Брат мой до того увлекается кооперацией в большом селе Владимирской губ., что даже на наш процесс идти не хочет. К тому же он держит государ<ственный> экзамен и оч<ень> занят.
Остановился у брата в Космодемьяновском пер., но адрес мой (на всякий случай) – на Бол. Алексеевскую.
Дима Чертков вчера заболел. Приехал Г. М. Беркенгейм и нашел, что у него брюшной тиф, – надо надеяться, однако, что в легкой форме.
Не откажите в любезности, Софья Андреевна, сообщить Татьяне Львовне следующее. Я справлялся в в<оенно>-о<кружном> суде, может ли Т<атьяна> Л<ьвов>на приехать на второй или на третий день нашего процесса. Мне сказали, что может. С формальной же стороны полагается обставить это так. Следует об этом известить председателя суда телеграммой, а явившись, представить свидетельство врача о причине запоздания – болезни.
Вот пока все, что я, как добросовестная газета, могу сообщить Вам. Когда начнется процесс, буду извещать Вас о ходе дела.
Пока всего хорошего! Главное будьте здоровы. Мой сердечный привет Льву Львовичу, Татьяне Львовне, Антонине Тихоновне, мисс Уэллс.
Целую мою бывшую ученицу>3. Как-то ее дорогое здоровье?
Ваш Вал. Булгаков
P. S. Забыл написать. Сергей Львович просил передать Вам, что было бы нужно и хорошо, по его мнению, послать Грузинскому 2-е издание Писем Льва Николаевича к Вам>4.
Извините, пожалуйста, что в этом письме я сделал столько помарок.
В. Б.
56. С. А. Толстая – В. Ф. Булгакову
17 марта 1916 г. Ясная Поляна
17 марта 1916 г. Ясная Поляна
Дорогой Валентин Федорович, получила сегодня ваше длинное и очень интересное для меня письмо. Об отношении моих внуков к памяти Андрюши, их отца, я не могла без слез читать, и вызвало во мне уважение и любовь к Ольге, их матери. Несмотря на то горе, которое причинил ей поступок Андрюши по отношению к его первой семье, она не только не нарушила любви детей к отцу, а воспитала их в этом чувстве. И это так хорошо!
Портрет Андрюши, написанный, но не конченный художником Орловым, лежал на шкапу в комнате Антонины Тихоновны. Он немного попорчен, прорван в двух местах. Я свезу его в Москву, когда поеду, и дам реставрировать и куплю раму. Детям не отдам пока; пусть будет в Ясной Поляне, где уже много фамильных портретов. Теперь мне особенно дорог портрет Андрюши. Думала ли я, что переживу его.
У нас все по-старому; по вечерам с Левой и Ант<ониной> Тих<оновно>й читаем книгу «К жизни» Мильфорда. Из дому не выхожу, так скользко, что падаю; снегу еще много, езда невозможна ни на чем, глубокие просовы, вода в низах, и пасмурно, скучно! В Москве в это время года лучше: сухо и больше похоже на весну, а у нас мрачно. Да мне теперь и везде мрачно.