Солдат смотрит на Ма и даже улыбается ей, типа «шла бы ты, лапуля». Не надо так, миссис — моя Ма — Доннелли. Ма закидывает голову, схаркивает и плюет ему прямо в рожу.
На миг все останавливается, как будто время застыло. Чары развеиваются, когда тетки хватают Ма и волокут в сторону. «Копы — эсэсовцы!» — выпевают женщины, будто страшные мужики на футбольном матче.
— А чего это значит? — спрашиваю.
— Эсэсовцы — это фашисты, — объясняет Моль.
— Так, зачистить улицу! — орет Бастер.
— Сволота английская! — орет Моль.
— Разошлись, падлы! — орет Бастер в мегафон. — Очистить улицу. Здесь может быть бомба.
Солдаты расталкивают толпу прикладами.
— Где мои дети? — Ма оглядывается, ищет нас, а я прямо здесь, перед ней.
— Тут они, мамуль, — говорит Моль.
— Отведи обоих за стену! — приказывает Ма.
Моль берет нас с Мэгги за руки. Ма остается с тетками.
— А как же Киллер? — спрашиваю.
— Сказано — ждать здесь, — говорит Моль.
— Нельзя его там оставлять, если бомба, — предупреждаю я.
— Нет никакой бомбы, — говорит она. — Господи, Микки, ты когда поумнеешь?
— Давайте, двигайтесь! — Здоровенный солдат отгоняет нас от стены. Ма видит и бежит к нему.
— Куда двигаться? — спрашивает она, но уже нестрашно. — Пустите нас лучше назад, по домам.
Солдат толкает Ма. На этот раз Мэри ничего не делает.
— Ишь, какой ты у нас храбрый, сучонок! — разоряется Ма. — Шел бы ты откуда пришел, падла черно-рожая!
А он и правда черный. Я думал, у него тоже вакса на физиономии, как у всех этих «Черно-белых менестрелей». А этот действительно черный. Первый раз в жизни вижу чернокожего.
Как так может быть, чтобы чернокожие были в нашей войне на стороне бритов? Я вот всегда был на их стороне. А теперь я их ненавижу. Бритские подпевалы. Не будет им больше никакой рисовой каши в банках. Никому нельзя доверять. Пусть бы лучше сами ехали и помогали своим братьям в Африке. После того, что англичане вытворяли с ними в фильмах, такого просто не может быть.
Бриты расталкивают нас прикладами, и мы движемся, как бараны в этой идиотской телепрограмме.
— В конец улицы. Идем, — говорит Ма и шагает первой.
— Погоди, Ма, а с Киллером-то как? — спрашиваю.
— А ему придется остаться здесь, сынок. Мы не можем привести его к чужим людям.
— Но, мамуль!
— Так, хватит! Я и без тебя на пределе! — рявкает Ма.
— Помолчи, Микки, — просит Моль. Она меня обычно не гнобит, поэтому я замолкаю. Мелкая так стиснула мне руку, что даже больно. Интересно, Пэдди продолжают мутузить?
Все мы, которые с Гавана-стрит, идем вместе. Дети в пижамах или в одних штанишках, нас подталкивают, мы выходим на Джамайка-стрит. На ней полно женщин. Они перекрикиваются.