Когда на совещании в дирекции Шелягин услышал, что им придется делать еще установку для международного эксперимента, он не испытал никакой радости. Даже не обратил внимания на слова академика: «Кое-кому придется попутешествовать во Францию». Слишком захватила тогда «Зарница». Он и так не был нынче на опытном заводе, поехал кто-то другой. А вчера на токарном участке вышла заминка.
И пока они переходили дорогу от главного корпуса к себе, пропуская поток машин, Владимир был замкнут, отдавшись текущим заботам. Вывел его из этого состояния Олег Назаренко:
— Старик, я гляжу, ты невесел. А у тебя впереди Париж! Тулуза! Тебя не радует, что ты, может статься, будешь попирать своими длинными ногами древние плиты Европы?
— А чему радоваться? Призрачной поездке? Когда она еще будет! Да и состоится ли? Ведь установку французы просят почти в пять раз мощнее, а веса дают с гулькин нос. Наплачемся мы с этим «Араксом».
— Ничего! Почти по Генриху IV: Париж стоит «Аракса».
— Генриху было проще. Принял причастие, и все. А тут ломай голову. «Зарницу» еще не спихнули, а уже новое...
— Но работа-то какая! Захватит с головой.
— То-то, что с головой. Знаю я это. На себя ни минуты не останется, как в последние два года.
— Володька! Ты же король малогабаритных источников питания. И Париж, бесспорно, откроет тебе ворота.
В тот же день к вечеру после долгих споров, взаимных насмешек и упреков Шелягин и другие авторы будущего «Аракса» разделили по справедливости вес предполагаемой установки. Всего восемьдесят килограммов досталось группе Владимира. Спор был окончен, начиналась работа...
Отныне жизнь лаборатории пошла как бы в двух слоях. Их мысли, споры, ночные бдения — все, что наполняло жизнь последние два года, уже обретало плоть, воплощаясь в металл. У них была только уверенность, что аппарат должен работать, что принцип, заложенный в нем, верен. Но не было никаких доказательств, поскольку не существовало еще и самого аппарата. А они уже начали разработку новой установки, более мощной. И как-то само собой, еще не родившись, не показав себя, «Зарница» перешла из разряда будущих дел даже не в настоящие, а сразу в прошлые, став всего лишь первым этапом большой и перспективной работы.
Теперь две папки лежали на его рабочем столе. Одна, пухлая, — слева. В ней было собрано все, что относилось к «Зарнице». Вторая, справа, была еще очень худосочной. В ней пока было несколько листков первых набросков схем, общих расчетов. Единственное, что сделал Шелягин сразу, как только закончились стендовые испытания по «Зарнице», — это переложил во вторую папку листок с перечнем предполагаемых причин отказа установки. Кто знает, как развернутся события! Теперь он всегда носил в кармане пиджака два рабочих блокнота. Один быстро заполнялся торопливыми пометками — «Зарница» выходила на финишную прямую. Листки второго в большинстве своем пока что оставались девственно чистыми.