Конечно, потом от руки пришлось засеять вспаханное нами поле. И тут начались мучения, пойдет ли дождь или нет. Дождик пошел, и радость была великая, когда появились первые ряды. Хлеб уродил. Мы молотили его цепами, а затем свезли на волах урожай к дедушке, причем торговались с ним за цену, что его очень забавляло.
Дед нас обожал и очень баловал. Но все его подарки имели всегда определенную воспитательную цель. Конечно, для нас одним из самых приятных подарков было, когда в один прекрасный день, мне было тогда 6 лет, к крыльцу дома подвели две оседланные лошадки, одна для моего брата, другая для меня, и вот начались уроки верховой езды под руководством старого кавалериста татарина Маргищана. Мой Щеглик был прекрасный пони. Он жил неимоверно долго и умер на пенсии в Тростянце, когда я уже был офицером. Жизнь в Тростянце того времени оставила во мне воспоминания и другого характера, тогда еще не был изъят старый патриархальный уклад жизни, крепостное право было уже давно уничтожено, но весь уклад жизни и взаимоотношения людей были еще старые. Лет десять спустя и следа не осталось от всего этого. Основной чертой этих взаимоотношений, особенно между помещиком и окружающим народонаселением, была удивительная простота и какая-то близость друг другу. В этом отношении я часто вспоминал впоследствии манеру деда моего говорить с простыми людьми и ответы последних. В смысле простоты жизни могу указать на факт, который впоследствии меня удивлял: на всю громадную Тростянецкую усадьбу был один сторож Иван Коршун, старый солдат, участник Крымской войны. Наружные двери в домах на ночь вряд ли запирались, и я никогда не слыхал, чтобы что-либо произошло вроде всех тех безобразий, которые были впоследствии, с одной стороны, присутствие в имениях стражников в лице каких-нибудь кавказцев, с другой, воровство и поджоги и т. п.
Тростянец, благодаря деду, являлся центром местной жизни. Каждый четверг к обеду в 2 часа дня съезжались все окрестные помещики, и крупные, и малые. Мы, дети, на этих обедах тоже присутствовали и всей душой ненавидели их, так как сидение за столом затягивалось на долгое время, а мы скучали. Но теперь, вспоминая типы помещиков, которые появлялись на эти собрания, мне все это кажется занятным. После обеда садились в гостиной и решали все местные дела; тогда земское дело было еще что-то новым, и все с увлечением спорили, некоторые сочувствуя земским начинаниям, другие находя, что раньше было лучше.
Из важных панов вспоминаю Григория Павловича Галагана, члена Государственного Совета, обладателя громадных имений и величественной усадьбы в 12 верстах от Тростянца – Сокиренец.