Е. Г. Гнесина
О моем отце115
Все мои воспоминания – это память девочки до 16 лет.
Самое главное воспоминание – это папино пение. В детстве он для меня сочинял всякие детские песенки. Сначала, действительно, для того, чтобы я засыпала. Потом это стало ритуалом. Можно было капризничать, можно было шуметь, можно было оттягивать время, чтобы не заснуть до того самого момента, пока папа не садился за рояль и не пел. Этим заканчивался день. Дальше можно было спать, не спать, притворяться – это было уже моё дело, но уже ни единого слова говорить было нельзя. Папа свою задачу передо мной выполнил. Так было всегда, я не помню, чтобы был пропущен хотя бы один день. Это был обязательный ритуал. Дома в моём детстве он пел много и часто.
Но последние годы папа почти не пел. Когда он выступал, то страшно волновался. Всё в доме переворачивалось. Он надевал свой старый, синий бостоновый костюм, который, конечно, в это время вышел из моды. Я раза три в детстве слышала эти выступления. Мне они нравились намного меньше, чем выступления, которые были дома. По-видимому, от волнения он был более зажат. Некоторые выступления были, например, у мамы на работе по какому-то там случаю. Там он себя чувствовал в такой небольшой компании легче, пел больше и с большим удовольствием. Весной часто, когда бывали открыты окна, и он пел, то со всего двора (у нас двор был замкнутый), из всех окон раздавались аплодисменты. И вот эта невидимая им публика, она ему, пожалуй, доставляла самое большое удовольствие. Он был всё-таки, наверное, камерный певец. Пел он и дома, по каким-то праздникам, когда ко мне или к маме приходили гости. Приходили редко, обычно на большие праздники, в основном на мои именины, Рождество и мамин день рождения. Это все совпадало: 6 января мои именины, 7-го – Рождество, 8-го – мамин день рождения. Вот тогда папа всегда пел. Обычно в его комнате гасился свет, он садился за рояль: любимая его поза – руки на рояль, голова откинута, глаза закрыты. Рояль стоял около самой двери в столовую, где все сидели за столом. Пел он не для нас. Он пел для кого-то из той давней жизни, которая у него самого осталась как самое светлое воспоминание, он пел кому-то там в далёкой Италии. И ему не хотелось даже нас видеть, чтобы не переключаться к действительности.