.
Да, хорошо сказано, но это нас не поражает, потому что эти мысли нам давно известны, они стали нашим убеждением. Но в те далекие годы произнести их означало сделать открытие и проявить мужество. И это было сделано Воронским, деятельность которого пока не изучена.
Как только А. К. Воронский ознакомился с содержанием первого номера журнала «На посту», он сразу понял опасность «детской болезни левизны» напостовцев. Их отрицание классического наследия, пренебрежительное к нему отношение возмутило его, и из-под его пера вышло одно из самых пламенных его творений – статья-памфлет «О хлесткой фразе и классиках», появившаяся в журнале «Прожектор» вскоре после выхода журнала «На посту». Мы остановимся на этой статье подробно, потому что она мало известна. Начинает Воронский с осуждения тона статей авторов «На посту». «Впрочем, – говорит он дальше, – строгость «насчет манер» дело десятое. Гораздо важнее, что ими допущен целый ряд «серьезных промахов».
В данной статье Воронский собирается указать напостовцам пока на один, но очень серьезный промах: на их нигилистическое отношение к классическому наследству. «Как мы, коммунисты, должны его расценивать, какую роль ему отвести в текущей советской действительности, какое место указать в современной коммунистической художественной литературе?»[82]. Вот вопросы, на которые отвечает его статья. В журнале «На посту» буржуазно-помещичья литература взята под одни скобки, трактуется как нечто единое, целое. А это неверно. «Неверно, что старая русская литература отражала навыки и чувства богачей, дворян и князей. Она отражала навыки и чувства, например, разночинной интеллигенции, «умственного пролетариата», «кухаркиных детей», сыновей дьячков, городского бедного мещанства… Она была направлена против богачей и помещиков. Наши разночинцы главное внимание сосредотачивали на крестьянине, на бедноте, на общих условиях царского строя». Этот широкий взгляд на демократический, народный характер старой русской литературы, высказанный Воронским в 1923 году, станет нашим достоянием лишь через долгие годы. Еще в 30-х годах в наших школах будут изучать не Гоголя, Некрасова и Гончарова, а «продукты мелкопоместного дворянства» и «нарождающейся буржуазии»[83].
Подчеркивая познавательный характер подлинного искусства, Воронский утверждает, что это «искусство есть та же философия, та же наука, но только в форме созерцания идей в образе. Оно таким и было у наших классиков. Отсюда их гениальные художественные обобщения: Фамусов, Молчалин, Онегин, Печорин, Собакевич, Ноздрев, Манилов, Пьер Безухов, Платон Каратаев, Наташа и т. д. Все это непреложные, художественные истины, настоящие открытия, часто не уступающие в своей объективной значимости любым научным, добытым путем анализа, истинам»