— Ты должен идти прямо сейчас. Он хочет тебя видеть, — говорит Ма.
— А что ты ему сказала?
— Точно то же, что и тебе. Никто из них к тебе не сунется, это до них дошло. Ты знаешь, кто он такой?
— Да, — отвечает.
— Он здесь всем распоряжается. И если кто из них на тебя хоть одним глазом посмотрит, говори мне, — продолжает Ма.
— Хорошо, мама.
— И даже не думай, что я тут шутки шучу! — рявкает Ма. — Чем ты там раньше занимался, я даже знать не желаю. Все, закрыто.
— Хорошо. С ним я могу и не встречаться. Я тебе верю, — говорит Пэдди.
— Нет, уж ты сходи туда, пусть он тебе сам скажет, чтобы дошло.
Движение. Я бегу через гостиную и ударяюсь коленом о ручку папаниного кресла.
— У-у-у-уй! — ору я и от боли скачу по комнате.
— Придурок, — говорит Пэдди, стягивая футбольный свитер.
Я перестаю скакать, потому что у него по всему телу ссадины и желтые пятна — следы синяков. Он бежит наверх. Я ковыляю к двери.
— Ты это куда собрался? — спрашивает Ма.
— Наверх, одеваться, — отвечаю.
Мэгги проскальзывает мимо вверх по лестнице — не хочет оказаться на линии огня. Да, сегодня она показала, какова на самом деле. Я с ней еще поквитаюсь.
— Джози? — Голос от крыльца. Это тетя Катлин.
— Тут я, Катлин! — отвечает Ма.
Тетя Катлин входит.
— Чего у тебя стряслось?
— Ничего, — отвечает Ма, пытаясь спрятать лицо.
— Джози. Повернись. — Тетя Катлин смотрит на синяку нее под глазом — там, где ее ударила дверь. — Ты поэтому не вышла на работу?
Ма отворачивается.
— Иди наверх, Микки, — подталкивает меня Ма. — Ступай. Нам с тетей Катлин надо поговорить. И сиди там, понял? Ты уже и так здорово набедокурил.
Хочется спросить, можно ли взять с собой Киллера, но я боюсь, что Ма меня за это придушит. Ладно, где прячется эта штучка Мэгги, которую я сейчас убью?
— Она вообще обалденная. Я б ее поимел.
— Да ты, небось, и тискаться еще не научился.
— Нет, научился.
Знаю, про кого они говорят. Про мою Мартину.
Сзади напирают, сминая очередь. Никогда они туда не пройдут. Таким никто делать одолжений не будет. Я в последних рядах, но не из последних.
— Тискаться все умеют. Мне не восемь лет, — долетает от этих.
Лично я не умею. Я знаю, что это вроде как целоваться с открытым ртом. Да какая разница? Меня сейчас совсем другое интересует.
— Живее давайте! — восклицаю.
Скоро начнется. А мы еще даже не знаем, что именно.
— Микки, тискаться — это как? — спрашивает Мэгги.
— Маленькая ты еще, — шепчу я ей.
— Что-то нехорошее, да? А когда сам узнаешь, мне скажешь?
— Конечно, как всегда, — говорю я, кивая, и упираю руки в бока, мол: «Ну вот, опять». Не знаю пока, не рановато ли ей еще. Я, в конце концов, ее старший брат.