Связь или, если можно так выразиться, даже смесь духовных и телесных явлений в жизни человека ясна каждому, даже и отвергающему ее философски, просто из повседневного опыта самонаблюдения. Эту связь или смесь трудно отвергать хотя бы только на основании того простого соображения, что человек все же духовнее животного. А раз так, то мы не решимся отрицать, что даже половой акт сам по себе протекает у человека иначе, чем у животного. Психическая сторона человеческой личности накладывает какой-то духовный отпечаток и на этот физический акт.
Принижение, оскотинение полового акта у человека возможно, но только оно идет в ногу с принижением и оскотинением данного человеческого индивидуума и в других областях его психофизического бытия. Не избегнувший первого не избежит и второго, и наоборот. Но тот, кто избегнул второго, избежит и первого. Тут – непременная связь.
Когда же пророки духовности (не материалисты!), в излишней ревности об этой духовности, стремятся вырвать всякие духовные основания из-под одного из самых сильных и, в сущности, непобедимых инстинктов человека, – то они становятся на путь опаснейшего, практического материализма и, думается мне, не тушат пожар, а только раздувают его.
Я знаю, что, например, Л. Н. Толстой собирался описать половой акт, чтобы показать его грубо-животную природу. Он об этом говорит в одном из опубликованных своих произведений. Но я знаю более. Я знаю, что в свое время он уже исполнил это намерение и описал половой акт. Я сам читал это описание в «Своде мыслей Л. Н. Толстого», составленном В. Г. Чертковым и Ф. А. Страховым, именно в отделе, посвященном половому вопросу>67.
Что же? Лев Николаевич описывает только чисто внешнюю, вещественную сторону полового акта, грубо называя все предметы и явления своими именами. Описывает так, как описал бы только монах, ненавистник плоти. Духовную, психическую сторону этого акта он обходит полным молчанием. Более того, со свойственным ему в неограниченной степени литературным уменьем, он, обязавшись дать только объективное описание, совершенно незаметными на первый взгляд дозами и приемами привносит в это описание свою собственную ненависть к описываемому и свое личное отвращение перед ним. В результате толстовское описание полового акта выглядит бесконечно грубее и материалистичнее, чем, например, научно-медицинское описание этого акта у Мантегаццы или поистине целомудренное и простодушное описание, которое мы встречаем в претенциозном, но скучноватом романе Лоуренса «Любовник леди Четтерлей».