. Но эта гениальная ленинская мысль не только для вхутемасовской молодежи (ей это можно простить), но и для «вождей» пролетарской литературы не стала жизненной, руководящей. Они ее знали, могли цитировать, но они ее не понимали. Они не понимали того, что должна быть «не выдумка новой пролеткультуры, а развитие лучших образов, традиций, результатов существующей культуры с точки зрения миросозерцания марксизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры»
[79]. Не понимая этого, воспринимая слова «культурная революция» как «революция в культуре», «революция в литературе», напостовцы несли в себе огромную опасность для советской литературы. Они обрывали «все пути и дорожки», которые «подводили и подводят и продолжают подводить» до сих пор к советской литературе «запасы знания», «образцы», «результаты», «традиции» великой литературы прошлого. Следовательно, напостовцы не понимали главной закономерности развития советской литературы. Они «не понимали марксистско-ленинского положения об относительной самостоятельности такой формы идеологии, как искусство, отрицали преемственность в его развитии»
[80].
Конечно, нам легко теперь «поучать» напостовцев – за плечами 50 лет развития советской культуры. Некоторые наши современники так «глубоко» усвоили ленинское положение о восприятии лучших образцов, традиций, результатов существующей культуры, что стали забывать о второй части этого положения, забывать о том, что восприятие традиций может осуществляться только «с точки зрения миросозерцания марксизма». Вот почему понятие «лучшие» образцы существующей на Западе культуры трактуется ими слишком широко, вплоть до модернизма. Но это к слову, хотя и горькому. Действительно, на ошибках наших «литературных предков» мы многому научились. Можно себе представить, как был бы оглоушен «напостовской оглоблей» наш современник – автор справедливых и глубоких по мысли слов, опубликованных в «Правде»:
«В художественном наследии каждого народа запечатлены его история и его душа. Вот почему для последующих поколений оно вечно живой источник духовного и эмоционального опыта. Наследие классиков тем и замечательно, что оно выражает самосознание не только своей эпохи. Движется время, а с ним вместе по той же орбите движется и классика, в которой происходит как бы постоянный процесс обновления. В литературе, как и в реальной жизни, всегда действуют два встречных потока. Шекспир и Пушкин, Гете и Толстой обогащают читателя, но и читатель в свою очередь непрерывно обогащает творения великих художников – своим новым историческим опытом. Вот почему наше знание классиков никогда не может считаться исчерпывающим…»