— Цел? — спрашиваю.
— Нога. — Он держится за нее, перекатываясь на спине. — На говне поскользнулся!
Я смеюсь. Здесь ни за что не скажешь, собачье оно или человеческое.
— Пошли.
Я хватаю его за руку, чтобы помочь встать. Он с силой дергает мою руку, я падаю лицом вниз, а он прыгает мне на спину, пришпилив к земле.
— Слазь! — кричу. — Отпусти!
Пытаюсь вырваться, понимаю, что он трется об меня своим дружком, и сразу перестаю. Он трется о мою задницу. Чувствую, как у него твердеет. Лицо не опустить — там битое стекло.
— Нравится, да? — шепчет он мне в ухо.
— Если я лицо порежу, Пэдди тебя прикончит.
Он прекращает. Вжимается в меня со всей силы, потом спрыгивает.
Я смотрю: он упирается ступней в колено, пытается удержать равновесие на другой ноге. Можно подумать, ничего не случилось. Что мы тут занимались обычным делом. Может, для педика оно и обычное. Я встаю, обхожу его, дальше иду к дверям, а он палочкой от леденца счищает говно с подошвы.
Что-то влетает мне в ногу, он ржет. Оборачиваюсь — у ног лежит палочка от леденца, измазанная в говне.
— Что за мерзкая гадость, — говорю я, осматривая штанину.
— «Мерзька гядось!» — передразнивает он девчоночьим голосом — руки у него болтаются, точно переломанные в запястьях. Подходит ближе, походка не то как у тетки на каблуках, не то как у лошади. — Ты, педик, — цедит он, лицо перекошено от ненависти, — давай, вали отсюда к мамочке!
Я бегу через калитку на пустырь, а он что-то кричит вслед.
«Педик» — то же, что «голубой», но еще обиднее. Всякий раз, как я иду играть с мальчишками, меня рано или поздно так обзывают. И вот уж теперь он точно меня сделал, потому что «педик» — это самое скверное, что можно сказать мальчику. Впрочем, есть одна штука и похуже.
Останавливаюсь, гляжу через пустырь. Вон он, ржет на другом конце.
— Моя-то мама, по крайней мере, дома! — ору. — Потому как она не шлюха и не торчит под Часами Альберта!
Несусь назад к Яичному полю так, будто задницу подпалили.
— Я тя замочу. Чесслово! — доносится до меня его крик. — Дождешься!
Я знаю, надо было попридержать язык, но ведь он первый начал. Начал говорить мне гадости. Ая в ответ, как положено, только хуже. Чтобы взять верх.
Пробегаю мимо Поля, мимо девчонок у столба, но даже не оборачиваюсь.
Я знаю, как оно будет в Святом Габриэле: как и в Святом Кресте, только мальчишки там здоровее и противнее, а Пердун меня уже не защитит. Смогу я сделать вид, что я такой же, как они? Блестяще играть свою роль, пока не уеду в Америку? Не, на это мне таланта не хватит. Нужно отсюда спасаться.