Воспоминания о моей жизни (Кирико) - страница 141

Может показаться, что в творениях Савинио два образа мысли составляют антиномию. С одной стороны, романтизм с верой в прогресс, с другой стороны, ирония со скепсисом досократиков. На самом деле это не так: для Савинио и ирония, и скептицизм — условия спокойствия и душевного равновесия человека, который может и должен смотреть вперед с определенной верой в прогресс, с чистым сердцем, с надеждой. Таким образом, творчество Савинио — творчество, имеющее социальное, воспитательное значение, оно будит персональное сознание, взывает к человеческому достоинству, к новому, лучшему обществу.

Хотелось бы сделать заключение, подвести итог, пусть еще не апробированный временем. Успех литературного произведения, живописи, музыки не эфемерен, если он отражает, а иной раз предвосхищает потаенные смыслы общества, мира. Савинио мыслил как европеец, обладал европейским сознанием. Он был одновременно вольнодумцем-просветителем Сейченто и сегодняшним анархистом, выступающим против конформизма, какого бы рода или цвета он ни был. Кажется, не трудно понять, как его произведения в наших условиях, в нашей стране, где бесчувственность к такого рода новым голосам имеет вековую традицию, могут раздражать. Вероятно, Савинио, будучи то странным, то убедительным, старался привлечь внимание не к себе, а к тем концепциям, что имеют отношение к совершенствованию человеческой природы.

Несмотря на свои юношеские музыкальные и литературные манифесты, Савинио не был скороспелым новатором. Он был слишком глубок, созерцателен, основателен и по причине своей зрелости не мог иметь популярность в свое время.

Наследие Савинио мало-помалу найдет понимание, но случится это только тогда, когда Человечество окажется в том состоянии, которое он предвещал. Что еще остается сказать? Надеемся, что время будет благосклонно; Савинио, как уже было сказано, проявил себя во всем, даже дал толкование Смерти.

В ночь, когда Танатос принял его в свои объятья, я нашел наброски финала к его музыкальной работе, сделанные за несколько часов до смерти.

Эти слова могут служить ему эпитафией:

Это был Человек. Вы помните об этом? Прощай! Человек! Где ты? Я умер!

Нет, ты — это мы“».

Впоследствии все эти интеллектуалы, что так или иначе считались друзьями моего брата и проявили столько рвения во время похорон, пальцем о палец не ударили, не сделали ничего, чтобы представить публике работы Альберто Савинио. Вместе с тем некоторые из них, как, например, Альберто Фалви и Гоффредо Беллончи, ведут третью страницу известных ежедневных газет. Уж они-то могли бы время от времени, пусть редко, на этой третьей странице, где появляются скучнейшие, вгоняющие в сон статьи, которые никто не читает, публиковать моего брата, оставившего много неизданных работ, одна интереснее другой. Напротив, в их газетах не появилось ни единой строчки, ни единого слова, даже имя его ни разу не было упомянуто. По какой причине, вы спросите?.. Причин много, и Фаусто Бима писал об этом. Я же нахожу и с абсолютной уверенностью утверждаю, что основная причина — высокий художественный уровень и очень индивидуальный характер его работ, в силу чего они превосходят все то, что создается сегодня, и даже намного лучше того, что было создано вчера. А это вызывает раздражение, причем