– Что же потянуло тебя к такой работе? – спрашивал старик. – Если ты не боялся чужой страны и возможности погибнуть в ней, – значит, что-нибудь привязывало тебя к ней?.. Что же?..
– Как что?.. Да ведь именно сознанье, что это совсем не чужая мне страна, – притягивало меня сюда… Мне казалось, что родина моя именно здесь, и только здесь… И вправду, – с первых же шагов меня встретили ласковые взоры, дружеская помощь… И поверьте мне, Джиакомо, – если я уйду отсюда снова в другие страны, потому что есть во мне неспокойная кровь скитальца, то всё-таки душа моя останется здесь, и где бы я ни был, – мечта моя всегда будет связана с Италией.
Мы ещё долго болтали; потом, после еды и отдыха, пошли на море; здесь я учился вязать сети, чинить невод; и, выплыв в глубину залива, я смотрел, как ловят тунцов и мелкую сардину.
На другой день, после двух часов, я снова отправился в деревню, но не надолго, так как был занят в театре репетицией… Шли «Женские сплетни» Гольдони, где я изображал мальчишку Мерлино, – роль со словами, которые надо было выучить назубок, с правильным произношением и чисто итальянской подвижностью…
Опять на спектакле были Джиакомо с семьёй и с друзьями; все они остались мной очень довольны, а старик предложил мне проводить их и переночевать у них.
Для меня за перегородкой устроили постель. После долгой ходьбы я сладко и крепко уснул, а наутро, проснувшись от яркого солнца и слыша где-то близ себя мягкий, певучий голос, я решил повернуть рычаг жизни в другую сторону, и остаться здесь.
Я отправился в море с рыбаками… Как-то улучилась свободная минута, и я откровенно сознался Джиакомо, что хотел бы остаться у него…
– Что же, значит – ты любишь дочку?
– Не знаю, так ли люблю, как у вас любят и как у вас понимают, – но и она мне дорога, и вся жизнь ваша дорога мне и кажется мне той самой, о которой я мечтал.
– Ну, что же, оставайся!.. Подойдёшь нам – хорошо; не подойдёшь – сам увидишь и оставишь нас! – воскликнул старик и поцеловал меня. – Что Мелитта о тебе думает – я знаю, хоть она и молчит… Ты работник, а я таких люблю. Научишься работать с нами, – и нам веселее станет, и твоей любви будет слаще…
В тот же вечер я в последний раз сыграл в комической труппе. Получив сотенную бумажку, я забрал свои немногие пожитки из гостиницы и вместе с Джиакомо отправился в лодке к ним домой. Сидя рядом с Мелиттой, я пел… И первый раз в жизни почувствовал, что родина человека – там, где родилась его любовь.
Благодаря пению и дружбе со старым уважаемым Джиакомо, у меня было широкое знакомство среди рыбаков и вообще прибрежных жителей. Отношения были ровные со всеми, и мне казалось, что раз у меня не может быть недоброжелателей, то и вся жизнь моя здесь протечёт мирно и беспечно. Однако, я ошибался. Нередко, среди всяких разговоров, Джиакомо предостерегал меня от посещений без него таверн, где, среди случайных знакомств, от дружной попойки до ножевой драки один шаг и где, по его словам, каморристы могли впутать меня в самую неприятную историю.