ржи. И все напрасно – только и простудилась и жду, что когда люди придут обедать, а хлеба нет, они взбунтуются и нападут на меня.
Слышали ли вы о том, как нас грабили? Сначала залезли в погреба и унесли, что могли. Потом залезли в дом, сломали сундуки, опрокинули их и повытаскали, что успели. Наконец, более 300 человек три дня грабили яблочный сад, трясли и ломали деревья, накладывали яблоки в телеги и куда-то везли. Противно было видеть эти озверевшие лица, этих девок и детей, обратившихся в каких-то жадных, хищных существ. Дважды вызывали мы из Тулы солдат и охрану. Обещали и солгали – никого не прислали. Жаль особенно, что поломали и попортили деревья. Зло непоправимое.
На этих днях на шоссе около моста появилась шайка грабителей: милиционеры стреляли, убили двух или трех, пока еще не знаю, людей из этой шайки. Страшно стало и ездить, и гулять – да и просто жить! В городах, говорят, еще хуже. Какая ирония называть свободой теперешнее положение в России. Одна старая крестьянка подошла ко мне и говорит: «Ваше Сиятельство, голубушка, скажите, скоро ли с нас снимут эту проклятую свободу?» уж именно «проклятую». Цензуру ввели, смертную казнь ввели, есть нечего, арестуют мальчишки, кого хотят, и проч. и проч. Долго так продолжаться не может!.. Простите, что на вас переношу письменно то уныние и тревогу, которые постоянно испытываю. Хотела только поблагодарить вас за письмо и добрые пожеланья, а вышло что-то вроде жалоб на судьбу, которые так теперь часто слышишь.
Так, до свиданья, Валентин Федорович. Рада буду вас повидать.
Преданная вам
С. Толстая
Вчера посетила нас Ниночка.
88. В. Ф. Булгаков – С. А. Толстой
29 сентября 1917 г. Москва
Москва, 29 сент<ября> <19>17 г.
Дорогая Софья Андреевна!
Вот я пишу Вам снова из Москвы. Здесь нашел Ваше письмо, за которое благодарю. Когда я уехал от Вас в 10 ч. вечера, мне пришлось ждать на станции до 1 ч. ночи: «Максим» запоздал. Мало того, дверцы почти всех вагонов оказались запертыми на замок, п<отому> ч<то> поезд был переполнен. Пассажиры лезли на крыши вагонов. До Тулы я ехал на лестнице, по которой взлезают на крышу вагона. В Туле солдаты, занявшие переход между вагонами, позволили мне встать вместе с ними, и так я ехал до 4 ч. утра. Ночь была лунная и холодная. Я замерз. Кто-то вышел с битком набитой внутренней площадки вагона, и я перебрался туда, причем все время, до самой Москвы, стоял на самом краю ее, у крылечка, боясь нечаянно задремать и слететь вниз… Простите, пожалуйста, что я много говорю об этом, но мне в первый раз пришлось ехать в таких условиях!..