Как-то днем мы с Наташей бродили вдоль моря и сели у низкой стенки с подветренной стороны. Насколько хватало глаз, море было покрыто маленькими белыми барашками. Волны, разбиваясь о берег, перекатывали гальку туда и обратно. Я думала о том, что мы приехали сюда, на край России. Дальше, за этой передвигающейся галькой, находилась черта, откуда нет возврата, и начинался другой мир, который представлялся мне холодным и враждебным.
В отличие от родителей, которые думали, что позже мы сможем вернуться в Россию, у меня было предчувствие, что если мы уедем, то больше никогда не вернемся.
Наконец такие долгожданные паспорта были выданы. Из Феодосии можно было отправиться в Константинополь или в Варну, в Болгарию. Первый корабль, который отправлялся, шел в Константинополь. Мы решили сесть на него.
Накануне нашего отъезда мама велела мне приготовить еду в дорогу. Я решила купить яйца и копченое сало и принялась варить яйца вкрутую. Я сидела на корточках перед огнем, который не хотел заниматься. Я закашлялась от дыма, и глаза мои наполнились слезами. Итак, уезжаем. Я думала обо всех друзьях, которые останутся в ужасной буре, которая гуляла по России.
Был такой дефицит всех товаров, что даже ношеную одежду покупали за большую цену. Мы остались без денег и решили продать наши пальто; они были в таком плохом состоянии, что мы не хотели их хранить, тем более что мы направлялись на юг и думали, что больше они нам не понадобятся. Во второй половине дня пекарь из нашего квартала пришел их купить. Мы долго торговались, и наконец он дал нам хорошую цену и пообещал еще две большие буханки хлеба для поездки. Он велел нам забрать их прямо из пекарни, даже если там будет очередь.
Вечером я пошла туда. Возле магазина было много людей, но мне все же удалось проникнуть внутрь, сказав, что я пришла к пекарю по личному делу. Я прошла в дверь сквозь протестующую очередь. В этот момент пекарь заметил меня и вышел, чтобы отдать мне хлеб, добавив большой крендель. Люди не хотели выпускать меня, ругали, пытаясь отнять хлеб. Кто-то схватил меня за юбку. Я вырвалась изо всех сил и бросилась бежать, обхватив хлеб руками. Мне было стыдно. Там были бедные старики, часами стоявшие в очереди, надеясь добыть хлеб.
Дома уже были готовы чемоданы. Вечером мы, как всегда, легли спать на голый пол. Я привыкла к этому и обычно засыпала довольно быстро. Но в этот вечер мысль о нашем отъезде не давала уснуть.
Перед моим воображением прошли все те, кого я любила и кого никогда не увижу вновь: моя дорогая Василиса, Лиза, моя первая подруга, тетя Женя, Митрофан Петрович, Костя, который открыл мне глаза на огромный мир и заставил полюбить Россию глубокой любовью, Маруся, Соня, которой я обязана лучезарными летними днями, Анюта, такая достойная в своем несчастье. Вот моя дорогая Матреша, глубоким голосом читающая мои сочинения. Вот лицеисты, столь увлеченные идеалом свободы, с их пламенной верой в возрождение русской общественной жизни, почти все умершие в ходе первой и страшной «ледяной кампании» в рядах добровольцев.