— Почему? Куда же ты пойдешь?
— А куда-то далеко отсюда. Пойду в специальную школу, туда только особенных берут.
Он от счастья хлопает себя по ширинке, потом скручивает меня боксерским захватом, зажимает мне нос. Я не вырываюсь, потому как он запросто может свернуть мне шею.
Он даже не в курсе, что «специальная» — это для совсем тупых. Блин! А я думал, что он и дальше будет меня защищать, как в Святом Кресте. Теперь я останусь в Габе совсем один.
Пердун меня выпускает, мы подходим кдороге, ждем, когда машины остановятся.
— Я тебя кое-чему научу, что можно сделать в Габе, — сообщает он. — Ребята постарше рассказывали на улице про все тамошние приколы, а я слушал.
Поймав зазор между машинами, мы перебегаем через Крумлин-роуд к входу в церковь Святого Креста.
— Только чтоб получилось, нужен товарищ, — говорит Пердун. — Он подходит к кому-нибудь и такой: «Иди к Доннели и спроси, как там у его бабушки с вязанием». Ну, этот к тебе подходит и такой: «Доннелли, как там у твоей бабушки с вязанием?» А ты ему так, на полном серьезе: «А у меня бабушка безрукая». — Тут он и обосрался, потому что решил, что ты его сейчас уроешь. Класс, да? — Он сам не свой от счастья.
— Обалдеть, — отвечаю, улыбаясь через силу.
По-моему, только очень плохой человек будет так поступать. Похоже, Святой Габриэль — тот же Святой Крест, только в миллион раз хуже. Надо бы это выяснить у Пэдди. Придется поговорить с ним поласковее. Чтоб я провалился.
Церковь у нас здоровущая. Огромные серые кирпичи, лестница, ведущая вверх, к двум высоким шпилям. Снаружи стоят дядьки, курят, держат младенцев на руках. Изобразил, что у тебя младенец плачет, — и все, можешь идти курить. Мы с Пердуном брызгаем на себя святой водой из купели — без этого не войдешь — и проталкиваемся сквозь опоздавших, которые топчутся у входа.
Месса уже идет, а мы шагаем по центральному проходу, отыскивая Ма с Мелкой Мэгги. Я прямо как на подиуме. Знаю, что все на меня уставились. Я на них не смотрю, но чувствую их зависть, смешанную с восхищением тем, какой я крутой и стильный.
Пихаю Пердуна на мамину скамью, все подвигаются. Ма сощуривает глаза и сигнализирует мне: «Ты опозорил меня на всю церковь. Ну, ты за это ответишь!»
У нашего нового священника такой тихий голос, что, поди разбери, о чем он там гундит. Пэдди говорит, он голубой, но разве такое бывает? Пэдди, видимо, так решил, потому что священники ходят в рясах, похожих на платья. И мальчишкам-служкам тоже приходится напяливать рясы. Я скорее сдохну, чем такое надену. Слопаю собственные глазные яблоки, пропитанные крахмалом. Это все равно, что ходить по городу в футболке с надписью: «НАБЕЙТЕ МНЕ МОРДУ, ПОЖАЛУЙСТА».