля 1931 года принять все меры к тому, чтобы обеспечить лечение Э. Багрицкого. В 1929 году он выступает в печати в защиту А. Малышкина, после того как роман «Севастополь» был неким Н. Н. разруган в журнале «На литературном посту». «Я вступился в печати за Малышкина, когда его несправедливо «обложили» за «Севастополь». Это было в период РАПП»[575], – сообщал он в 1955 году С. Преображенскому.
Но Фадеев вступался в защиту людей самых различных положений и профессий не только по литературным и бытовым мотивам. Он защищал товарищей и в тех случаях, когда им несправедливо предъявлялись политические обвинения. В этом отношении очень показателен случай с А. Афиногеновым. В конце 1931 года драматург на одном из партийных собраний работников театра не четко сформулировал свою мысль в произнесенной речи. Его обвинили в недооценке руководящей роли партии в области искусства. За это комячейка наложила на него партийное взыскание. На заседании комфракции РАПП, срочно созванном по инициативе Фадеева 1 января 1932 года, шло бурное обсуждение дела Афиногенова. Благородно негодующий Фадеев обратился с вопросом к инструктору райкома Табакееву:
«Когда Афиногенов кончил свою речь, ты счел необходимым подойти к нему и сказать, что у него получилась такая формулировка?
Табакеев. Это другой вопрос…
Фадеев. Это самый основной вопрос… Когда созывается собрание работников искусства для того, чтобы заострить вопрос о необходимости борьбы с врагами партии и гнилым либерализмом, собрание, на котором отмечаются действительные ошибки, – на этом же собрании в силу неизвестных соображений, на основании случайной обмолвки, на основании, может быть, какого-нибудь заявления групповщиков, считается целесообразным записать и наклепать на товарища-большевика, который известен своей борьбой за партийное руководство в области искусства… И это называется на языке тов. Табакеева партийной бдительностью? И это называется партийной постановкой вопроса? Это не партийная постановка, а сплошное безобразие. Это есть сплошное опошление того, что делается партией»