Одной из коренных ошибок немцев, я не могу сказать, кто здесь является главным виновником: генерал Гренер, посол ли Мумм или кто-либо другой, несмотря на то, что все деятели правительства их предупреждали, а многие частные лица умоляли этого не делать, – было самое настоятельное и категоричное требование немцев о введении у нас хлебной монополии, для исполнения им по договору своих обязательств о вывозе 60 миллионов пудов хлеба. Я лично неоднократно им доказывал те печальные результаты, которые получатся от этой меры. Немцы настаивали на своем в течение всего лета. Монополия была введена. Немцы ни одного пуда от этого больше не получили, но страшно возбудили против себя селянство и весь помещичий класс. Австрийцы же под шумок покупали хлеб из-под полы, что внесло еще большую неразбериху во все это дело. Министр Гербель, который сменил безвольного Соколовского, был особенно против монополии. Он неоднократно доказывал это немцам и перетянул на свою сторону весь Совет Министров, за исключением Гутника, который остался при своем мнении в необходимости этой монополии. Чем он при этом руководствовался, я не понимаю. Немецкая хлебная политика, так же как и торговля на Украине, даже с их точки зрения была неудачна, но то упрямство, которое они проявляли в деле хлебной монополии, окончательно подорвало их престиж в глазах многих. Я на них за эту монополию был страшно зол, так как это дело было блестяще использовано врагами нашего режима.
Ничто так не раздражало селянство, как неразрешенне свободной продажи хлеба. Гербель был мнения, что хлеб при свободной продаже свободно притекал бы и в общем не вздорожал бы. За отмену монополии с ослаблением немецкого влияния ухватились, но было поздно; восстание уже началось, а немцам было безразлично, так как все равно они хлеба не могли уже требовать. По моему возвращении из Германии все эти вопросы, и земельный, и промышленный, и эта проклятая монополия, занимали все мое время. С начала сентября я начал думать, что действительно дело пойдет на лад. Помню, что 24 октября я праздновал 6 месяцев Гетманства, помню, в каком радужном настроении я был, и казалось, дела складывались хорошо. У меня был ужин, на который были приглашены все участники апрельского переворота. После ужина мы фотографировались. Я потом разглядывал фотографии. Кто только не участвовал в перевороте, люди самых различных политических партий, самых разнообразных профессий и социального положения.
Во внешнем политическом отношении дела Украины были блестящими. Мы готовили миссии для посылки их в нейтральные страны, и если можно, то и к Entente-е для того, чтобы указать этим державам на нашу деятельность и работу. Я действительно в то время верил, что освобождение России произойдет при помощи Entente-ы и из Украины. Мы представляли из себя, несмотря ни на какие существующие у нас дрязги и раздоры, изо дня в день теряющие свою остроту – вполне обоснованное государство с налаживающимся правительственным аппаратом. Наши друзья и наши враги смотрели на нас как на серьезный фактор в мировых событиях. Да это и не было преувеличением. Несомненно, что в новейшей истории человечества, после поражения Германии и начала ее революции, событием является крушение Гетманства, которое, с одной стороны, убило на многие годы, если не навсегда, Украину, но, с другой стороны, уничтожило у самых больших оптимистов надежду на спасение России от большевистского ига на долгое время. Я очень хотел бы видеть теперь тех русских патриотов, которые с таким остервенением терзали мое имя на всех перекрестках за ту идею Украины, которую я проповедовал, теперь вымаливающих крохи всяких подачек от иностранцев, когда раньше Украина широко раскрывала дверь всем несчастным, давала денежные субсидии всем, кто хотел помочь в борьбе с большевизмом, когда Южная, Астраханская и Северная армии и Дон требовали миллионы и миллионы и Украина никому в них не отказывала, когда Украина была накануне выступления и уже формировала свои армии из великорусских элементов для той же борьбы. Все эти жалкие люди, погубившие большое дело, забыли, что они русские, они трепетали перед Entente-ой, большинство же из них за несколько месяцев до этого раболепствовали перед немцами. Я хотел, чтобы мы спаслись, пользуясь иностранцами постольку, поскольку это было бы нам выгодно. Но я никогда не отождествлял наши интересы с интересами немцев, а они, эти люди, всецело восприняли точку зрения Entente-ы. Я понимаю, что представители гордых наций-победителей теперь их презирают. Я их тоже презираю.