— Тебе, тебе. Ты же у нас жених некоторым образом...
— Я спрашиваю вас, Василий Федосеевич, — голос регистраторши звенел металлом и решительностью, — согласны ли вы, чтобы Надежда Николаевна стала вашей женой?
— Да, — ответил Загадарчук. И тотчас же ослепительная вспышка блица ударила по его покрасневшим глазам.
Загсовский фотограф по сигналу отца начал делать снимки. И этот всплеск безжалостного, безжизненного света вновь вернул его мыслями туда, на несколько часов назад, на площадку.
Он только мельком взглянул на часы. Было два ночи. Где-то там, за серыми коробками зданий с потухшими глазницами окон, за плотной листвой днепровских парков уже начинало светлеть небо, пробивая дорогу новому дню. Город спал. И предутренний сон его был, наверное, самым чутким. Но об этом Василий подумал через минуту, когда сначала заворчал, словно просыпаясь, движок походной электростанции, подключенный к машине, а потом загудел, набирая обороты. И этот медный бас уже подхватили ущелья окрестных улиц, усиливая его многократно. В окнах ближних домов тревожно вспыхнули люстры.
Стрелка на панели пошла вправо. Машина приняла ток. Василий оглянулся на стоящего рядом Кучука-Яценко. Тот нетерпеливо, словно подбадривая, слегка толкнул в спину: «Ну не тяни же! Давай!» Загадарчук нажал левую кнопку на панели управления, дал энергию ходовой части. И направляющие валики, еще секунду назад безжизненно сложенные, вдруг разошлись и словно уперлись в края массивного жерла, начали вращаться, втягивая за собой огромную тушу машины в черное, будто орудийный ствол, чрево трубы.
Сначала Василий даже испугался: в уверенный басовитый вой двигателя вдруг вплелся какой-то иной, незнакомый, скрежещущий холодный звук. Он с тревогой посмотрел в сторону электростанции. Но механик лишь удовлетворенно кивнул и показал большой палец. И тогда Загадарчук понял: это был скрежет ползущей вперед работающей машины, многократно усиленный стальной трубой. Машина упрямо двигалась, будто вплывая в трубу. Уже скрылась головная часть, уже вполз наполовину отсек с двигателем, прикрытым кожухом с круглыми отверстиями-иллюминаторами. Секунды, и к краю трубы подошло сварочное устройство. Машина остановилась. Наступало главное...
Почти не глядя, словно проделывал это неоднократно, Василий нажал среднюю кнопку на панели управления. И тогда поднялись «башмаки» — литые бруски сверхпрочного металла, отжатые гидравликой, уперлись в кромки жерла основной трубы и ее небольшого кольца — отрезка (обичайки), выровняли их, отцентровали, плотно сдвинули вместе — край в край.