. Письмо Сонечке
>2 передал, а альбом еще нет, п<отому> ч<то> зашел к ним из другого места, нечаянно, не захватив альбом. Подарку Вашему и письму Соня страшно рада. Оч<ень> довольна и О<льга> К<онстантинов>на. – Дети оч<ень> поразили меня той трогательностью, с к<оторой> относятся они к памяти Андрея Львовича. Я сидел около постели больной (печенью) Сони, Илюша обнимал меня, и разговоров только и было что об А<ндрее> Л<ьвови>че. Мне показали, как реликвии, все вещи, вывезенные из Петрограда: орла на белом мраморе, ручку с пером Ан<дрея> Л<ьвови>ча, чинилку для карандашей, зеркало, а также предсмертные его подарки: двое золотых часов. На мраморе Илюша хранит каплю стеарина, п<отому> ч<то> «ее, наверное, капнул папа». Ручка с грязным пером завернута в бумажку и не употребляется. На чинилке – следы зеленых карандашей, которыми, по словам Илюши, последнее время пользовался его отец. Илюша не хочет стирать этот след, для чего отвинтит ножичек, запачканный зеленым, будет хранить его, а для своего употребления привинтит новый. Рассказали также мне дети, что есть у них старое седло, которым когда-то Ан<дрей> Л<ьвови>ч пользовался, будучи сам мальчиком и которое потом подарил Илье; они при жизни отца хотели продать это седло,
«но теперь, конечно, продавать этого седла нельзя», – добавил серьезно и просто Илюша. В свою очередь я должен был рассказать детям, как я ездил к А<ндрею> Л<ьвовичу> в Топтыково, о чем мы там говорили, что делали, в какой комнате я спал и т. д. Внимание их было совершенно исключительное. Подробно и с живым интересом расспрашивали они меня и про Ясную Поляну, которую они очень любят.
Между прочим, передали они мне, что в Ясной Поляне, в павильоне, есть чей-то неоконченный портрет Ан<дрея> Л<ьвови>ча. (Я сам видел этот портрет.) Так, оказывается, когда они живали в Ясной, маленькие, то оба, Соня и Илюша, тайком бегали к павильону и в окошко смотрели на портрет отца… Они спрашивали, лежит ли портрет по-прежнему в павильоне, и я по глазам их видел, что им оч<ень> хочется взять портрет из пыли и повесить его у себя на стене. Если б это можно было как-нибудь устроить, дети, наверное, были бы счастливы.
Альбом же отнесу Соне не сегодня-завтра и, вероятно, после этого она сама будет писать Вам.
У Серг<ея> Л<ьвови>ча спрашивал о Румянц<евском> музее. Он сказал, что был там и обо всем Вам напишет.
Сегодня у Муравьева – совещание подсудимых и некоторых свидетелей.
Видел наше воззвание на немецком и английском языках. На французском тоже есть, но у Трегубова, с к<оторым> я еще не встречался.