Нас постоянно предупреждали, что нужно беречься беглых криминалов. Были даже сообщения о том, что их видели. Беглые криминалы были одним из самых мощных орудий Господа в борьбе с грешниками. Эти сообщения о беглецах, охотно разносимые по всей Системе, только поощряли прочих криминалов выбирать болота. А еще они очень эффективно подталкивали геенцев к соблюдению Господних заповедей. Сплошная выгода, куда ни посмотри.
В мой последний день, когда мы завтракали, из кухонного комма донеслось предупреждение о беглых рабочих. Родители обменялись взглядами, когда новостной проповедник сообщил: «Группа из пяти вооруженных и крайне опасных криминалов сбежала с удалитиевых болот и, предположительно, направляется к ИерСалему. До сих пор попытки их задержать не увенчались успехом. Всем иерсалемцам рекомендуется быть бдительными и испытывать свою совесть до тех пор, пока криминалы не будут пойманы».
Что-то в голосе новостника было более резким, чем обычно, и особенно странным казалось то, что он четко обозначил место происшествия. Я не понимал, зачем криминалам направляться сюда. Космодром, с которого они могли покинуть Геенну, был далеко от ИерСалема и в совершенно другом направлении. Неужели кто-то из нашей общины согрешил так страшно, что Господу пришлось обрушить на нас такое возмездие?
Я отмел эту мысль, поскольку в ней не было логики: если это были орудия Господа, почему нас предупреждали, а не говорили отдаться на их волю?
Учитывая минимальнейшую статистическую вероятность нашего столкновения с беглецами, мои родители были несообразно возбуждены. Отец включил мониторию, которую держал в большой комнате, и сгорбился перед ней. Выругался, что было для него нехарактерно, снова ее выключил и посмотрел на маму, качая головой.
Мама заметно дрожала. Она сказала:
– Что, Савл?
Я помню ее интонации. Это было не смятение, не удивление, даже не шок. Это было чистое отчаяние. Она немедленно поняла, что случилось и что произойдет дальше, как будто была грешницей, ожидавшей Божьего воздаяния. От ее беспомощности меня затошнило. Я никогда ее такой не видел.
Отец ответил:
– Нас нашли. Я иду в офис.
– Может, обойдется.
Он помедлил, потом сказал: «Прости меня», – вскочил и ушел.
Мама поцеловала меня, прижала к себе – тесно и надолго. Мы притворились, что она не плачет. Я не знал, что делать, поэтому помахал ей рукой на прощание и отправился в школу. Перед глазами у меня был образ распахивающейся под оркрестом ямы и выражения лиц музыкантов, из-под ног которых уходила земля.
Учебный день начался, как обычно, с молитв и исповедей. О криминалах не заговаривали. Вскоре после утренней перемены в наш класс проскользнул Гаррел и прошептал что-то учителю, который раздраженно взглянул на Пеллонхорка. Гаррел поманил Пеллонхорка, а потом, к моему удивлению, и меня. Пеллонхорк сразу пошел на выход, а я принялся выключать мониторию. Гаррел сказал: